«Нам надо целые комплексы лесов. Количеством деревьев проблему не решим»

Недавно большой резонанс, а затем даже и преступные относительно окружающей среды действия (косвенно) вызвало заявление Президента Украины Владимира Зеленского на Всеукраинском форуме «Украина 30. Экология» о цели высадить миллиард деревьев за три года. С кандидатом биологических наук, доцентом кафедры экологии, природопользования и биологии человека Житомирского государственного университета имени Ивана Франко Иваном ХОМЯКОМ разбираем, что и почему не так в благих намерениях власти.

«ЭТО ПРОСТО ФРАЗА, ВЗЯТАЯ НИОТКУДА»

— Как вы восприняли недавнюю новость, когда наш президент заявил, что они поставили «амбициозную, но достижимую цель — за 10 лет увеличить площадь лесов на 1 млн гектаров и для этого в ближайшие три года высадить 1 млрд деревьев»?

— Ну, я подумал, что возьму обещанные четыре тысячи долларов зарплаты и поеду смотреть на этот лес (Cмеется. — Авт.).

На это можно смотреть в нескольких ключах — социально-политическом, технологическом и сугубо естествоведческом.

Относительно социально-политической точки зрения, то до сих пор, по-моему, вся политика сводится к рейтингам сериала. Как будто идет какая-то телепередача, и нужно делать все, что работает на рейтинги. Изучается фокус-группа, что ей «зайдет», и, к сожалению, это работает. Если посмотреть последние соцопросы, то уже любой другой президент, несмотря на его фамилию, давно слетел бы в минус два процента, а вот он до сих пор может выиграть, если бы выборы состоялись в следующее воскресенье. Об этом можно говорить отдельно.

Любая такая амбициозная, большая цель — например, университет будущего, миллиард деревьев и так далее — это обычный популизм, за которым не стоят никакие расчеты. Число взято просто с потолка — а почему не 999 млн, почему не миллиард и три дерева? Это просто пиар-ход: людям хочется деревьев — я скажу, что мы будем сажать деревья. Если людям завтра захочется бананов по 30 копеек, то мы пообещаем, что бананы будут по 30 копеек. То есть просто изучается общественное мнение и под него вбрасываются определенные заявления. И, к сожалению, народ на это «ведется». Это социальный аспект.

«КРОМЕ АКЦИИ «ПОСАДИ ДЕРЕВО», НУЖНА ЕЩЕ АКЦИЯ «УХАЖИВАЙ ЗА ДЕРЕВЬЯМИ»

— Теперь давайте разберемся с аспектом технологическим. Во-первых, это число не фантастически велико, так как примерно (в разные годы по-разному) все лесные хозяйства Украины за три года высаживают полмиллиарда деревьев. То есть это шестилетняя норма высадки. Но — как происходит высадка? Территории лесных хозяйств делятся на определенное количество участков, где есть лес разного возраста и разного качества. То есть, если ты вырезал 100 гектаров леса на территории предприятия, то и насадил 100 гектаров леса. Таким образом, площади, залесненные в пределах территорий определенных лесных хозяйств, не меняются. Площадь, которую мы вырезали, — это и площадь, которую мы засадили. И это половина от указанного числа.

Но возникает вопрос: а где мы будем сажать вторую половину? Это вопрос интересный с юридической точки зрения, ведь каждая земля имеет владельца. И каждая земля имеет определенное назначение. Если вы должны изменить это назначение — получите согласие ее владельца. Представьте себе, что где-то в селе живет бабушка или ее внуки, которые унаследовали от нее паи. Это значит, что мы заберем у них пай, компенсируем им определенную сумму за гектар, и на земле, которая уже теперь является их частной собственностью, посадим лес. В принципе, закон это позволяет — мы можем для стратегических государственных целей изымать землю и компенсировать ее стоимость. Но это только в принципе. На практике это фактически невозможно. И это упирается в юридическую плоскость.

Далее — сколько это будет стоить? Ведь лесные хозяйства имеют свои питомники, где они выращивают определенное количество деревьев. Где взять саженцы миллиарда деревьев? Конечно, для пиара, как у нас делают, например, перед нынешней весенней акцией, — идут в лес, накапывают молодых деревьев и пересаживают их в другое место. Это не посадка деревьев. Это их убийство. Потому что шансы их выживания сокращаются. И, кроме акции «Посади дерево», нужна еще акция «Ухаживай за деревом». Кто-то должен это делать. Вот таким образом мы сокращаем количество деревьев. Где мы возьмем дополнительные полмиллиона саженцев?

Далее. Саженец, который стоит сажать, для того чтобы не просто воткнуть на камеры в землю, а чтобы он имел шансы на выживание, стоит далеко не несколько гривен. А иногда — сотни гривен. То есть это дорогая вещь. Возьмем, к примеру, саженцы по 100 гривен, чтобы легче было считать. Сто гривен умножить на 500 млн — будем иметь 50 млрд гривен! Есть ли у нас в бюджете такие деньги на посадочный материал? Нет. У лесоводов при этом свой бюджет. Конечно, можно провести флешмоб-акцию, чтобы обычные люди, которые никогда не сажали деревья, вышли на субботник и посадили эти полмиллиона деревьев. Тогда снова падает качество, но снимается вопрос, кто заплатит за посадку деревьев. Это если мы гарантируем, что все выйдут и все посадят вовремя и в нужное место. Речь же идет не о том, что ты вышел из дома, проехал два квартала троллейбусом и сажаешь. Где-то надо ехать далеко, где будут отведены участки для этой посадки.

Плюс — вот мы взяли и на сельхозугодьях посадили лес. Втиснуть в землю дерево — это еще не значит посадить лес. Есть нюансы сугубо экологические и технологические. Что касается последних, то потом его надо пропалывать, прокашивать, прорубывать, убирать там малинник и так далее. За лесом несколько раз в год ухаживают. Все те многочисленные работники леса, сотни людей на каждый лесхоз ухаживают за этим лесом. Если мы, общественность, посадим где-то на сельхозугодьях леса, они не будут принадлежать лесхозам. А кому они будут принадлежать? Пайщикам, на чьих паях их посадили? Кто будет ухаживать за этим лесом? Что из него будет через буквально несколько месяцев? Это не говоря о том, что в специфических местах слабые саженцы просто вымрут. Это второй, сугубо технологический момент.

«С КАЖДЫМ ВИДОМ МЫ ТЕРЯЕМ УНИКАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ»

— Есть еще и важный экологический момент. Нам нужны не деревья. Нам нужны определенного типа леса в определенного типа ландшафтах. Вот что очень важно. Нам надо целые комплексы лесов. Количеством деревьев проблему не решим.

Нельзя категорически сажать деревья там, где они могут разрушать ландшафты. Например, эта инициатива с посадкой деревьев привела к тому, что сажают наиболее устойчивые (а значит, наиболее агрессивные) виды на степных участках. Надо помнить о том, что есть виды, которые называются эндемиками. Это те виды, которые находятся только в этом конкретном месте, и больше нигде в мире их нет. И исчезновение этих видов приведет к абсолютной и окончательной их потере. Истории о восстановлении через остатки ДНК до сих пор остаются научной фантастикой. Ведь не сумели восстановить даже близкородственный вид австралийской лягушки, которая вымерла несколько десятков лет назад. А восстановление мамонтов или странствующих голубей так и остается сказками. Ни на сегодня, ни в ближайшие десятилетия мы не можем воспроизвести вымерший вид по его ДНК-материалу. И, скорее всего, это будет оставаться фантастикой очень длительное время. Это нужно признать.

Поэтому потеря эндемичных видов — это потеря навсегда. С каждым видом мы теряем уникальные возможности. Например, когда-то экспедиция знаменитого американского исследователя Арнольда Ньюмена, специалиста по влажным тропическим лесам, нашла растение, образец которого привезла из влажных тропических лесов Индонезии. Как оказалось, оно было очень перспективным для лечения саркомы. И вот когда туда отправилась экспедиция, которая должна была взять чуть больше материала, то растение не нашли: лес, где оно росло, вырубили. А это растение росло только на одном склоне холма. С каждым утраченным видом мы теряем уникальное и невоспроизводимое генетическое разнообразие, которое имеет не только экологическое, но и утилитарное значение.

Например, проблема наших сосновых лесов — монокультур со всеми этими верховыми короедами, усыханием и т.д. — возникла потому, что мы потеряли животных-регуляторов. Мы потеряли тура. У нас, к счастью, сохранились, но очень мало зубров. Каждое животное ест свой тип пищи, взаимодействует с экосистемами по-своему. Потеря тура (буквально несколько веков назад) и нашей дикой полесской лошади (примерно несколько тысяч лет назад) привела к тому, что наши лесные экосистемы не устойчивы. Они не могут быть даже самодостаточными, легко подвергаются разным негативным воздействиям. Такими же могут быть экологические потери, связанные с другими видами.

Большинство эндемичных видов сосредоточены в лесостепной и степной зоне, больше всего степной. Нельзя сажать на степном участке деревья, особенно деревья-чужеземцы, агрессивные. Экологи их называют инвазионные виды-трансформеры. Инвазионные — потому что они способны проникать в другие экосистемы, а трансформеры — потому что они эти экосистемы полностью меняют (напомним, об этом явлении мы с Иваном Владиславовичем имели детальный разговор год назад.— Авт.). Вот 21 июня я работал с учителями, которые руководят экологическими клубами. Мы поехали на территорию Словечанско-Овручского кряжа в рамках проекта «Полесье — дикая природа без границ», где планируется создание Национального природного парка «Словечанско-Овручский кряж». Мы посещали природные источники, которыми кряж был знаменит еще с начала ХХ века. Я специально провел этих учителей через местность, где была насажена робиния (псевдоакация), в народе ее называют акация белая. Это инвазивный вид-трансформер. Во-первых, здесь существенно изменилось видовое разнообразие. Когда обычно на кряже на одной сотой гектара мы легко находим 60-70 видов и там огромное количество краснокнижных видов, то здесь мы находим лишь несколько видов, в основном крапиву, между которой прекрасно проявляет себя борщевик (я даже немножко испугался, когда туда повел людей — отклонял его ветки). Все. Все природное разнообразие, все те орхидеи — просто исчезли.

Да, конечно, кряж — это суперценная территория. Но на кряже нет видов-эндемиков. Поэтому степь должна оставаться степью, лес должен соответствовать его естественному типу. Вот в чем проблема.

ФОТО НИКОЛАЯ ТИМЧЕНКО / «День»

«НЕ ВСЯКИЙ ЛЕС И НЕ ВО ВСЯКОМ МЕСТЕ ИГРАЕТ ВОДОРЕГУЛИРУЮЩУЮ И КЛИМАТОРЕГУЛИРУЮЩУЮ ФУНКЦИЮ»

— Объясню свой тезис: нам надо не просто количество деревьев — нам надо леса определенного качества и в определенном месте. Когда-то мои студенты писали статьи, и я писал о водорегулирующей и климаторегулирующей функции леса. Суть его в том, что не всякий лес и не во всяком месте играет водорегулирующую и климаторегулирующую функцию. Нам нужны участки перестойных природных вековых лесов на водоразделах. То есть на холмах, где начинаются разные реки, и там, где эти ручейки протекают определенное время. Потому что у нас очень специфическое изменение климата. У нас не просто потеплело, не просто жарко, у нас осадки уменьшились не очень сильно, но они выпадают рывками. То есть это ливень, стихийное бедствие. В таких случаях из этих водоразделов в эти ручейки вода быстро стекла, там, где она попала на сельхозугодья, она их снесла или нанесла другой вред людям. Вода не задержалась, те потоки на непродолжительное время заполнились, и вся вода буквально через несколько дней оказывается в Черном море, не дав никакой пользы ни людям, ни природе. Поэтому должны быть огромные природные комплексы. У нас на этих холмах должны быть перестойные леса, так называемые пралеса, вековые дубравы. Чтобы не перегревалось русло реки, не было большого испарения, надо, чтобы было меньшее количество зарегулированности. Эти многочисленные пруды и прудики пагубно влияют на природу. У нас должно быть чередование пойменных лесов (особенно в верхних течениях) и заливных лугов в нижних течениях. То есть, если у нас есть пойменная лука, там не нужно сажать деревья. Потому что там деревья будут не на своем месте. Поэтому и нужно, чтобы создавались огромные комплексы из природных экосистем.

Да, конечно, многие мои коллеги и друзья, которые называют себя или являются экологами, говорят: создадим больше заповедников! Дело в том, что мы потеряли большое количество крупной фауны, которая регулирует лес, поэтому этим регулятором должен выступать человек. В заповедниках это запрещено. Но это должно быть регулируемое влияние. Поэтому вместо большого количества заповедников нам требуется большое количество национальных парков. Национальный парк идеально выполняет такую ??задачу. Потому что у него, кроме заповедной зоны, которую нужно действительно охранять, большая часть рекреационной зоны (до 50%) и небольшая зона эксплуатационных лесов, в которых хозяйствование ведется немножко другое, чем в обычных лесхозах.

ПРИМЕР СЛОВЕЧАНСКО-ОВРУЧСКОГО КРЯЖА

— Нам нужны такие комплексы, как, например, проектированный национальный природный парк «Словечанско-Овручский кряж», над которым мы сейчас работаем и за который воюем, с большим трудом пытаемся убедить сделать его целостной системой. Ведь то, что предлагают наши оппоненты, это будет маленький городской парк вместо национального природного парка, и влияния на местное население он не будет иметь никакого. Надо понимать: Словечанская сельская громада — это 11 000 человек. В лесхозе работает 300 человек. И мы понимаем, что 300 семей и 11 000 человек — это немножко разные вещи.

Деньги — это, по сути, энергия. Как говорил академик Яков Петрович Дидух, энергия в экосистемах — это экологическая валюта. То есть откуда люди берут доходы? Пенсия, бюджетники, лесхоз, агрохолдинг — а все остальное — это деньги, которые крутятся внутри этой громады. То есть никаких внешних инвестиций нет. Как в лесу, так и на селе постоянно работает небольшое количество людей. Пенсии — это тоже смешная инвестиция в сельскую громаду. И они живут за счет даров леса — это черника и грибы. Это то, что их кормит. Сейчас села, как говорится, «вымирают», никого не найдешь, потому что это месяц, который кормит их год. От самых маленьких до совсем пожилых людей сейчас все в лесу собирают чернику.

Изменения климата, которые происходят, и тип хозяйствования, который мы ведем, приведут к сокращению площадей и продуктивности черничников. Вообще может быть перейдена такая критическая черта, после которой 30 лет черничников не будет. Мне говорят: да ничего, за 30 лет черничники восстановятся. Но подождите: за что люди будут жить 30 лет? Это полтора поколения! Если на примере территории Словечанско-Овручской громады не будет национального природного парка, то через полстолетия из этой громады останется одно среднее по размерам село. Потому что другим людям просто будет не на что жить.

Вот в чем большая проблема — и экономическая, и социальная. Их может спасти только лес. Не миллиард деревьев, а правильно сохраненный лес. Поэтому нам нужно прилагать усилия для того, чтобы сохранять тот лес, который имеет экономическое (косвенно), а сегодня уже водорегулирующее и климаторегулирующее значения. Эти леса нужно сохранить. Это задача номер один.

Задача номер два — нужно создать такие огромные комплексы, которые это могли бы проявлять. Представьте себе, что вы где-то на поле в Запорожской области посадили миллион деревьев примерно на расстоянии 100 метров друг от друга. Сможет ли этот миллион деревьев вызвать какой-то эффект? Они даже тени человеческой не дадут. Нам нужно создавать специальные комплексы, где леса эксплуатационные будут объединены с лесами рекреационными, где местное население сможет собирать чернику, грибы и другие дары леса, и, конечно, леса заповедные, которые будут иметь особые значения и интерес. Поэтому я категорически против популизма в экологических инициативах и, конечно, за обдуманный, научно обоснованный подход.

«КАБИНЕТ МИНИСТРОВ ИМЕЕТ ДОСТАТОЧНО ПОЛНОМОЧИЙ»

— Если действительно высшее руководство заботится об экологии, как бы правильно должен звучать этот призыв и к кому он должен быть обращен?

— Призыв должен быть к Верховной Раде, через Верховную Раду к Кабинету Министров. А Кабинет Министров имеет  достаточно полномочий, чтобы это все делать. Создание национальных парков, там, где есть нормальное научное обоснование, в таких стратегических точках, например, Словечанско-Овручский кряж, должно решаться как раз на уровне Кабинета Министров. Это не задача ученого — бегать и убеждать людей, имеющих короткоперспективный шкурный экономический или политический интерес. Мы не являемся политиками, не каждый ученый является Цицероном, который готов выступать на площади, ученые не могут с горлопанами и лжецами спорить на равных, у нас другое предназначение. Сюда должны включаться ответственные политики-государственники, с одной стороны, и должна Верховная Рада через Кабинет Министров поддерживать эти инициативы. Если возникает проблема с отводом земли, то решением Кабинета Министров это можно сделать. Ведь что самое удивительное — Министерство экологии выступает за создание, ученые выступают за создание, а некоторые политические партии, в том числе и представленные в Верховной Раде, выступают против создания определенных природоохранных территорий. И о чем можно тогда думать? Только о шкурном интересе. Политическом или экономическом. Других аргументов я просто не вижу.

Поэтому нужно, чтобы была государственная политика. Но как искать государственную политику, когда люди считают, что они в каком-то телепроекте или реалити-шоу, и все, что их интересует, — это рейтинги.

Демократия с всеобщим избирательным правом построена по принципу реалити-шоу. Чем выше ты будешь иметь рейтинг, тем дольше ты останешься в шоу, тебя не выкинут на очередном сборище участников. К сожалению, это так работает, и это кризис, через который мы должны пройти, и это кризис, который нанесет нам большой ущерб. Я на это смотрю достаточно пессимистично, хотя буду бороться до конца.

«КТО СКАЗАЛ, ЧТО УПРАВЛЕНИЕ ЭКОСИСТЕМАМИ ПРОЩЕ, ЧЕМ ЭЛЕМЕНТАРНАЯ ХИРУРГИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ?»

— Вы об этом в общем уже сказали, но оцените, пожалуйста, такой конкретный пример. В июне в Одесской области активист, который позиционирует себя как благотворитель, высадил со своей командой 500 саженцев павловнии на берегах Аджалыкского лимана. Экологи, конечно, отреагировали возмущением. Можно ли исключить такие действия?

— Да. Во-первых, это незаконные действия, которые юридически преследуются. Любые манипуляции на чужой земле (государственной, коммунальной — любой) с насаждениями являются незаконными. Здесь должна быть задействована природоохранная прокуратура, но ее ликвидировали. Есть еще экологическая инспекция и другие контролирующие органы. То есть такие «экологи» должны бы получить достаточный штраф за нанесение ущерба.

Я знаю, что там уже работали специалисты, и на этом месте насаждения они видели большое количество краснокнижных видов, в том числе краснокнижных эндемиков. Действия этого активиста поставили их под угрозу. Сколько там было выкопано и закопано тех эндемиков, когда делались ямки под деревья, сейчас мы не установим. Но мы видим, что они нанесли ущерб окружающей среде.

Я привожу пример с аппендицитом. Я знаю, где он размещен, я примерно даже знаю, как он вырезается, мне его когда-то вырезали. Но я не выхожу на улицу и не начинаю вырезать людям аппендицит. Кто сказал, что управление экосистемами проще, чем элементарная хирургическая операция? Это не так, это сложная вещь. И когда экологический активист, который специализируется на артпроектах, идет сажать деревья — это очень сомнительный шаг. Боюсь, что это наносит только вред. Ведь он не единственный. Это просто то, что попалось на глаза наиболее популярным нашим общественным экологам, Украинской природоохранной группе и защитникам степей и лугов, которых больше всего в этой общественной организации. А сколько таких, которые это делают везде, даже трудно представить. Это уничтожение нашего природного и ландшафтного биоразнообразия. Это то же самое, что кто-то сделал стихийную свалку, и его оштрафовали. За такое надо штрафовать и делать публичные судебные процессы, чтобы все об этом знали, что так делать нельзя. Не зная экосистем, нечего соваться их менять по своим инициативам.

«ОБЩЕСТВЕННЫЙ АКТИВИЗМ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЗАМЕНИТЕЛЕМ НИ НАУКИ, НИ ИНЖЕНЕРИИ, НИ В ОПРЕДЕЛЕННОЙ СТЕПЕНИ ВЛАСТИ»

— С одной стороны, вроде такой положительный тренд: люди начали думать об окружающей среде, но они ее не знают на самом деле...

— Положительным трендом в нашем современном информационном обществе может быть что угодно, и такая сеть, как TikTok, прекрасно это демонстрирует. Это одна из больших бед нашей цивилизации, связанная с тем, что мы стараемся жить в условиях, которые не соответствуют нашей внутренней природе.

Но я считаю, что эту вещь нужно упорядочивать. Ведь общественный активизм — это средство общественного контроля и общественной инициативы. Но общественная инициатива — это когда, например, лесоводы говорят: мы хотим посадить в этом году столько-то леса, хотите — приходите и помогите. Знаю, что наши житомирские журналисты регулярно выезжают и также учебные заведения. Едем в лес, помогаем лесным хозяйствам. Да, можно спорить с лесниками о том, что они сажают, мы ведем эти споры, это другая история. Но там есть определенное нормирование. Когда, допустим, городские зеленстрои делают насаждения, они знают, что где сажать, и они за ними будут ухаживать. А просто выйти в поле и ради нескольких сотен лайков зафоркать, как ты посадил инвазивный вид-трансформер — это несколько напоминает тех подростков, которые лазают по электричках, а потом умирают от ожогов. Только здесь умирают не активисты, а природа. К сожалению, мы вынуждены это констатировать.

Мы забыли, в чем роль гражданского общества и общественных активистов. К сожалению, у нас произошло серьезное искривление, и экологическая отрасль — не единственная, к сожалению, которая от этого страдает. Мы забыли, что общественный активизм не является заменителем ни науки, ни инженерии, ни в определенной степени — власти. У него другая миссия и функция, прежде всего функция общественного контроля. Они должны видеть, замечать, обращаться к экспертам за консультациями и поднимать голос в информационном пространстве, если видят, что что-то не так. Но когда они поднимают голос, и специалисты им говорят, что они не правы, они должны либо аргументировать, или согласиться, что они не правы. К сожалению, у нас обеднела экспертная среда, и экологов-экспертов фактически никто не слушает. Их очень и очень мало, оселищных экспертов, думаю, не больше 60 на всю Украину. Это очень большая проблема.