Не одинокие, а с Богом

Монашество — это призвание или Божья воля? Ответ на этот вопрос могут дать две судьбы: матушки Стефаны, игуменьи самого старого в Украине Зимненского ставропигиального женского монастыря, и митрополита Луцкого и Волынского Украинской православной церкви Нифонта, который в свое время и благословил ее на этот духовный путь.

В МОНАСТЫРЕ В ПЕРВУЮОЧЕРЕДЬ НАДО ИЗБАВИТЬСЯ ОТ СОБСТВЕННОЙ ВОЛИ

Сегодня в это и не верится, но во времена юности будущей игуменьи, тогда еще Вали Бандуры из маленького волынского села Залютье, было так мало монастырей, что люди не знали: кто же они такие, те монахи?.. Через село иногда проходили паломники, путешествующие по святым местам, их называли «странниками», а так как их было много, то стелили на ночь на полу. Вот и мама Валина больше всего переживала, что, став монашенкой, дочь будет «странницей» и будет спать на полу в чужих домах... В Залютье долгое время не то что церкви не было и ближайшая находилась в 10 километрах, в Крымном, здесь не было и своего кладбища, хоронили в соседних селах. Вот в то Крымное, где и служба Божья — только раз в неделю, по воскресеньям, и зачастила (пешком, с подругами) будущая игуменья. В седьмом классе уже пела на клиросе в церковном хоре. А во время престольного праздника в храме поселка Заболотье поразило пение хористов — показалось, что то ангелы поют. Сейчас матушка Стефана говорит: это было то, что называется Божьим дыханием, Божьей благодатью. Потому что с тех пор и начала думать, как бы стать монашенкой...

— На монашескую жизнь меня благословил владыка Нифонт. Но тогда он еще был молодым священником. Я услышала, что в Заболотье приедет «монах из Рудки» (отец Нифонт тогда служил в храме села Рудка-Козинская Рожищенского района. — Авт.), который очень красиво проповеди произносит. Знала, что к нему в Рудку отовсюду едут люди, чтобы услышать Божье слово. Пошла из любопытства. И стала его прихожанкой и духовной воспитанницей, — вспоминает матушка Стефана.

Это сейчас Зимненский монастырь, который стоит на Святой горе под древним Владимиром-Волынским, тоже стал местом паломничества. К чудотворной иконе Зимненской Богоматери люди едут со всего мира, родители часто (после Иерусалима и Почаева) привозят лечить души детей, которых затянул Интернет или наркотики... Матушка же поднимала обитель из руин. Уже много лет в монастыре и ее... мама, которая после смерти мужа приняла монашеский постриг.

— Мама — это мой оберег. Когда еду в дорогу, знаю, что она за меня молится. Для нее, говорит, нет большего счастья, чем быть в церкви на службе. Если бы храм на ночь не закрывали, по-видимому, в нем и ночевала бы. Словно наверстывает те годы, когда наше село без храма жило.

Мне не раз приходилось бывать в Зимненском монастыре, и ни разу не видела опечаленных монашенок. Возможно, сосредоточенных, да. Потому что в этом месте, которое часто светские люди воспринимают как своеобразную тюрьму за стеной, таки по-другому чувствуется и течение жизни. Оно не такое ускоренное, как за воротами обители. Но и покоя здесь, понимания, что мы только гости на этом свете, чувствуется больше. На вопрос, часто ли обращаются в монастырь желающие убежать от суеты земной, игуменья отвечает фразой из Святого Письма: «Много званых — мало избранных».

— Монашеская жизнь — особенная, это призыв Божий, это великая тайна Божья. И только глубокая вера в Господа помогает в монастыре и удержаться, и жить. Желающих пополнить наши ряды очень много, но часто люди просто не знают, что их в действительности ожидает. Первое, что необходимо, отречься от своей воли. Ты свою волю вручаешь настоятелю, а через него — Господу. В монастыре все делается только по благословению. Понять это и смириться с этим очень непросто. Очень непросто! И выдержит только человек, который верит, что выполняет послух во славу Божью и ради личного спасения. Я хотела быть ближе к Богу, а в монастыре для этого значительно больше возможностей. Поэтому в моей душе нет споров.

«ГОСПОДЬ ТАКИХ ЛЮДЕЙ ВЫБИРАЕТ ЕЩЕ В УТРОБЕ МАТЕРИ»

Владыка Нифонт благословил на монашескую жизнь не только матушку Стефану, которую, конечно, очень хорошо помнит еще по ее приездам на службу Божью в Рудку-Козинскую. Считает, что будущих монахов Господь «выбирает еще в утробе матери» и ведет их своим путем.

— Понятно, что я не убеждал Валю Бандуру покинуть этот мир и идти в монастырь. Таких разговоров никогда и ни с кем не веду. Напротив, когда ко мне приходил молодой человек и заикался о монашестве, очень строго к нему подходил. Ведь назад нет возврата. С этим не шутят и не пробуют на вкус, чтобы, образно говоря, попробовать и потом отказаться есть...

— Чем является постриг для человека, который так в корне меняет свою жизнь? Это потрясение или счастье от осуществления мечты?.. Что человек переживает? Ведь во время пострига всегда плачут все люди в церкви. Правда, тот, кого постригают в монахи, не плачет.

— Назвать это потрясением невозможно, потому что это желание сердца и души. Человек этого хотел, стремился, искал и нашел. Кто ищет монашеской жизни, тот должен был бы знать, что с постригом для этого мира он мертв, он словно живой ложится в гроб. Когда я стал архиереем, то первыми, кого постриг в монахи, были нынешний отец Алипий, а тогда еще — Анатолий, и отец Корнилий, в настоящее время он в Псковском монастыре, которые приезжали ко мне на службу еще в Рудку-Козинскую. Постриг происходил в храме Рождества Божьей Матери в Хмельницком. После пострига произнес проповедь, народ очень, помню, плакал. На следующий день приходит одна из хористок и говорит: «Владика, вчера пережила страшнее, чем чернобыльская авария». Так восприняла постриг. Такие, говорит, молодые и красивые ребята, красота то какая, и они словно... умерли. Да, говорю, умерли, но не физически, а духовно. Но они и родились духовно! Это вам кажется, что все закончилось, а Господь как раз и готовит сердце человека к такому выбору, и он его делает.

— На очень старом кладбище возле церковки святого Онуфрия в селе Мильцы, что в Старовыжевском районе, приходилось видеть много могил монахов. Ведь рядом действовал и действует снова монастырь. Но поразило, что на крестах указаны... три даты. Дата рождения, дата пострига, то есть смерти для мирской жизни, и, собственно, дата окончания жизни земной.

— Поэтому и плачут люди, которые пришли увидеть постриг в монахи. Они понимают, что молодой человек отрекается от этого мира и всех его утех. Поэтому и монахи старые плачут, проживя в монастыре и 30, и даже 60 лет, потому что знают, какую цену надо платить за судьбу монашескую. Это фактически как духовная смерть. Меня в миру называли Василием, но Василий умер и родился новый человек с именем Нифонт. Свое желание стать монахом я первому открыл архимандриту Ивану Маслову, который был выходцем из Глинской пустыни, что на Сумщине. Очень высокого духовного уровня человек. Это были семидесятые годы прошлого века, власть атеистическая, богоборческая. Батюшка испытывал меня три года, хотя я уже был не юн, в армии отслужил. Все говорил: «Посмотри на себя. Ну какой из тебя монах? Тебе жениться надо». А, в конечном итоге, благословляя, сказал: «Смотри, Вася, чтобы мне потом Господь не сказал: «Что же это ты, Иван, посылаешь мне пустые кувшины?». Помни, что монашеская одежда не спасает, а обязывает. Какая польза, когда на кол эту одежду натянуть?.. Выйдет чучело. Что бы ты, Вася, им не был, а стал настоящим монахом!». Поэтому для меня постриг был не потрясением, а новым рождением.

Монахом я стал в марте 1974 года в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры. В четверг постригли меня еще с одним юношей, и мы три дня в храме молились, на трапезу выводили раз в сутки. Ранняя весна, в церкви еще прохладно, ни холод, ни голод не тревожили, не хотелось спать. Потому что та благодать, которую получил во время пострига, даже физически чувствовалась. Словно был я в коконе каком-то, чувствовал вокруг себя физическое тепло. А в воскресенье мы вышли из храма, стали идти с поздравлениями московские знакомые, преподаватели из духовной семинарии, академии... Уже записочки принесли, помолиться за рабов Божьих просят, хотя ты и сам еще хорошо Богу не молился. И уже эта суета словно отодвинула ощущение, с которым жил трое суток. Но то, что пережил после пострига, есть в словах псалма: «Вкусите и видите, яко благ Господь». То есть попробуйте и почувствуете, какой добрый Господь и какова Его благодать, к которой надо стремиться всю свою земную жизнь.

— Будучи еще священником на приходе в Рудке-Козинской, вы обратили к Богу немало людей. Так же и после. Скольких благословили в монашество или священничество?

— Я не могу сейчас сказать, сколько людей загорелось от слова Божьего, от проповеди и пошло по монашескому пути, не всех считал и не обо всех мог знать. Но знаю, что 43 юношам, которые приезжали ко мне в Рудку-Козинскую, давал рекомендации в духовные школы. Кто-то стал священником, кто-то — монахом. Среди них есть два архиерея, есть архимандриты и настоятели монастырей. И было до сорока девочек, которые с моего устного благословения оставляли этот мир и шли в монастыри. Среди них есть игуменьи, есть монашенки и в Киеве, и по всей Украине. В душе с трепетом радуюсь, что Господь однажды посеял в их сердца доброе евангельское слово, и проросло оно таким большим урожаем. Всегда прошу, чтобы и Господь помог, чтобы эти люди, которые пошли по этой узкой дороге в монастырь, тоже приносили добре плоды для Божьей славы, укрепления и спасения человеческих душ.

— Сейчас будто бы меньше желающих уйти в монастырь...

— Не сказал бы. Если во времена богоборчечкой советской власти на территории такого большого Советского Союза было только 18 действующих наших монастырей и еще два действовали за рубежом (в Иерусалиме и на Афоне), то теперь только в Украине их свыше 200. Правда, люди уже не так сильны духовно, потому что их души разрушают много пороков. В монастыри идут, но очень трудно приживаются. Поживет год-два послушником, да и ищет более легкого. Конечно, в монастыре трудно. Подъем в 5 часов, через полчаса должен быть на братском молебне, после него — на литургии. Потом выполнение послуха. Вечером опять служба в храме, которая может длиться и до 22 часов. Это утомляет, но как солдат в армии, так и монах в монастыре привыкает к режиму и такому образу жизни. Когда я был молодым иеромонахом, то удивлялся, что монашенки из Корецкого монастыря обрабатывали... колхозный огород. Им доверяли, потому что были честные, не крали. Но осенью им давали овощи для обители. Вот утром встали, помолились, позавтракали — и на четыре-пять часов на поле под палящее солнце. А там опять на молитвочку в храм... Трудно, но все было в радость. Так же и сегодня избранные Господом приходят в монастыри и остаются в них до конца своей земной жизни. Это призвание Боже. Кого Господь определил, тот и пойдет за ним, несмотря ни на что.