«Неконкретная» цензура

Евгений ГЛИБОВИЦКИЙ , тележурналист:

— В запрете на появление определенных политиков, определенных суждений, в запрете на определенные оценки, определенные темы. Т.е. полный спектр цензуры присутствует в украинских медиа. Попытки решить эту проблему внутри средств массовой информации были, но не знаю ни одной успешной. УНИАН — первая из них. О том, есть ли политическая цензура, мы как профессионалы можем судить из того, какой видим информационную картину дня и информационную картину новостей, выходящих в конце этого дня. То ли на телеканалах, то ли в газетах. Мы видим, что есть общая проблема. Я не думаю, что нужно доходить до разборов и на таком уровне доказывать, что вообще в стране есть проблема с цензурой. Она есть. Точка. Факт. Если вам требуется конкретная ссылка, то возьмите договор между УНИАНом и руководством, где есть словосочетание «прекратить политическую цензуру». Т.е. нельзя прекратить то, чего нет. Другое дело, что на самом деле не было какого-то судебного процесса. Но вопрос заключается в том, что есть смысл общих сборов и государственных, и частных медиа, поскольку все сводится к одному: государство также не имеет права монополизировать информацию, выходящую в их медиа. Правила, по которым играют СМИ, должны быть одинаковыми, независимо от формы собственности.

Андрей ШЕВЧЕНКО , тележурналист:

— Я под понятием цензуры понимаю вмешательство власти в творческий процесс еще на стадии подготовки материала. Во всяком случае таких примеров я видел достаточно на телевидении. Эти вещи сложно доказать в суде, хотя я допускаю, что в ближайшее время это может быть сделано. Такая цензура — универсальна, она не отделяет государственные медиа от частных.

Наталья ВЛАЩЕНКО , главный редактор журнала «Лица Украины»:

— У любого явления есть своя пена. Конечно, есть журналисты, политические деятели, которые используют словосочетание «политическая цензура» для того, чтобы сделать собственную карьеру, для собственного пи-ара. Это безусловно. Но в основном, я думаю, все это достаточно искренне, потому что сегодня политическая цензура существует. Она проявляется. И тому самый яркий пример — 16 сентября, когда половину дня почти все телеканалы были на профилактике, а остальные полдня было видно, что то, что происходит в городе, в стране показывается необъективно. Это касалось цифр, которые назывались, и интерпретаций того, что происходило. Но дело, разумеется, не только в событиях 16 сентября. Дело в том, что все издания имеют своих хозяев, и все хозяева газет, журналов лоббируют определенные политические интересы. Издания делятся на две большие группы: пропрезидентские и оппозиционные. Когда вы их открываете, то совершенно понятно, кому принадлежит газета или журнал. Но я считаю, что государственные СМИ не должны испытывать давления. Ни со стороны Администрации Президента, ни со стороны оппозиции. Журналисты должны иметь возможность свободно подавать информацию. Но такой возможности у них нет, к сожалению. Свидетельством тому — то, что происходит на телеканалах, то, что журналисты уходят из эфира. Например, Скрыпин. Почему он ушел из эфира? Да, он работает на СТБ, но он не в эфире. Почему Андрей Шевченко отказался работать в эфире? Я думаю, не для того, чтобы себя пропиарить — я хорошо знаю этого журналиста. А потому, что существует некое политическое давление. Почему бунтовали журналисты «1+1» и вели переговоры со своим менеджментом? Почему так живется УНИАНу? Я, как человек, который пять лет проработал в газете, знаю, что существует определенная редакционная политика: да и нет не говорить, черное и белое не носить, об этом мы не говорим, об этом тоже. Я вообще отношусь иронично ко всем форумам, письмам. И письмо это я подписала только потому, что я против политической цензуры, а не потому, что люблю подписывать письма. Цензура существует, и я считаю, что она ужесточилась в последнее время, в связи с активизацией оппозиции, которая тоже не всегда бывает права. Журналистам надо дать возможность нормально работать.