Новые фронты «чеченского дела»

Вердикт в отношении украинцев завершил очередной этап абсурдной истории, но до финала еще далеко. Напомним, 26 мая в Грозном Верховный суд Чеченской Республики приговорил Карпюка и Клыха к 22,5 и 20 годам лишения свободы соответственно за якобы участие в Первой чеченской войне и убийствах российских военных. На то, что обвинения противоречат реальности и здравому смыслу, суд закрыл глаза.

Сейчас адвокаты Николая и Станислава дорабатывают апелляцию на приговор. Они также обжаловали в Верховном Суде РФ частное постановление судьи Вахита Исмаилова относительно самих адвокатов. Кроме того, недавно началось следствие по второму делу против Станислава Клыха за оскорбление прокурора во время судебного заседания.  Станислава, у которого начались проблемы со здоровьем после применения к нему пыток, обвиняют в оскорблении прокурора. Но экспертиза в Грозном признала его вменяемым, а нервный срыв использовали как повод увеличить наказание узнику. 

Так что у Докки Ицлаева, который защищает Николая Карпюка, и у Марины Дубровиной, адвоката Станислава Клыха, сейчас уйма работы. На этой неделе они приезжали в Киев, встречались с украинскими правозащитниками и властями, обсуждали дальнейшие действия по делу. «День» поговорил с Доккой и Мариной о ситуации вокруг украинцев, давлении на адвокатов, особенностях российского правосудия и… об истории Чечни 1990-х.

«ПРЕДСТАВИТЕЛИ ОМБУДСМЕНА ХОТЯТ ПОСЕТИТЬ КАРПЮКА И КЛЫХА ДЛЯ ГАЛОЧКИ»

— На днях появилась информация, что Уполномоченный по правам человека в РФ или его представители навестят Станислава и Николая в СИЗО Грозного, где они сейчас содержатся. Какие могут быть результаты этого визита?

Докка Ицлаев: — Надеюсь, это сможет чем-то помочь. Но осенью прошлого года представители омбудсмена были у Николая, он лично передал им свое письменное заявление, где описал, как под пытками его заставили оговорить себя, это заявление ушло в Следственный комитет РФ, по нему назначили проверку. Эту проверку поручили человеку, который относится к группе следователей, причастной к фабрикации дела в целом, и в итоге он вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по факту пыток. То есть, тогда каких-либо результатов подобный визит не принес.  

Сейчас представители омбудсмена хотят узнать от Станислава и Николая как проходили разбирательства в Верховном суде Чеченской Республики — а это сопровождалось грубейшими нарушениями. В аппарате Уполномоченного по правам человека уже сообщили, что лично с адвокатами говорить не будут. Но Карпюк и Клых были удалены из зала судебного заседания, не участвовали в судебном разбирательстве и, соответственно, не знают, что там происходило. Вижу, что Карпюка и Клыха хотят посетить для галочки.

— Кстати, близкие Николая на одной из акций в его поддержку говорили, что он сам помогает сокамерникам с защитой их прав. Расскажите об этом подробнее.

Д. И.: — Николай очень обеспокоен судьбой своих сокамерников в СИЗО. Например, он говорил мне о двух ногайцах и чеченце, которых судят за события в феврале-марте 2000 года, когда в одном из районов Чечни в бою погибли 84 российских десантника. И якобы эти люди участвовали в том бою. Свидетелем обвинения выступает Александр Малофеев, который давал показания о том, что Карпюк и Клых якобы участвовали в боях в Чечне в 1994-1995 годах. Николай обеспокоен судьбой своих сокамерников, просил помочь им с доказательствами невиновности.

«МЕДПРЕПАРАТЫ СТАНИСЛАВУ, КОНЕЧНО, ДАЮТ»

— Каковы результаты уголовного дела, возбужденного в отношении Станислава Клыха из-за оскорбления прокурора?

Марина Дубровина: — Результатов еще нет, следствие только началось. Дело возбудили 6 мая 2016 года. Следственные действия не проводились, потому что судья наложил запрет на их проведение до 26 мая, до вынесения приговора по основному делу. После следователь допросил судебных приставов и других участников процесса, 14 июня провели следственные действия в отношении Стаса: ему разъяснили его права, допросили в качестве подозреваемого, ознакомили с результатами лингвистической экспертизы, согласно которой фраза, сказанная им в отношении прокурора Юнусова, является оскорбительной. По моим прогнозам, Стасу могут немного продлить срок заключения, примерно на несколько месяцев.

— В каком состоянии сейчас Станислав? Ему дают какие-либо препараты (в марте этого года Клых сообщил адвокату, что ему дают неизвестные медикаменты)?

М. Д.: — Официальная версия — ему ничего не дают. Делала официальный запрос относительно этого, и получила ответ, что последний раз ему давали лекарства 16 января. На самом деле, препараты, конечно, дают. Потому что его состояние колеблется от очень буйного до абсолютно флегматичного, безразличного к реальности.

— Учитывая состояние Станислава, насколько сложно вам с ним общаться как адвокату?

М. Д.: — Когда он относительно спокоен, все нормально, когда буянит — общаться невозможно вообще. Я не делаю прогнозов на эту тему. Каждый раз, когда приходишь в следственный изолятор, не знаешь, что будет.  

— Вы будете дальше добиваться медицинской экспертизы для Станислава?

М. Д.: — Я подала ходатайство о приобщении заключения Независимой психиатрической ассоциации России, где написано, что Стасу настоятельно рекомендовано провести стационарную психиатрическую экспертизу и о производстве такой экспертизы.

Сейчас следствие считает Станислава психически здоровым. Моя позиция, в том, что он оскорбил прокурора, так как был психически нездоров. Если бы провели экспертизу и выявили это нездоровье, дело по оскорблению прокурора должно было бы прекратиться. Посмотрим, что будет.

— В каких условиях содержится Станислав?  

М. Д.: — До недавнего времени он и Николай находились в обычных камерах, но буквально пару недель назад их перевели в спецблок, помещение для особо опасных преступников — такая тюрьма в тюрьме с более строгими условиями содержания. В камере со Станиславом сидит три человека, с Николаем — где-то столько же. До перевода в спецблок у Станислава были очень натянутые отношения с сокамерниками: когда он начинал буянить, им это не нравилось. Администрация СИЗО также жаловалась на моего подзащитного. Сейчас явных жалоб по поводу стычек с сокамерниками от Станислава не поступает.

«ЖАЛОБА СУДЬИ ПОЯВИЛАСЬ, ЧТОБЫ МЫ ПЕРЕСТАЛИ ЗАНИМАТЬСЯ ЭТИМ ДЕЛОМ»

— Как сейчас проявляется давление на адвокатов?

Д. И.: — Частное постановление судьи Вахита Исмаилова, где он называет поведение адвокатов недостойным, мне кажется, является венцом давления, которому подвергалась защита в период судебного разбирательства. У нас были случаи прямого запугивания адвокатов. Например, во время одного из судебных заседаний прокурор встает и говорит: «Эти адвокаты ездят во враждебную Украину, получают там различные документы». По местному телевидению показали, что мы защищаем врагов народа. В течение всего процесса за нами постоянно следили. Выходим из зала судебного заседания — за нами идут какие-то люди, заходим в кафе — садятся за соседний стол, ничего не заказывают, просто смотрят на нас. Даже пришли на квартиру, где я поселил свидетелей.

Мне кажется, частное постановление судьи появилось, чтобы мы перестали заниматься этим делом. В постановлении не указано, чего конкретно хочет судья Вахит Исмаилов, он просто обращает внимание на наше, по его словам, недостойное поведение. Все зависит от того, насколько сильно будут давить на адвокатские палаты. Все это вполне может закончиться лишением нас с Мариной Дубровиной статуса адвоката.

Мы обжаловали постановление, его должны рассмотреть в Верховном Суде Российской Федерации. По правде говоря, не думаю, что там будет справедливое рассмотрение нашей жалобы.

— На какой стадии рассмотрения находится это постановление?

М. Д.: — Апелляционная инстанция будет рассматривать его вместе с апелляцией на приговор. Когда будет решение — не могу сказать. Должен быть изготовлен протокол судебного заседания, мы будем должны подать дополнения к апелляции, дело уйдет в Верховный Суд РФ. Апелляции рассмотрят, по нашим расчетам, в августе-сентябре. Если бы мы не обжаловали постановление в отношении адвокатов, наверное, все было бы быстрее, но мы решили использовать все правовые механизмы.

— Как ваши коллеги отреагировали на постановление?

М. Д.: — Были заявления от правозащитников в Федеральную палату адвокатов РФ, от международных организаций. Поддержку мы чувствуем, но насколько справедливыми будут решения адвокатских палат Краснодарского края и Чеченской Республики, сказать не могу. Одно дело — сама палата, а другое — когда ее решение «продавливают».

— Адвокаты будут обжаловать действия самого судьи Вахита Исмаилова, который во время заседаний вел себя, мягко говоря, некорректно?

Д. И.: — Есть возможность написать жалобу в квалификационную коллегию судей. Но надежды на то, что эта жалоба принесет успех, нет, поскольку не было ни одного случая, когда коллегия рассматривала такие заявления по существу, и по ним принимались необходимые решения. Обычно в таких случаях отказываются возбуждать даже дисциплинарное производство.

Вообще, в ходе судебного заседания судья допустил много грубостей, часто выходил за пределы своих полномочий, оскорблял участников разбирательства, в том числе адвокатов, а еще — правозащитников, журналистов. Было видно, что он в целом предвзято относится к украинцам. Например, говорил: «Я вам не позволю майданить!». И таких моментов было много. 

М. Д.: — У нас были идеи по поводу обращения в квалификационную коллегию судей, но другой работы — непаханое поле. Нам бы сначала осилить апелляции, предоставление замечаний на протокол судебного заседания... Прежде всего, нужно ознакомиться с протоколом судебного заседания, которого у нас еще нет. Протокол буде в несколько сот страниц — разбирательство длилось девять месяцев, документов множество. Мы должны с ним ознакомиться, подготовить замечания, дополнить апелляцию. Да и следствие по Клыху никто не отменял, а это — параллельные процессы.

— В том, что вы до сих пор не получили протокол судебного заседания, есть нарушение?

М. Д.: — Мы несколько раз подавали ходатайства по поводу предоставления протокола по частям, но их не удовлетворили. В том, что у нас до сих пор нет протокола, нарушения, в общем-то, нет, потому что он реально очень большой. В Уголовно-процессуальном кодексе РФ сказано, что протокол предоставляют либо частями, либо в конце судебного разбирательства. Есть определенные сроки, но они больше касаются ситуации, когда судебное разбирательство длится несколько заседаний. А когда у нас девять месяцев каждую неделю было по три судебных заседания… Надеемся, через месяц после вынесения приговора, то есть 26 июня, получим протокол. Нам все говорят: «Вот-вот, вот-вот будет».

«МНЕ САМОМУ БЫЛО ВАЖНО ПОНЯТЬ, ВОЕВАЛ ЛИ НИКОЛАЙ В ЧЕЧНЕ»

— В июне Украина направила в РФ запросы об экстрадиции Николая Карпюка и Станислава Клыха, но никакой реакции на это еще не было. Какие есть возможности для освобождения Николая и Станислава? 

Д. И.: — Можно говорить о трех путях развития событий. Первый и самый предпочтительный — помилование, как в деле Савченко (во время подготовки материала стало известно, что Николай Карпюк готов написать прошение о помиловании — Авт.). Второй — украинский суд признает приговор Верховного суда Чечни, и наших подзащитных переводят для отбывки наказания в Украину. Есть вариант, что потом на родине их выпустят, помилуют, но если украинский суд признает приговор, могут возникнуть нюансы в отношении других лиц, которых могут сюда передать, поэтому этот путь кажется мне нежелательным. Третий вариант — рассмотрение дела в Европейском суде по правам человека. Тогда после решения ЕСПЧ мы дожидаемся пересмотра приговора, но этот путь требует много времени.

Материалы для Европейского суда готовят украинские правозащитники, а мы с Мариной Дубровиной занимаемся исчерпанием средств внутренней правовой защиты в России.

М. Д.: — Мы очень надеемся на обмен. Состояние Станислава кричит о том, что чем быстрее это произойдет, тем лучше.

— В Чеченской Республике возможно вынесение справедливого приговора по политическому делу?

Д. И.: — Сразу уточню: политическое — то есть сфабрикованное. Если открыто уголовное дело, нужно ожидать приговора суда, в Чечне людей оправдывают очень редко.

Когда я стал защищать Николая Карпюка, мне самому было важно понять, воевал ли он в Чечне. Этого и касались мои вопросы ему в первую нашу встречу. Николай сказал, что в Чечне не был, мы обсуждали, кто это может подтвердить. Но я все равно не был до конца уверен, что мой подзащитный говорит правду. Когда начал знакомиться с материалами дела, прочитал протокол допроса, окончательно убедился, что Николай в Чечне не воевал. Это видно даже из якобы его описания того, как он оказался в Грозном. Например, в протоколе указано, что его с другими людьми на самолете привезли из Киева в Тбилиси, и там они сели на грузовик, на котором приехали в Грозный. Но в 1994 году между Чечней и Грузией не было дороги. Даже танк там бы не проехал!

Первый бой с участием Николая согласно протоколу прошел 31 декабря 1994 года на площади Минутка в Грозном. Точно знаю, что на площади Минутка до конца января 1995 года боев не было. И таких несоответствий много.

В начале 1990-х годов я работал в правозащитной организации «Мемориал», жил в Чечне всю ту войну и знаю, что чеченцы тогда никого не пытали. А в протоколе описаны жуткие пытки — причем, они Карпюку потом не вменяются. Есть показания, что двоих солдат он убил ударами ножа. Но все трупы, которые упоминаются в деле, были с минно-взрывными травмами и термическими ожогами, пулевых ранений фактически нет.

— Как судья реагировал на такие несоответствия?

Д. И.: — Говорил, что ему тоже интересно, почему обвинение по этим фактам не предъявлено. Все эти обвинения с детальным описанием пыток должны было сформировать у суда присяжных мнение, что подсудимые —  очень жестокие люди, которых нужно привлечь к ответственности.

Изначально все строилось на том, что у Николая и Станислава будут адвокаты по назначению, которые вообще не станут копаться в деле. Сами Карпюк и Клых сначала согласились признаться в абсурдных преступлениях, которые им инкриминировали. Но потом появились защитники по контракту, то есть мы с Мариной, оба украинца отказались от показаний, и дело начало разваливаться.