«Новые» крестьяне

Дама с вазонами

Лариса Шевченко из села Сосунка на Виннитчине, хочет комфортной жизни, ее вершина — стиральная машина- автомат. Ради нее женщина работает по 20 часов в сутки и продает... вазоны. Вазоны из дома Лариса выносит на базар, когда уже нечего продавать — в межсезонье. Тогда денег не видят неделями. О таких временах Шевченко заботятся заблаговременно и черенкуют самые ходовые комнатные цветы — их покупают фанаты или богачи. Не каждый в провинциальной Виннице позволит себе выложить до 5 гривен за растеньице в одноразовом стаканчике, даже если оно цветет. «Вазоны и цветы продавать труднее всего, — рассказывает Лариса. — Приходится отдавать за копейки, а иногда могу и просто подарить».

Однако смысл в этом, по-видимому, есть, поэтому женщина и засевает огородными цветами теплицу, чтобы весной продавать рассаду дачникам и всем, кто хочет украсить балкон — это будет в конце зимы. А сейчас в теплице растет лук. Зеленым пером Шевченко торгуют всю зиму, потом — редиска, рассада овощных культур и все, что вырастет на их огороде. Летом Лариса выходит на него вместе с мужем Сергеем в 4 утра. Их рабочий день заканчивается в полночь. Поэтому когда за окнами метет, они высыпаются. Зимой будильник звонит в 6 утра. «Проспать нельзя, — говорит Лариса. — Никто за нас нашей работы не сделает. Нужно топить в теплице и ехать на базар». Там Ларису уже знают. Иногда делают заказ. Тогда к работе подключаются родители и дети: 11-летний Николай и 5-летний Андрей. Старший варит обед, младший — заметает в доме. В летнее время — это ежедневные обязанности детей. Спрашиваю Ларису, когда же ты их воспитываешь, и слышу: «Молчи. Нет у меня на это времени...» Свою жизнь Шевченко называют выживанием и говорят, что в селе сейчас люди не живут, а именно выживают или спиваются. Ежедневный тяжкий труд на земле их кормит, и не только картошкой и хлебом. Позволяют себе и кусочек колбаски, селедку, лимоны, конфеты. Для села — это еда барская. А еще строятся. Третий год. И выписывают целых 3 журнала для дачников. «Чтобы что-то заработать, нужно работать профессионально», — оправдывает расходы на периодику и книги Сергей.

К более-менее приличным как для села заработкам Шевченко шли долго. Разводили скот, птицу и даже выкопали погреб, чтобы выращивать грибы. Остановились на растениеводстве и теплицах, хотя сначала были промахи. После одного из них Сергей чуть с ума не сошел. В депрессии ходил как призрак и бубнил себе под нос: «Ну вот, все дни накрывали, а в этот не накрыли». В тот день от работы буквально с ног валились и они, и дети, и, обессилевшие, попадали спать, не накрыв клубнику. Ночью ударил мороз. Идея заработать на ранних ягодах осыпалась вместе с цветом. Уцелели только листья. Продавая кусты, выручили в 5 раз больше, чем заработали бы на ягодах. На смену депрессии к Сергею пришло твердое решение заниматься рассадой. Он надеется в будущем зарабатывать с женой 200 долларов США в месяц. Она в такие большие деньги не верит, но с мечтой о стиральной машине не расстается. Работает каждый день. Как по мне, то каторжно. «Вынуждена, — говорит Лариса. — Что, у меня выбор есть?»

Выбор один. Пойти в колхоз. Хотя теперь он нового типа, но все же старой сути. Такая же, как и при коммунизме, копеечная зарплата, только не деньгами, а зерном и еще неизвестно чем. Но даже если бы местное хозяйство платило Сергею ежемесячно желанных 200 долларов, на государственное поле он возвращаться не хочет. Говорит, что уже привык работать на себя. Но такого счастья своим детям Шевченко не желают. Старшего видят архитектором, а младшего — хирургом. Неосуществившиеся собственные мечты. В детстве Лариса примеряла белый халат. Даже успела в советское время выучиться на медсестру. Говорит, что это была ошибка молодости. А может, это коррективы времени и кризиса в стране, заложниками которой стали жители села и их дети. Мирослава СОКОЛОВА Винница

Виктор Некуркуль

Кажется, совсем недавно в этом небольшом селе на живописной речушке Мжи не было чего-то такого, вокруг чего крутилась бы человеческая жизнь. Колхоза здесь уже не было, даже бригаду ликвидировали. Начальную школу закрыли еще раньше, лет пятнадцать назад, магазин — немногим позже. Неперспективный населенный пункт! Нескольких доярок и телятниц возили в соседнее село в теплой машине, остальные же трудоспособные стали либо горожанами, либо «поездниками», т.е. на работу в Харьков ездили электричкой. Монотонную жизнь сотни пенсионеров оживляли приезды дачников на выходные, набеги милиции на самогонщиков или наезды на должников ревизоров из газовой и электрической службы да еще преступления, которые в этом тихом селе почему-то случались нередко.

И вот в середине девяностых годов здесь начали появляться странные, ранее невиданные люди. Сначала приехал Анатолий Андреевич. Он то ли купил, то ли арендовал недостроенный заводик по переработке автомобильных масел (была такая ужасная идея) и начал оборудовать там цех для переработки древесины. Он стал, как теперь говорят, работодателем — в цехе работали около десятка молодых мужчин. Крестьяне назвали цех «кооперативом», а руководителя — по привычке «кулаком».

Потом Михаил построил дачу, но с большим подсобным помещением. Установил там деревообрабатывающие станки, начал делать окна, двери. «Кулаком» его уже не звали, величали Мишкой-столяром. Хотя и он, в зависимости от заказов, звал на помощь то одного, то двух соседей, хотя чаще работал вдвоем с братом.

Потом уже местный житель Виктор купил ленточную лесопилку, установил ее в своем дворе. У него работают два соседа и хорошо, по здешним меркам, зарабатывают. Фамилия у него странная: Некуркуль. Однако местные за глаза, конечно, перекручивают.

И вот, о чудо, в селе открыли магазин. Владелец, Иван из соседнего села, сперва каждый день подъезжал своей «Волгой», подвозил товары и все расспрашивал бабушек, что им еще хочется купить. При том все знали, что у Ивана это уже третий магазин. Все сомневались, что на пенсионерском спросе можно заработать большие деньги, но его появление здесь восприняли чуть ли не с благодарностью. Еще бы! Магазин, который работает до позднего вечера! Кроме воскресенья, конечно. Когда был «потребсоюз», то торговали по два часа, да и то только хлебом и крупами.

Генезис и развитие общественного мнения о предпринимателях — наверное, благодатное поле деятельности для науки. Меня же поразило другое, практичное: как быстро, за пять-шесть лет, изменилось отношение сельских людей — от глухого неприятия до благодарности. Когда-то здесь даже дачников на машинах не любили. А теперь бизнесмена Виктора избрали депутатом сельсовета. А отец Ярема, священник УАПЦ из большого села по ту сторону Мжи, попросил его быть старостой церкви, которую прихожане решили все-таки строить.

В селе все на виду. И все поступки — на устах. Нужно иметь смелость, чтобы пойти против общественного мнения. А Виктор задумал такое, что даже его друзья расценили как дерзость. Некуркуль решил оградить пляж. Травянистый берег глубокой в этом месте Мжи, на котором охотно загорали не только местные жители, но и моторизованные харьковчане. Неизвестно, кому из них было здесь лучше, но каждое лето живописный берег покрывался слоем пустых бутылок, мусора и следами от костров.

Прошлым летом въезд на пляж перегородил шлагбаум. Виктор пропадал там целыми днями. Пилили, сбивали, крыли крышу. Быстро посредине пляжа вырос деревянный дом — бильярдная. Появились летние торговые точки. Не знаю, приветствовали ли эту затею Виктора односельчане, завидовали ли, но никаких эксцессов на пляже не было. Но он достаточно умен, чтобы не дразнить село. Устроил платное посещение пляжа только для автомобилистов. Пешие же пляжники — а пешком можно прийти сюда только из этого села — купаются «за так».

Бизнесмен и власть. Это у нас еще то явление! Сельский бизнесмен и сельская власть — явление особенно «то». Один бедный, другая еще более бедная. Как- то у сельсовета не было даже за что похоронить двух здешних пьяниц. Сгорели от самогона, а родственников — ни у одного, ни у другого. Соседи скидывались, хотя и ругали и покойников, и власть. Виктор молча подогнал грузовик и отвез их на кладбище.

Ясное дело, что при такой бедности власти хочется богатого, как говорил Остап Бендер, пощупать за вымя. Виктора Некуркуля это не очень пугает, он и сам власть, т.е. депутат сельсовета. Однако нашелся и на него «крючок». Да еще какой «крючок»!

По молодости и легкомыслию он сидел. Все началось с мальчишеской тяги к оружию. Нашел пистолет, который валялся в старом сарае еще с войны, отчистил и всюду носил с собой. Как-то в субботу в клуб на танцы завалила шайка из Мерефы. Парни были сильно пьяны.

Слово за слово — и возле крыльца началась кровавая разборка. Мерефянцы били велосипедными цепями. И девушек тоже. Виктор выхватил пистолет и пальнул в воздух. «Гости» испугались, бросились к своим мотоциклам. Он выстрелил вслед и попал одному в руку.

Два выстрела — два года «на зоне». Это было давно и уже забылось бы. Но недавно милиция опять нашла у него пистолет. Приехали домой участковый инспектор с оперуполномоченным из райцентра — и изъяли. Причем даже обыска не делали, знали, где лежит.

Уголовное дело не заставило себя долго ждать. Оно было возбуждено очень быстро и так же быстро завершено. Статья «Незаконное хранение огнестрельного оружия» не нуждалась в особом расследовании. Оружие — вот оно, подозреваемый не отпирался. «Я — бизнесмен, — сказал он, — оружие держал от воров».

Дело завершено, а в суд не передали.

И не передадут, — знает Виктор. Его будут держать, как в руке гранату с выдернутой чекой. Пока пальцы сжимают скобу, запал не сработает. А стоит ослабить пальцы и бросить «лимонку», как в полете боек ударит по капсюлю. Но, если враг исчезнет, или, скажем, поднимет руки, чеку, не разжимая пальцев, можно опять вставить в гнездо и спокойно положить гранату в карман.

Так и его уголовное дело — «крючок». «Крючок» держит так надежно, что Виктор и не пробует с него сорваться. Просто он знает, что сопротивляться больно.