О естественной гармонии и искусственном хаосе

Приехали в Морское знакомые соседа по номеру: три девушки из Питера. И сразу принялись развешивать мокрое белье, которое они вывалили из необъятных чемоданов. Они проделали две тысячи километров, чтобы просушить белье! На мои недоуменные вопросы девицы отвечали смехом. А отсмеявшись, говорили: «Нам дома некогда!» Я стал сомневаться в женской практичности: стирать в Питере — сушить в Крыму...Так как, в силу недоразумения, прибыла и любимая соседа из Львова — мне было поручено отвлечь на себя питерский кортеж.

Я решил взять стиральную команду в прославленное Зеленогорье — цепь скал и водопадов. События обычно начинают подстраиваться под желания. Следствием этого было появление на пляже мужика с плакатом в выцветших фотографиях достопримечательностей. Путь ему перегородила горная речка, непомерно разлившаяся из-за бурных августовских дождей. Раньше, в дни августовского потопа, возле Морского и смерч образовался. Местный житель, продавая его теперь на фотографиях по семь гривен, комментировал это событие следующим образом: «Все стояли на берегу в то время, как со стороны моря приближалась огромная воронка. Но при переходе на берег она неожиданно распалась». — «Отчего это вы, — спросил я аборигена, — не убежали? Не боялись смерча?» Покумекав, он изрек: «Боялись, но стояли. Из любопытства». Нашим людям любопытно конец света досмотреть до конца...

Возле разлившейся речушки частный экскурсовод повернул, где и был торпедирован мной. Когда я спросил его о Зеленогорье, он буквально засиял. «Да, я первый, — воскликнул он, постучав себя по волосатой груди, — стал возить туда туристов! Я сам оттуда родом. Жители тамошнего села по началу были против, писали письма, угрожали. Но потом прикинули, что это доход приносит, и пообвыклись». Звали первооткрывателя Васильевичем. Лет пятидесяти, лысоват и потерт. В свободное от экскурсий время — учитель физкультуры...

Катимся на его колымаге. На холме возле Морского высится внушительный крест. «Из-за этого креста, — сказал проводник, — возникла проблема между христианами и мусульманами, славянами и татарами. К 2000-летию хотели по всему периметру Морского аж четыре креста поставить, высотой по девять метров. Мечеть получалась окруженной христианскими символами. Народ с цепями прибыл, собрались уже дубасить друг друга. Однако дело решилось мирно, нашли компромисс: вместо четырех крестов — один и высотой пять метров...»

«А здесь, — без перехода продолжил Васильевич свои пестрые пояснения, — снимали кусок дороги в «Три плюс два», когда холостяки ехали на берег...»

Сворачиваем с шоссе и забираемся в горы. Дальше — тупик. На косогоре — село — родина Васильевича. На этом месте он экскурсоводческие полномочия с себя сложил, указав только нужное направление. Посоветовал напоследок покататься на тарзанке над озером и пообещал преданно ждать нашего возвращения. Не слишком сознательный проводник.

Нас обступили горы. Сверху струилась речка, образуя череду каскадов. Голубой цвет небес сгустился до темно-синего, а облака приблизились вплотную и беззастенчиво, словно приведения, стали рассматривать новых гостей.

По сторонам порогов — нечто вроде каменных ванн, природные джакузи. Вода в них на удивление теплая. Природа, несмотря на дикость, оказалась довольно гостеприимной.

Наплескавшись в «джакузи» и чуть не вывалившись из одного — все-таки скалы — направляемся к озеру, о котором говорил проводник.

Вокруг была настолько завораживающая красота, что впервые я почувствовал: когда смотришь в видоискатель аппарата, не ты выбираешь пейзаж для съемки, а тебя водит некая сила и дает сигнал, когда нажать кнопку. Отойдешь на два метра — опять шедевр естественного происхождения. Я ощутил себя сродни компасу, вместо магнитной стрелки — интуиция. И понял, как примерно снимал Андрей Арсеньевич Тарковский. Сила, дух в его кадрах присутствуют постоянно. Он размеренно вел камеру, от одного плана к другому, без скачков, по наивысшим точкам, по максимумам гармонии, бережно выстраивая ее линию. Если положиться на собственную интуицию — становишься инструментом небесных сфер...

Озеро выскочило внезапно. Через него действительно натянута тарзанка. Когда на ней пересекаешь водоем — охватывает совершенно удивительное чувство. До этого нас не покидало уважение к масштабности природных образований: скалам, перевалам, порогам. Осторожность, с которой мы, словно букашки, карабкались по их спинам — вызывала даже благоговейное почтение.

Когда же несешься на тарзанке, весь окружающий ландшафт вдруг сворачивается, оказываясь как бы нарисованным на шелковом платке, и протягивается сквозь тебя, словно через кольцо фокусника. Вместе с небесами, озерами и горами! Человек расширяется до размеров Вселенной, а Вселенная сжимается до размеров человека. После «полета» не покидало ощущение, что внутри продолжают плавать облака, громоздятся скалы и растет алый боярышник. Чудеса!

Захотелось, правда, испытать и кайф иного рода — отпустить руки на середине озера. Первый — полет по горизонтали, второй — по вертикали. Однако я подзабыл, как правильно прыгать с вышек и не вытянул носки ступней. После мощного удара о поверхность воды половину можжевельника из меня вытряхнуло...

Под впечатлением колдовства Зеленогорья решили с питерским шеф-поваром Светой поглазеть вечером того же дня на искусственные построения на побережье. А именно, на местную архитектурную достопримечательность — недостроенный санаторий. Говорят, он девять лет в законсервированном состоянии. Его формы, виденные мельком из автомобиля, тоже поражали масштабами. Не горы, конечно, но все же.

Девица засыпала. Я, дабы ее чуть-чуть оживить, говорю: «Представь, что там инопланетные существа. Они только прибыли из космоса и таращатся на человеческие места обитания. Здесь они совершенно чужие. Трудно даже представить степень одиночества этих существ!»

Вижу, человек проснулся. Только с оживлением я переборщил — Света слегка испугалась. Чтобы заглушить страх она неожиданно затараторила: «Когда мы были в санатории в Береговом, нам дали плохо прожаренную курицу. И свининой чуть не отравились. То я замечаю, они слишком тонким слоем кладут масло на хлеб. Я сама, говорю, в этой сфере работаю, мажьте по-человечески. Но вот на отдыхе в Рыбачьем — с питанием было отлично». Света, как повар, многие места запоминала по кулинарному признаку: как там кормили. Чем ближе мы подходили к сооружениям законсервированного санатория, тем проблема питания приобретала все более острый характер.

И вот на фоне южного звездного неба и в нервной психологической обстановке вырисовалось странное здание в форме гигантского локатора. Перед ним было что-то вроде китайской пагоды. Она подсвечивалась двумя синими таинственными лампочками, мигающими с разной частотой. Между этими огнями в окне был пугающий черный провал. Я весело говорю: «Типичный пункт связи с внеземными цивилизациями...». Но в этот момент и сам почувствовал присутствие чего-то постороннего.

Увидев, что в расширенных зрачках девушки поместился весь провал и даже тема питания не поможет, я как можно безмятежней сказал: «Успокойся, все под контролем»...

Назад мы почти бежали. Свете казалось, что за нами гонятся все космические пришельцы, вместе взятые. Затормозила она только в центре Морского, возле дружески подмигивающей иллюминации кафе...

Утром я отправился запечатлеть «пункт космической связи». Тут настал мой черед поражаться. При дневном освещении первое здание еще больше напоминало локатор. А внутри пагоды, как раз на месте «черного провала», под потолком висел двойной восмиугольник, октагон, достаточно сильный мистический знак, символизирующий завершенность. Будто лучи, от него отходили десятки переплетающих реек.

Поистине гениальный ход: в центре хаоса брошенной стройки установить знак, символизирующий законченность. То есть зафиксировать состояние хаоса. Неудивительно, что здесь можно почувствовать аномальные явления.

Правда, многие современные архитектурные ансамбли и в законченном виде рождают ощущение аномалии.

Может, нашим архитекторам стоит подняться в горы? Или посмотреть фильмы Тарковского?

Да что архитекторы! Может, у нас страна зафиксированного хаоса?!