О резерве доверия

 В последнее время льется поток негативной информации о людях, которые не по собственной воле бежат из Донецкой области и Луганщины. О переселенцах уже начинают рассказывать истории, какие они неблагодарные, не хотят защищать свой край, а бежат в более безопасные места и сидят на шее у тех, кто их семьи приютил. Мало кто распространяет мнение, что выехать в никуда, оставив все на произвол судьбы, без уверенности, что завтра все будет в порядке, — это тоже своеобразный подвиг. Освоиться на новом месте, где ничего и никого не знаешь, когда нужно за что-то жить и за какие-то средства содержать детей, все эти проблемы придется решать быстро и немедленно. Те регионы, которые принимают переселенцев, имеют тоже неоднозначное отношение к такой категории людей, не знают, как лучше с беженцами вести себя, сочувствовать им или вообще не вмешиваться. Есть и такие, кто с пониманием относится к проблемам переселенцев, ведь люди оказались в стрессовой ситуации, когда придется начинать жизнь сначала. Впрочем, нельзя отрицать, что бывают и неприятные случаи, вызванные действиями или высказываниями беженцев с востока. «День» спросил у социального психолога Елены Лищинской, как уладить конфликт между теми, кто приезжает, и теми, кто их принимает,  и что делать в этой ситуации с потоком негативной информации?

— Негативная информация о переселенцах — это тоже работа людей, которые хотят взвинтить наше общество, это часть информационной войны. Поэтому лучший совет — не передавать такую информацию, если это касается тех людей, которых ты не знаешь. Люди все разные. Поэтому негатив лучше не распространять, следует понимать, что переселенцы тоже пережили много непростых моментов, поэтому если хочешь помогать —  помогай, а если нет — то не делай этого, но в таком случае вообще молчи. Потому что, несмотря на негатив, есть много отзывов о переселенцах, которые благодарят тех, кто предоставил им прибежище, берутся помогать по хозяйству, например, у кого есть огород, то с радостью помогают и здесь. Сейчас важно осознать, что нам не нужна волна критики внутри народа, все мы имеем негативные стороны и никто из нас не святой.

— Можно ли говорить о том, что конфликты и невосприятие возникают на фоне разной ментальности переселенцев и тех, к кому они едут на временное проживание? Или сказывается психологический настрой?

— Это не ментальность, просто люди находятся под определенным пропагандистским влиянием, они отравлены информацией, и дело не в том, что переселенцы от нас чем-то отличаются. Все люди хотят стабильной жизни, работы, позитива, — и на Востоке, и на Западе. Но в течение последних лет российское телевидение готовилось к этим событиям очень долго, и теперь имеем результаты. Все зависит от доверия, и люди доверяли российской пропаганде, потому что был один язык, одно информационное пространство, и мы с вами тоже доверяли и не ждали такого поведения от соседа. Когда уже пошла дезинформация, которая делается таким образом, что в ней 80% правды, а 20% — позорной лжи, то у людей, которые раньше всему этому доверяли, искажается мировосприятие. Никто не заставляет сочувствовать и помогать переселенцам другую часть населения страны. Если принимаете участие в такой помощи, но не уверены, что это в пользу, то не нужно за это браться вообще.

— Сейчас группы волонтеров оказывают всестороннюю помощь беженцам из зоны боевых действий, кто-то им ищет работу, кто-то предоставляет жилье, а насколько нужна  еще и психологическая помощь и поддержка?

— Такая поддержка всегда нужна. Но она может быть, если сам человек говорит, что ему нужна психологическая помощь и он хочет ее получить. Случается, что человек не всегда осознает, что ему нужна именно такого рода поддержка. Ее можно получить тогда, когда ты доверяешь человеку, психолог же не может ходить к гражданам и консультировать, если они этого не хотят, это будет вмешательством в личные дела. Психологи объединились и работают еще с Майдана, во-вторых, есть горячие телефонные линии от государственных служб и волонтерских инициатив, такую же помощь оказывают специалисты МЧС, которые поддерживают граждан в критических ситуациях, то есть все это есть, но другой вопрос — насколько именно психологическая помощь востребована со стороны этих людей.

— Еще существует такое мнение, что в настоящий момент переселенцы переживают синдром первобытных людей, когда вынуждены выживать в новых условиях, так же, как это было тысячелетие назад. Что думаете как специалист по этому поводу?

— Есть понятие стокгольмского синдрома (дружба заложника с похитителем), когда есть угрозы биовыживанию человека, и тот, кто выручает, поддерживает в таких ситуациях, воспринимается положительно. Это явление было распространено в 1970-х годах, когда сначала террористы похищали людей или брали в заложники, а затем эти пострадавшие привязывались к своим похитителям. Просто человек теряет ориентиры в жизни, и тот, кто первый даст еду, по отношению к тому возникает ощущение благодарности. Если говорить сегодня о людях, которые оказались и жилы в мирной стране, как-то справлялись, и здесь возникли такие обстоятельства, которые невозможно самостоятельно решить, следует учитывать, что у них возникают настолько травмирующие ощущения, что они ничего не могут сделать. Поэтому прежде всего идут травматизация и посттравматический синдром. Но не нужно придумывать какие-то новые термины, не в первый раз люди на Земле попадают в подобные условия. Существование посттравматического синдрома известно психологам, психиатрам, и они знают, что с этим делать. Я бы не хотела, чтобы раскручивались какие-то новые ярлыки по отношению к переселенцам. Это нормальные здоровые люди, оказавшиеся в сложной ситуации, и каждый из нас точно так же выживал бы и был бы дезориентирован и в какой-то момент беспомощный. Но это все относится к тем факторам, которые со временем проходят.  У человека есть очень большой резерв выживания, это свойственно человеческой психике. Человек в состоянии пережить подобные ситуации, через которые проходят сейчас переселенцы, и в будущем — все будет хорошо.