Ольга ГЕРАСИМЬЮК: «Не делать Историю из ничего, но из чего-то сделать свою историю»
Каждая новая программа совершенно не похожа на предыдущую, да, впрочем, и на обычную телевизионную передачу тоже. «Версии» жизни по Ольге Герасимьюк — это действительно своя история, обычная или нет, грустная или веселая, звездная или приземленная... О жизни творческой и личной наша беседа с Ольгой Герасимьюк.
— Знаменитый итальянский режиссер Микеланджело Антониони на вопрос о собственной гениальности отвечал: «Почему бы мне не быть гением с прекрасным оператором, замечательным художником, талантливым композитором и т. д.?» Вы можете сказать то же о собственной команде? Ведь «Версии» сегодня делает вся творческая группа «Проти ночі». Это результат давнего знакомства и привязанности?
— Знаем мы друг друга довольно давно. С Андреем Нестеренко (нынешним моим режиссером) мы раньше работали в другой телекомпании, в одной политической программе. Андрюша был тогда «аксакалом» и настоящим телевизионщиком. Поначалу даже шефствовал надо мной. И при подготовке нового проекта Андрей был утвержден единогласно (в смысле безоговорочно мною). Но отношения были отстраненные — все-таки мы из разных поколений. И вот на «1+1» Андрюша ушел вместе со мной. Хотя ему это стоило больших переживаний. Но он поверил в меня и очень меня поддержал. Потом я забрала с собой Зою Приходько (продюсер нашей программы). С ней я познакомилась еще в далеком детстве: мы сестры. Она психолог по образованию. Преданный мне человек, мой настоящий талисман. И родство нам даже помогает не делать реверансы друг перед другом. Игорь Лебедкин (композитор) — категорически свой. Его ревнуют к нам: работать-то он должен для всего канала. Его музыка не просто фон программы. Это как еще один рассказчик. Когда он поработал с нами первый раз, мы поняли, как нам его катастрофически не хватало. Иногда мы даже прослушиваем программу без музыки и видим, как это все непрезентабельно без звукового ряда. Верный звукооператор Артур Ренков — фанат чистого звука. На просьбы поторопиться с работой у него есть один очень веский аргумент: «Ты скажи, как тебе нужно — быстро или хорошо?». Даже мой гардероб он контролирует — вопрос, где прицепить микрофон не такой, оказывается, простой. Сергей Вачи — главный человек по звуку всего «1+1», тоже очень наш: прощает нам грехи как никому другому. Петя Яровой — видеоинженер, ему вообще положено работать по сменам. Но с нами он сидит до утра.
— По слухам, наиболее шокирующим впечатлением последнего времени для вас (съемочной группы) был «город любви» — Париж. Это очередная версия Ольги Герасимьюк?
— К сожалению, это правда. Мы поехали на съемки очередной программы о необычном монастыре в Бургундии под городом Клюни. Настоящая сельская Франция с коровами на лугу, которых никто не загоняет на ночь в сараи, с утренним запахом круасанов и шоколада. А главное c настоящим французским патриотизмом, что нам очень импонирует: они не пускают в себя пагубную американскую «цивилизацию». Как раз в то время заканчивался чемпионат мира. И нашему режиссеру (Нестеренко) просто повезло: он так разрывался между увлечением и долгом, а тут вместе с французами в меленьком кафе, куда каждый пришел со своим стулом к общему телевизору, он проявил себя как настоящий фанат футбола. Среди таких патриотично настроенных разрисованных болельщиков невозможно самому оставаться равнодушным: например, сидеть во время гимна Франции. И совсем иными настроениями было пронизано пребывание в Париже. Тогда тоже был национальный праздник — День взятия Бастилии или на французский манер «День взятия Бразилии». Гуляли мы ночью и впечатления получили отнюдь не радужные. Начнем с того, что нам не хотели давать комнату на троих (чтобы оставить вещи) и очень подозрительно смотрели.
— Это в Париже?!
— Да. Смотрели очень строго. И потом все «шесть шагов, чтобы увидеть Париж» от Нотр-Дама вдоль набережной через Лувр, Версаль, Сен-Жермен до Эйфелевой башни были омрачены жутким запахом мочи, а отнюдь не французскими духами. Толпы французов, которых мы увидели, — это были группы цветной молодежи, причем очень агрессивно настроенной. И полное отсутствие полиции. Импровизированные рестораны и туалет на одном и том же месте, костры с жареной колбасой и тут же отправление нужды. Позже к нам начали приставать под предлогом стрельнуть сигарет и, среагируй мы более резко, все могло бы очень плохо кончиться. В жутком состоянии духа мы добрались до Эйфелевой башни, которой «полюбовались» издалека. В этом сердце Парижа было, как в цыганском таборе: костры горели прямо под ножками башни, беспрерывно взрывались петарды, мусора и хлама было по колено, в разных местах происходили «разборки». Андрей даже отказался от снимка на память «с башней», настолько он был расстроен. Все говорят, «увидеть Париж и умереть». Да, это город мечты, но тем более грустно то, что в этой мечте уже возможны те же вещи, что и в обычных малокультурных местах. Именно это было нашим большим разочарованием — следы наступающего на святыню хаоса. Мы вспомнили о том, что сюда в свое время наша Ярославна привезла ванну, и французы научились мыться... Понятно, что наша цивилизация уже завалилась, но обидно, что их тоже.
— А чем-нибудь приятным и обнадеживающим можете поделиться? Как-никак последняя «встреча с прекрасным» у вас состоялась с Монсеррат Кабалье.
— Конечно, такие встречи бесследно не проходят. Посмотрев программу, нашему коллеге захотелось купить компакт-диск.
— Хороший критерий оценки программы.
— Приезд Монсеррат был поводом подумать об истинной музыке. Андрей — фанат рока с электрогитарой и наушниками (чтобы соседям не мешать). Он посмотрел на Монсеррат и сказал, что все «волосатые могут идти спать». Степень настоящего у «классиков» сильнее. Мы все в нашей программе ненавидим попсу, любую. Хотя Андрей внимательно смотрит клипы. Сам он тоже мечтает снимать клипы. Хвалит работы «Воплей Видоплясова»: у них в клипах действие соответствует тому, что поется.
— А сами вы какую музыку любите?
— У меня не очень традиционные вкусы. Я люблю крутой мужской голос Удо Дергшнайтейна. Такой себе старый роковый музыкант.
— Ну, а в связи с приездом оперной дивы, не шокировалa ли вас как журналиста состоявшаяся или, вернее, несостоявшаяся пресс-конференция?
— Такие фигуры, как Монсеррат, — как звезды: чем ближе к земле, тем ярче виден мусор, которым земля переполнена. Мне хочется верить, что она всего этого не заметила — на ее высоту это просто не долетело.
— Что в таком случае вам как профессиональному журналисту ближе и дороже всего в профессии?
— Я из того поколения журналистов, которое жило, умирало и боролось при несвободном режиме. Тогда была прекрасная школа. В условиях несвободы было много порядочных журналистов. Задача написать так, чтобы не замараться, между строк рассказать о главном выполнялась на все сто. Моя учительница была фанатичной коммунисткой. Мне были смешны ее убеждения, но я уважала ее искренность. Она меня учила, что на каждое письмо, даже самое глупое, нужно ответить. Научить человечности сегодня очень тяжело. Я ненавижу то время, но и вспоминаю о нем с сожалением. Хотя сейчас мало что изменилось — все по-прежнему служат. Но раньше служили «на шару», а сегодня — на гонорары. И сейчас не исправляют своих ошибок, как тогда. И еще я из тех журналистов, которые с уважением относятся к языку, правильно ставят запятые, знают что значит каждое слово, а не просто «красиво» пишут. Сегодняшнюю прессу я знаю не понаслышке. Не сочтите это за подхалимаж, но многие журналисты «Дня» мне нравятся. В этой газете зачастую отсутствует налет попсовости. И трудно сказать, можно ли сейчас этому научить.
— А чему вы учите своего сына? Знаете ли вы вообще, как у него дела в школе?
— К сожалению, да. Вообще-то он не любит, когда о нем упоминают в газетах. Я-то ему вбивала с детства, что главное — не имя твоих родителей. Он у меня мятежник. Переходной возраст, знаете ли. В школу хожу редко, потому что посещение современной школы для всех родителей сегодня — тягостное испытание. Он дебошир. Я сама как человек взрослый прихожу в сегодняшнюю школу с большим страхом. Директор там кричит, как заведующий овощной базы. Жаль сына и его ровесников. Вообще, я неправильная мама: не использую служебное положение.
— А желание повторить родительский путь у него не возникает?
— Не думаю. Детям сегодня очень тяжело — даже родители не знают, что делать. Я ведь тоже не сразу себя нашла. Тем не менее он любит программу и подрабатывает иногда универсальным ассистентом (оператора, звукорежиссера...). Обычно родители не хотят, чтобы дети повторяли их путь...
— А хоть помощь по дому со стороны домашних ощущается?
— Устроить уют в нашем доме довольно сложно: нужно вызвать бригаду строителей и бабушек-надомниц. Муж мой, писатель, тоже летает в эмпиреях. Говорит, что уберет квартиру, разберет книжные полки, а сам зависает у книг. Вот только если кот мой сиамский все разбросает, пристыженные этим зрелищем, мы убираем.
