«Они ко мне за помощью не идут, так иду сама...»

После того, как пришлось принимать роды в хате на хуторе при свете керосиновой лампы и в присутствии детей, которые лежали на печи, свесив головы (и это в благополучном Луцком районе), одна из коллег Елизаветы Тарасовны Чайковской полгода лечила нервы и зареклась работать в сельском медпункте. Она же заведует фельдшерско-акушерским пунктом в маленьких Уманцах уже 48 лет, оставаясь единственным медработником на несколько окрестных сел.

Если прошлой зимой и был где-то конец света, то, по мнению Елизаветы Тарасовны, он был в Уманцах. Отдаленное от трассы село, в которое из райцентра «скорая» едет час только в один конец (и столько же обратно), было так заблокировано заносами, что она стала бояться ночи. Ложилась — и не могла уснуть. Не приведи Господи какой беды! В селе снова не работали телефоны, замело дороги. А за Уманцами тонули в снежной мгле Ватин и Ватинец, Скирче и Жуковец, люди из которых хорошо знают дорогу к Тарасовне. Один из ватинецких мужчин даже называет ее своей кумой.

— Он вез на роды в Горохов женщину, которая начала рожать уже в дороге. Доехал, говорит, до сосны, смотрю, открыта ли у тебя на ФАПе дверь... «Потому что если бы была закрыта, то умер бы в кабине!» С ней из дома никто не сел, отправили женщину одну. И вот на этой кушетке она и рожала, — показывает Елизавета Тарасовна. — Никого рядом, никакой помощи, только она и я...

Е.Т.Чайковская — дитя войны, потому что было ей пять лет, когда отец, оставив беременную жену, ушел на фронт и погиб. Мама умерла в августе прошлого года, а брат живет в родном селе Пирванче, что в пяти минутах езды от райцентра. Из-за этого Елизавета Тарасовна по-доброму завидует жене брата, которая тоже сельский медик.

— Если бы я в Уманцах не вышла замуж, отработала бы три года по направлению, и только Уманцы меня и видели!

В такие села, а если честно, то и в менее отдаленные от райцентра, молодые медики не хотят приезжать.

— Абсолютно не хотят! Говорят, что трудно работать. Очень трудно! Оклад низкий, если не самый низкий. Я в начале получала 40 рублей, а теперь и 400 не получаю...

— Фактически тот же эквивалент, что когда-то 40...

— Трудно, но нам было труднее.

В Уманцы Елизавета Тарасовна попала после окончания в 1958 году Луцкого медицинского училища и трех месяцев самостоятельной работы в селе Корытница Локачинского района. А дорогу в село проложили аж в 1982-м! Не было ни машины, ни телефона, медпункт кочевал: сменили три крестьянские хаты. Аккуратное помещение, в котором мы разговариваем, строила уже Чайковская. Под ногами — коврик, ослепительно-белые накидки аж хрустят чистотой. Фельдшер гордится, что теперь на ФАПе — две манипуляционные, одна из них — акушерская. Но протапливают грубку здесь только тогда, когда есть на приеме женщины... За стеклом в шкафу — аптечка, ассортимент в которой мало отличается от гороховского, но чтобы привезти лекарства, приходится иногда нанимать частную машину... Поскольку и маршрутка из Луцка ходит сюда, когда хозяин посчитает нужным, чтобы добраться больному до райбольницы, люди тоже часто прибегают к услугам частника. А нанять с такой целью машину — 40 гривен. Ясно, что крайним на страже общественного здоровья остается сельский фельдшер. За почти полстолетия работы на «передовой» здравоохранения и при отсутствии в ближайшем пространстве врача у Чайковской хватало ситуаций, которые можно назвать стрессовыми.

— Был случай, когда на этой же кушетке у ватинецкой женщины я принимала в родах близнецов. А у мужчины при желудочном кровотечении давление упало до 50-ти, нужно было ставить систему, поднимать давление, ожидая «скорую». Думала, не довезу в больницу... А больной ребеночек или кровотечение у женщин?! После такого месяц не можешь ни спать, ни есть. Это страшная... это тяжелая работа, — исправляется Тарасовна, а на мой вопрос, не было ли у нее действительно безвыходных ситуаций, только машет рукой. Были, да разве только у нее...

— Этот случай произошел в Уманцах, когда я как раз в декрет ушла. Одна из местных женщин, между прочим, сама медик, забеременела, но почему-то беременность скрывала, сколько могла. Как мне кажется, муж хотел сына, а она чувствовала, что родит и вторую девочку... Вот начались у нее схватки, везет муж в Горохов. А дорога же заметена, и скоро машина застряла. А дома отец ее места себе не находит, выезжает, в конечном итоге, следом. Добрались они только до крайней хаты в Яривце, а она начинает рожать прямо в машине. Шофер побежал в хату: может женщина какая есть. Правда, женщина была, еще и не растерялась. Вышла уже с полотенцем и теплой водой. А роженица разродилась, дитя и не пикнет, она в шоке замотала его в свой плащ и бросила в машине под ноги. Говорит: возвращаемся, оно — неживое. Дома легла, а ей — плохо, потому что место не отошло... Позвали медичку, которая меня замещала. Ребенок же лежал в холодном коридоре. Так моя заместительница и женщину спасла, и ребенка (девочка была) отходила, потому что жив он был. Теперь эта девушка замужем, а семья ее давно в Уманцах не живет. Как вы думаете, молодежь теперь захочет так работать? Чтобы за все отвечать и страдать?.. Мне кажется, дай им и тысячу на зарплату, а в село не пойдут.

— И вы были молодыми, а из села не убежали.

— Не у всех одинаковый характер. Мне с моим трудно. Нужно шесть часов работать, а я и 16 работала. Вот сегодня приняла людей, много было, еще кое-что запишу, а тогда пойду в село. Одному ребенку прививки сделаю, другого проведаю. Так по избам до восьми вечера буду ходить. Этой зимой было так скользко, что в Уманцы (а помещение ФАПа на перекрестке между двумя селами — собственно, Уманцами и Зеленолужей, которая теперь стала просто улицей, — Авт. ) войти нельзя было. Мне же нужно было делать уколы ребенку, больному воспалением легких. Иду вечером, у них в хате еще и света нет, а никто тебе навстречу не выйдет. Просись, чтобы в хату пустили. Так дочь меня провожала и встречала...

— Дочери не хотели по вашему примеру стать медиками?

— Я не хотела, чтобы они шли в медицину.

Многое пережив, сохранив не одну жизнь в округе, Чайковская доработалась до того, что на 48- м году работы на нее... написали жалобу. Обвиняли в... непрофессионализме, в том, что заставляет везти ребенка в больницу, чего родителям не хотелось. Если бы жила в городе, могла бы этих людей никогда больше не встретить. И в селе могла бы пройти мимо их хаты.

— Эти две семьи очень трудные! У матери было три сына, двое из них осуждены, один за убийство. Средний взял жену от другого мужчины, с которым у нее было пятеро детей, а тут и от него родила. А старший его брат сделал ребенка ее дочке, которой только 13 исполнилось. Кстати, он перед вами сюда на уколы приходил, потому что теща его по голове сильно ударила. Ему 30 лет, жене — 13, он забрал ее от тещи к своей маме. И ребенку там лучше, потому что свекровь за дитя переживает. А матери, видно, это не понравилось, забрала дочь назад, хотя и самим жить негде. Сели в чужой хате да и сидят... Когда зять пришел забрать женщину с ребенком, она чем-то его так ударила, что неживой был, снегом, говорил, оттирали.

— У вас тут страсти, как в бразильском сериале...

— Такого в сериалах не показывают. У ребенка (того, что мать семейства родила,) до года уже третий раз воспаление. Умирает ребенок на моих глазах, а она: «В больницу не поеду!»

Свои, как говорит Елизавета Тарасовна, люди к ней привыкли. Что скажет, что назначит, то принимают и выполняют. Между прочим, нет в Уманцах слишком распространенного, к сожалению, теперь рака или туберкулеза. Одну женщину прооперировали в 77-м году, вторую еще в 62 – м, — и живут, потому что вовремя обнаружили беду... Фельдшер приучила людей вовремя проверяться, и когда приезжает из райбольницы гинеколог, то у него есть работа на весь день... Не все имеют возможность нанять машину и поехать в райбольницу, а к Тарасовне прийти давление померить, провериться — разве что единицы не слушаются, потому что фельдшер имеет авторитет.

— Мы к деткам до года должны ходить раз в неделю, а я ежедневно иду. Был Новый год, 1— 2 января — выходные, пошла я в эту семью третьего. Ребенок такой тяжелый, аж синий, дышал одним животом, сердцебиение... А они: в Горохов в больницу не повезем!

Чайковская дозвонилась до районного педиатра.

— Обещали маме с ребенком все условия. Бесплатное лечение, питание, чтобы ехала лечить. Не хочет в Горохов, отвезем в Луцк или Киев, пусть больницу выбирает. А мама: у нас свои деньги есть, мы сами ребенка отвезем в Луцк. Однако никуда не повезли, и снова я ходила десять суток день и ночь, делала уколы... И снова малышка кашлять начала! Был случай, когда главный врач прислал в эту семью целую бригаду из десяти человек. Из райотдела образования были, из сельсовета, потому что старшие дети в школу не ходили. Целый день уговаривали, упрашивали, уже начали писать акт с предложением лишить родительских прав, так она поехала с больным малышом в больницу. А через день сбежала. Одумалась потом, что потеряет детские деньги. Один мужчина ей говорил: «Ты полторы тысячи получила, а Тарасовна — только 300.» Они ко мне за помощью не идут, так иду сама. Ребенок же не виноват!

В Уманцы мы ехали сквозь высокие снежные тоннели. В Ватине и Мирном еще есть мощные сельскохозяйственные предприятия, имеющие технику и расчищающие дороги. Когда на следующий день позвонила Чайковской, сказала, замело так, что не скоро и расчистят. Зато летом село очень красивое. Хаты добротные, есть водопровод, на одной из улиц уже есть газ. Нарыты «окопы» и вокруг уманецкого ФАПа. Надежда на голубой огонек умаляет даже сожаление о чудесных цветниках, в которых тонет учреждение с весны до осени. Когда Чайковская начинала работать, деток до года было около двух и более десятков. Потом перестали рожать, а сейчас как будто потихоньку «беби-бум» приближается и к этим краям. Но люди стали болеть значительно больше, мужчины мрут как мухи, в селах очень много вдов. Как воспоминание о лучшей жизни стоит при въезде в село красивое помещение школы. Теперь говорят, что великоватую построили: со спортзалом, с детсадом... Все было в коврах... Но за отопительный сезон шло восемь—десять машин брикета. Школу закрыли, и около трех десятков уманецких детей прокладывают дорогу к знаниям через болота или заносы.

— Молодежи вроде и больше стало, детишек до года уже от пяти до десяти бывает. А впечатление такое, что село словно скоро вымрет, — говорит Елизавета Тарасовна. — Мужчин подвозят на работу в Ватин, в Уманцах осталась ферма. Правда, когда-то на ней работало 16 — 18 доярок, а теперь — только четверо.

Когда на нее написали незаслуженную жалобу, она подала свою: об увольнении. Давно на пенсии, у самой здоровья нет. В прошлом году несколько месяцев была на больничном, потому что сломала руку. Но люди стали идти домой. То, что они не перестанут идти, даже если бесповоротно оформит «отставку», и убедило ее еще немного поработать.

— Медицинские училища многие местные закончили, но ни один на село не пошел. Это трудная работа! Медик и десять лет отработает, а будет ощущать, что стаж еще маленький. Я только после двадцати лет почувствовала, что могу оказать помощь и на уровне врача. — Вот такую высокую планку ставит фельдшер, которая является сейчас «золотым фондом» волынской сельской медицины. — Говорят, что закончит медучилище одна девочка из Мирного и на мое место придет. Но что-то я в это не верю...