Позывной – «Галичанин»

Он до сих пор передвигается на костылях или на коляске, ему до сих пор бывает плохо, однако с ним — здоровый юмор и друзья. Он пошел добровольцем, командовал образцовой группой бойцов, а затем присоединился к отряду полевых медиков и стал первым «300-м» среди них. События, которые окончились для друга с позывным «Галичанин» осколочным ранение в ноги, имели место более года назад, однако только сейчас он снял последний шов со своих ран. Причем снял самостоятельно и разрешил отснять процесс на видео — для пополнения серии видеоуроков, которые будут помогать обучать новых парамедиков.

ОТ ВЫСТАВКИ БАБОЧЕК — ДО ВОЙНЫ НА ВОСТОКЕ 

— Чем занимался в мирное время?

— До войны я был директором выставки живых экзотичных бабочек. Я открыл во Львове такую выставку, потом поехал в Евпаторию, открыл подобную. Отработал там сезон. Мои конкуренты, которые тоже открыли там выставку бабочек, и, кстати, вложили в десять раз больше средств, в начале сезона ко мне враждебно относились, а в конце сезона подошли и предложили место работы директора крупнейшего аквапарка в Крыму, в Евпатории. То есть, если бы «дядя Вова» не забрал Крым, я бы поехал работать директором аквапарка!

— Как ты попал в «Правый сектор»? Почему именно к ним?

— С «Правым сектором» знаком еще с Майдана, с 23-го января. Меня приняли туда достаточно быстро, я удивился — ведь я не «тризубовец», фактически, пришел с улицы. Я приехал на Майдан из Черновцов. Тогда еще у меня была жена (гражданский брак), и мы с ней даже были в ссоре, потому что она меня не хотела отпускать. Поехал в чем был, кстати, ехал в бусике с батюшками из Франковщины, они говорили: «В случае чего — ты наш пономарь!». И так я приехал в Киев, сразу же пришел на Грушевского, нашел палатку «Правого сектора», меня скоординировали, и я попал на пятый этаж. В то время уже многие ребята бегали раненые после

19-го января — обстановка была довольно угнетающая. Я тогда их немного морально поддерживал, пел «Братьев Гадюкиных». Потом меня переселили на Грушевского и сделали командиром батальона «Батяры», 90% там были львовяне.

Потом случилось так, что мы с женой разошлись — она изменила мне и позвонила признаться — это, на мой взгляд, намного лучше, чем умолчать об этом. Так и вышло, что я свою жизнь полностью переплел с «Правым сектором», с побратимами, знакомыми еще с Майдана.

— Как ты попал на фронт?

— После первоапрельской «шутки» от Авакова — он тогда нас осадил в гостинице «Днепр» — мы на больших туристических автобусах поехали на «Десну». Там, правда, нашу группу «Батяры» разбили — там все группы разбили — и образовался второй взвод. Он, кстати, всегда была показательным, за нами тянулся такой позитивный «шлейф», и мы должны были ему соответствовать. И это была первая наша группа, которая уехала из «Десны» просто на базу в Великую Михайловку, что в Днепропетровской области.

— Чем занимался на фронте?

— Я ездил «колядовать», «Двадцать Четвертый», который погиб год назад, ездил со мной, и мы первое оружие добывали таким образом, когда еще не было боев как таковых, не было трофеев, мы просто ездили по всей передовой, подъезжали к военным и просили: «Ребята, помогите!..». Кто гранатой помогал, кто чем... Мы это все потом привозили на базу. Часть, конечно, себе сразу оставляли и нашим ребятам, а остальное — на склад. Как раз тогда, когда я ездил «колядовать», попала и Алла Мегель (председатель информационного центра ДУК. — Е. М.) в «Правый Сектор». Она всегда говорила: «Ребята, с серьезными вопросами — не ко мне, я — по печенькам!» Ее поселили в домике как раз напротив меня, и было достаточно удобно: открываю двери, и передо мной склад со сладким! А я как раз очень-очень его люблю!

«САВУР-МОГИЛА — ЭТО НАЧАЛО КОНКРЕТНОЙ РАБОТЫ «ГОСПИТАЛЬЕРОВ»

— Как же, имея собственную группу, ты попал к «Госпитальерам»?

— Некоторые из моих ребят бросили пить, курить — я вел всегда очень хорошую работу, многие из «Правого сектора» говорили, что у меня показательная группа. Я был командиром, дисциплина у меня действительно была хорошей, а так как мои ребята — молодцы, и хорошие специалисты, то их «порастягивали» по всему фронту. И вот в определенный момент у меня осталось только двое ребят — «Двадцать Четвертый» и «Одесса». Других — кого в разведку забрали, кого куда... А мы ведь тоже хотели на выезды ездить! Тогда я подошел к Яне Зинкевич и попросился к ней в отряд. Кстати, именно тогда и формировалась команда «Госпитальеров», отряда как такового тогда еще не было, были только отдельные медики. Это была середина прошлого лета.

Мы с «Госпитальерами» — нас тогда было немного, всего лишь несколько медиков, штурмовиков, — поехали на выезд на Саур-Могилу. И после того, как наши взяли Саур-Могилу, я раненых отвозил в тыл под Волноваху, чтобы потом их на вертолете в Днепропетровск доправить. Однажды его сбили прямо на подлете, просто в тылу... Мы берем Саур-Могилу, отвозим раненых, и прямо в тылу из «зеленки» наш вертолет сбивают! Очевидно, это была ДРГ. Это были, скорее всего, российские военные, а не сепаратисты. Потому что сбили вертолет даже не из «Мухи», а из стрелкового оружия, из автоматов, когда он шел на посадку.

— Как тебя ранили?

— Мы ехали на операцию по просьбе ВСУ: они пришли к нам и сказали, что у них был бой, и на поле боя остались «200-е» и «300-е», помогите, мол. Мы, конечно, сели и поехали, бусик у нас был небронированный... Тогда еще даже шеврона «Госпитальеры» не было, это был недавно сформированный отряд, и, в принципе, Савур-Могила — это как раз начало конкретной работы «Госпитальеров», таких, какими они есть сейчас. И вот мы отправились на то место, где произошла перестрелка, но до нужного места не доехали: мы попадаем в засаду, нас начинают крыть минометами, и одна из первых мин падает за нашим бусиком, осколок мне «выносит» две ноги...

— Как проходило лечение? Кто помогает?

— Я лечусь уже больше года, пережил девять операций — две в Днепропетровске, семь — здесь. Помогают добровольцы, «Правый сектор», добрые люди. Я еще лежал, не мог ходить, вскоре после ранения прибежали в палату люди из миграционной службы и говорят: «Все, ребята, вы летите в Америку, вас будут там лечить!..». Взяли наши данные — и до сих пор! Никто нас, конечно, никуда не повез. Я очень благодарен врачам, которые в Институте травматологии и ортопедии в Днепропетровске лечат за свою мизерную зарплату и всячески помогают! Хотя справки о том, что я был в АТО, у меня нет. Но все держится на доверии... На моей истории болезни большими буквами написано «АТО», и куда бы я ни пришел, меня всегда принимают вне очереди.

Помогают в основном едой, сухпайком, морально. Мы ведь организация, которая существует на добровольных началах, сами, в принципе, бедные. Но как бы там ни было, «Правый сектор» своих не бросает.

«ГЛАВНОЕ, ЧТО ЖИВОЙ»

— Чем планируешь заняться после победы?

— Дальнейшую жизнь я мечтаю посвятить открытию детских лагерей, и, в принципе, моя мечта начала уже воплощаться: неподалеку от Львова есть село, около которого в 1940-х годах был учебный лагерь УПА, там и моя бабушка 35 лет проработала фельдшером, поэтому я те места знаю хорошо — все время приезжал к ней на каникулы. 

Мне обещали посодействовать с арендой земли: хочу, чтобы это был и учебный лагерь, и детский лагерь, который будет работать на постоянной основе. Крым забрали — детей раньше возили туда... другие лагеря «разнесли» тоже... У нас проблема — людям не хватает сознательности. И если возьмемся сейчас за деток, то через пять-десять лет будем иметь поколение тех, кто продолжит нами начатое. Это, в принципе, основное, чем я занимаюсь сейчас и чем планирую заниматься в дальнейшем.

— Как происходила адаптация в мирной жизни?

— Очень тяжело. Особенно когда ты выходишь из дома и бабки под подъездами начинают тебя задевать, делая, кажется, все, чтобы не дать тебе адаптироваться. Но я просто всегда был позитивным. Девять операций, постоянные боли... Если бы я позволял себе раскисать, я бы не выдержал!.. А так — на позитиве, на шутках все держалось у нас всегда! Главное, что живой и что мне спасли мои ноги. Значит, Бог решил, что я должен через такие испытания сейчас пройти, возможно, это мне в плюс — я теперь задумываюсь над этим.