«Продуктивное общество может порождать новые институты»

«День» не раз и не два писал о кризисе высшего образования в Украине. Государственные университеты до сих пор остаются зависимыми и не могут взять на себя ответственность за собственное качество образовательных услуг. Таким образом, рынок спроса и предложения, на который должно отвечать высшее образование, не очень пока влияет на это образование. То же самое касается и профессиональной преподавательской среды, часть которой желает позитивных изменений, но остается заложником той системы, в которой находится. В то же время существует большой спрос на качественные образовательные услуги, и он неуклонно растет. Об этом свидетельствует появление многочисленных бизнес-школ, курсов и воркшопов — разных по формату и содержательному наполнению. Среди них есть такие, которые зародились как ответ на недоученность, которая стала неизбежным следствием в целом пошатнувшегося уровня нашего высшего образования. Современные вызовы требуют новых глубоких знаний, и широкий спектр наших «недоученностей» сказывается болезненно.

Одна из таких инициатив — это Школа переводчиков, должна заработать уже через месяц. Ее инициировала Культурная институция «Міжвухами». Она объявила набор для студентов старших курсов, магистрантов и аспирантов философских факультетов, которые на протяжении обучения в Школе смогут перевести как минимум два важных философские текста, пройти стажировку с менторской поддержкой и опубликовать первые свои работы. Цель школы — подготовить новое поколение профессионалов, которые будут работать над переводом философских текстов. И это крайне важно, отмечает заведующий кафедрой философии и гуманитарных наук Винницкого национального технического университета, профессор Киевского национального университета им. Т. Шевченко и один из менторов Школы Олег ХОМА. В украинском тезаурусе мировой философской классики слишком много пробелов. Что-то приходится читать в советских (иногда цензурированных) переводах, что-то — только на языке оригинала. На украинский переведено еще мало текстов. К тому же — не все переводы имеют достаточный профессиональный уровень. Чтобы наша интеллектуальная культура и общество развивались, философские смыслы должны звучать на украинском, тогда вокруг них будет объединяться больше прогрессивных людей.

«НАШИ УНИВЕРСИТЕТСКИЕ МОДЕЛИ УНАСЛЕДОВАНЫ ОТ УССР И ЛИШЬ КОСМЕТИЧЕСКИ ТРАНСФОРМИРОВАНЫ»

— Олег, в Украине насчитывается, если не ошибаюсь, более двухсот университетов. Это выглядит как мощная сила. Философских факультетов, отделений, выпускающих кафедр тоже, кажется, не хватает. Неужели нужна еще и Школа переводчиков, которая возникает по частной инициативе? Наша масштабная образовательная отрасль пока не способна обеспечить подготовку квалифицированных переводчиков философских текстов?

— Наша образовательная отрасль действительно «масштабна», но не может обеспечить не только подготовку философских переводчиков. И, осмелюсь сказать, это не самая большая ее проблема. Ситуацию в ней можно охарактеризовать как «крах образовательной УССР». Наши университетские модели унаследованы от УССР и только косметически трансформированы. Увеличение продолжительности обучения не меняет сути учебного процесса, который остается все еще «советским»: и наши «кафедры», структурно до сих пор напоминающие правления колхоза, и наши «академические группы» со старостами, и наши ректоры, тотально зависимые от КРУ и других контролирующих инстанций, и наша «тарифная сетка» и требования «бюджетной дисциплины», и еще многое просто пережили свое время. В новых условиях они так же жизнеспособны, как рыба, которую вытащили на берег.

Эти формы государственного социализма утратили собственную «стихию», а для эволюционирования в новой просто не приспособлены. Они могут только биться в судорогах, и только очень искаженная оптика может рассматривать этот процесс как «реформы». Последние, кстати, являются реакцией государства на свои образовательные «активы». Родное государство, которое три десятилетия собственноручно «лелеяло» постсоветскую версию советской институции, наверное, окончательно убедилось в бесполезности своих усилий. Впрочем, оно уже давно не питает особых иллюзий, хотя и сохраняет гротескно-бравурную риторику. Что бы ни говорили с трибун, а реальные политические шаги свидетельствуют, что высшее образование остается для государства чемоданом без ручки, который тяжело нести, но страшно выбросить. Государство так и не смогло поставить перед вузами более или менее масштабные реальные цели, которые требовали бы реального качества, роста, интеграции в мировые процессы. Следовательно, не возникли реалистичные модели отбора кадров и оценки результатов. А содержание молодых людей в четырех стенах в течение четырех лет бакалаврата и два года магистратуры сложно считать масштабным вызовом, с этим могли бы, при определенном тренинге, справиться и вахтеры. Конечно, это прежде всего проблема государства, даже, скорее всего, общества, которое не может найти для себя больших целей. Но не о том сейчас речь.

Наше государство, хоть и не самое эффективное в мире, все же способно оценить ожидаемое качество «образовательных услуг» от среды, которую сама же и создала. Она знает реальную цену и себе, и своим образовательным «наработкам», а главное — кадрам, которые «решают фсе». Поэтому высшее образование не получает других «революций сверху», кроме чисто бумажных. Их главная цель — урезание бюджетных расходов, экономия, причем это продолжается чуть ли не весь период независимости. А «соусом» под это основное блюдо всегда служили какие-то очередные «реформы», одна прогрессивнее другой. Старые «непрогрессивные» реформаторы сменяются над новыми, «мегапрогресивными». Но реально все заканчивается фантасмагорическим ростом бюрократического идиотизма и сверхэксплуатации «научно-преподавательского состава». Этакий чистый садизм, эксплуатация ради эксплуатации. Ведь реальных образовательных целей все равно нет, потому что обществу сложно перейти в этот новый мир, который задаст понятные параметры нужной ему образовательной модели.

Мы чрезмерно застряли в переходе от нашей родной советско-постсоветской модели (еще десять лет — и этот транзит хронологически сравняется с библейским Выходом). Поэтому образование, которому было разрешено самому придумывать для себя «развлечения» в рамках прокрустовой койки государственно-бюджетных регламентаций, все это время благополучно себе загнивало, и все больше, чем больше становился разрыв между его динозаврим геномом и «кайнозоем», который все увереннее опчерчивается в окружающей среде.

После этой увертюры перейдем к образованию философскому. Наши философские факультеты традиционно ориентированы на подготовку университетского преподавателя философии, как это было и в УССР. Долгое время общество не предлагало философам новых сфер приложения усилий, поэтому факультеты (которых, правда, вместо одного-единственного стало «много») продолжали ориентироваться на то, что и всегда — на подготовку университетских преподавателей философии. Здесь ничего не изменилось.

Но изменилась жизнь, наступили другие времена. С 2010 года сокращение университетской сферы (не внешнее, по количеству учреждений, а внутреннее — по объемам учебной нагрузки) стало очевидным. После «ударных» реформ 2015-го профессия философа-преподавателя вообще стала фактически недоступной для молодых людей: вакансий для них нет, потому что их нет, собственно, и для тех, кто преподает уже давно. Речь идет о сфере, которая постоянно сокращается. Соответственно, профессия университетского преподавателя философии для молодежи — уже давно не профессия, которая кормит. Поскольку вакансий нет, то выпускники философских факультетов идут куда угодно, перед ними «широкий выбор» карьер от журналистов (в лучшем случае) или офисных работников и до лавров бариста. Единственное в стране учреждение, специализирующееся на философских исследованиях, это Институт философии НАН Украины. Но и туда молодому специалисту попасть нереально, по подобным причинам. Итак, система не пополняется свежей кровью, и уже довольно давно. А это значит, что она вымирает. По крайней мере когда существуют только те особи, которые уже родились, а новые не рождаются, биологи говорят о вымирании популяции.

Перевод философских текстов, по крайней мере с конца 30-х гг. ХХ в., практически никогда не был частью деятельности украинского академического философа (исключение составляют разве что переводы наследия могилянских профессоров). Очень показательно, что первый запрос на философских переводчиков, возникший в середине 90-х по инициативе фонда «Відродження» и длился более десяти лет, так и не получил должного ответа от философских образовательных учреждений. Это показательный пример негибкости, неспособности перестроиться. В конце концов, программа «Відрождення» завершилась, так и не инициировав ни появления отечественных генераторов переводческой активности, ни надлежащего ответа образовательных учреждений. Парадоксально, но государство, несмотря на все свои «культурные политики», до сих пор не считает некоторые незаменимые способы укрепления нашей интеллектуальной культуры достойными бюджетного внимания. А образовательные учреждения, чье присутствие в обществе сокращается, как шагреневая кожа, не только не способны отреагировать на пусть пока слабую, но вполне реальную потребность общества, но и вообще не видят ее. Хотя что уж говорить об общественных потребностях. Сам феномен длительного вымирания философского сообщества не является предметом внимания наших официальных философских учреждений. Довольно сложно представить, на каких еще «актуальных проблемах» они могут быть сосредоточены?

Впрочем, в последнее десятилетие в обществе происходят и гораздо более оптимистичные процессы. Университетская система — лишь один из сегментов общества. Среда, в которой происходит продуцирование идей, формируется интеллектуальная культура — это не только университет и не только институты. Существует гражданское общество, то продуктивное общество, которое может при необходимости порождать новые институты. И вот сейчас мы наблюдаем довольно интересный процесс: когда приходит в упадок академическое (на 90% государственное) образование, параллельно возникает запрос на качественное образование от среды тех, кто в свое время «прошел» наши университеты и чувствует себя недоученным.

«... ЛЮДИ ДОСТАТОЧНО РАЗВИТЫ, ЧТОБЫ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ УЯЗВИМЫМИ ИЗ-ЗА НЕДОУЧЕННОСТИ»

— Эти оптимистичные, по вашему мнению, процессы как-то связаны со Школой переводчиков, которая создается сейчас? И в чем заключается сама идея этой школы?

— Главная идея Школы — это подготовка философов, имеющих надлежащий уровень и способных отвечать потребностям общества. Речь идет о большем, чем «просто перевод». И хотя в Украине действительно не хватает квалифицированных переводчиков даже для тех проектов, которые могли бы быть начаты уже сейчас, дело не только в этом. На кону стоит нечто большее: качественная философская подготовка как тип, как практика. Специфика подготовки философов состоит в том, что по-настоящему квалифицированным специалистом можно стать лет через 10-15 после завершения обучения в магистратуре. И все эти годы нужно, как говорится, «работать философом», совершенствуя свое профессиональное мастерство, доходя до «философской взрослости». Но сейчас мы столкнулись с очевидной нехваткой сред для такой карьеры. Ведь наши образовательные руководители, когда речь шла о философии, либо плыли по привычному течению, либо, в корне изменив риторику (это уже о новейших «реформаторах»), разглагольствовали, что философам лучше переключиться на дизайн, у них, мол, все получится. Представляете себе интеллектуальный уровень чиновника, который вообще не видит в интеллектуальном ландшафте страны свойственного места для философии! Впрочем, государственное образование, такое впечатление, сейчас может возглавлять любой, способный освоить такое арифметическое действие, как вычитание, а еще — не моргнув глазом произносить пустые речи «о всем хорошем против всего плохого».

Вот и имеем ситуацию: философия как область — до сих пор традиционная часть (в нынешних условиях — скорее заложник) университетской системы. Эта система — в глубоком пике, постоянно и на большой скорости (хорошая новость) летит к своему неизбежному коллапсу (не очень хорошая новость). При такой логике событий, философию должна постигнуть участь галерника, крепко прикованного к галере, идущей на дно. Здесь речь идет именно о коллапсе системы: наши неидеальные, скажем так, философские факультеты иногда получают очень неплохих студентов, имеющих способности и, главное, желание к философскому труду. Но эти студенты не могут заниматься философией профессионально, их специальность на практике остается виртуальной, она не кормит. Поэтому они вынуждены искать хлеб где-то в другом местах.

Общество создает платежеспособный спрос на интеллектуальный продукт определенного типа, чего у нас до недавнего времени не было совсем. При перестроечной УССР коллективная интеллектуальная активность сводилась разве что к покупке некоторых интеллектуальных книг или встречам с популярными журналистами или медиаперсонажами. Но сейчас имеем новую форму: люди стремятся к своего рода общению, выходят из формата индивидуального чтения в формат обсуждения в интеллектуальном сообществе. В Советском Союзе такого просто не могли допустить, потому что это закончилось очередным диссидентским движением. А теперь, при свободном развитии, у нас постепенно сформировался коллективный опыт цивилизованного интеллектуального общения граждан. Он формировался долго и очень, скажем так, локально

Но, как я говорил, описанный мною процесс, к счастью, не единственный из тех, которые разворачиваются на наших глазах. За последние 5-6 лет четко наметился запрос на публичную философию, хотя и пока не слишком большой в масштабах такой огромной страны, как наша, но с хорошей динамикой роста. Иными словами, впервые за много лет появляются вакансии для философов-недизайнеров, то есть — философов в прямом смысле слова. Речь идет прежде всего о запросе на просветительскую деятельность, неизменным спутником которого является текстологическая база, книги, основополагающие для интеллектуальной культуры. И поскольку ситуация как с количеством, так и с качеством переводов таких текстов в Украине далека не блестящая, открывается необозримое поле для действительно квалифицированной философской деятельности. Если сегодня нужны те, кто будет доступно говорить с публикой о весьма неповерхностных идеях, а также тот, кто способен перевести на украинский соответствующие книги, то это и есть самый заметный запрос общества. И профессиональное сообщество не может его игнорировать. Не ответить на этот запрос было бы и преступлением, и позором.

Понятно, что речь идет не просто о просвещении или переводе. Чтобы говорить об идеях, их нужно сначала иметь. Чтобы быть экспертом на просветительском семинаре или вдумчивым переводчиком, сначала следует быть философом, а не дизайнером. Поэтому нередки споры о том, убивает ли переводческая деятельность «настоящее» философствование, искусственные и основаны чаще всего на элементарном невежестве. Ведь переводы создают главное — общественный запрос на философские книги. Что начинается с переводов, неизбежно закончится оригинальными идеями.

Кто являются носителями упомянутого общественного запроса? Люди, профессионально очень далекие от философии: предприниматели, айтишники, управленцы, другие. Все они в свое время слушали философские курсы в своих университетах, в большинстве пытаясь их игнорировать. Но философия, с неумолимостью античного фатума, догнала их позже (смеется).

— Но они ведь имели право на сознательный выбор и воспользовались ним, как знали.

— Имели, конечно. Но «сознательный выбор» часто оказывается иллюзией, потому что студенты в 18 лет не всегда осознают свою истинную потребность, они просто стремятся к тому, чего им хочется / что считается уместным на тот момент. Время масштабных обобщений о себе, своей жизни, настоящей ценности своих действий редко приходит в таком возрасте. То есть это просто желание. Но впоследствии, «получив» университетское образование, они начинают понимать, что хотят получить настоящие знания, а не только оценку в зачетке. Настоящее образование — это заполнение твоих личных «пробелов». И тяга к нему в среднем появляется где-то под 35 лет.

— И появляется далеко не у всех.

— Речь идет прежде всего об успешных людях, склонных рассуждать. В основном это представители среднего класса, этакая буржуазная среда, которая стремится к осмысленной жизни, просвещению и способствует развитию последнего. Они читают книги, обсуждают идеи и, развиваясь, испытывают все большую потребность восполнить пробелы в своих знаниях. То есть это не эффект Даннинга-Крюгера, когда некомпетентность порождает высокую самооценку, а наоборот — ситуация, когда люди являются достаточно развитыми, чтобы почувствовать себя уязвимыми из-за недоученности. Собственно, это стало предпосылкой к появлению бизнес-школ, когда предприниматели требовали новых знаний, которые им не могли в свое время предоставить университеты. Затем началась демократизация этого движения. Она заключается том, что новые социальные группы начинают втягиваться в процесс саморазвития, осознают запрос на новые смыслы, знания, и это уже не бизнес определенного уровня, а так называемые «белые воротнички», представители интеллектуальных профессий, достигшие определенного уровня доходов. В итоге возникли разные просветительские другой гуманитарной тематике. Очень важно, что они создавались на коммерческой основе, это тоже разновидность бизнеса, рассчитанная на разную публику.

Сейчас речь идет о тысячах людей, которые вовлекаются в эту сеть, и без, заметьте, указаний от «министерств и ведомств». То есть общество создает платежеспособный спрос на интеллектуальный продукт определенного типа, чего у нас до недавнего времени не было совсем. При перестроечной УССР коллективная интеллектуальная активность сводилась разве что к покупке некоторых интеллектуальных книг или встречам с популярными журналистами или медиаперсонажами. Но сейчас имеем новую форму: люди стремятся к своего рода общению, выходят из формата индивидуального чтения в формат обсуждения в интеллектуальном сообществе. В Советском Союзе такого просто не могли допустить, потому что это закончилось очередным диссидентским движением. А теперь, при свободном развитии, у нас постепенно сформировался коллективный опыт цивилизованного интеллектуального общения граждан. Он формировался долго и очень, скажем так, локально.

И, к тому же, должно было вырасти совершенно новое поколение. Это далеко не те, кто в 1990-х сколачивали свои капиталы, это поколение чистого бизнеса, связанного с высокой интеллектуальной долей. Эта среда постоянно продуцирует что-то новое. Только за последнее лето наметилось еще два известных мне новых проекта по поддержке книгоиздания, в том числе и философской литературы. Когда такое еще бывало в нашей истории? На мой взгляд, это признак постепенного цивилизирования общества. Оно становится менее варварским и диким, и на место хаоса, который был в 90-х, приходит какая-то структура, новые благоустроенные формы жизни. Некоторые важные вещи начинают приобретать свое естественное место в жизни общества. Возникает определенный класс людей, которые (по разным причинам) имеют глубоко философские вопросы и требуют неповерхностных ответов. Эта среда стремится осознать свои ценности, утвердить их и жить с ними. Она склонна не только к саморазвитию, но и к благотворительности, уделяет большое значение общественным интересам. Более того, пытается самостоятельно формулировать эти интересы и создавать соответствующую повестку дня. Собственно, и успех Сократа в Афинах был обусловлен именно гражданской средой — естественной аудиторией его знаменитых бесед.

«НАКОНЕЦ УКРАИНСКОЕ ОБЩЕСТВО ПРЕДЛАГАЕТ ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЙ ЗАПРОС НЕ ПРОСТО НА УЖЕ СФОРМИРОВАВШИХСЯ ПУБЛИЧНЫХ ФИЛОСОФОВ, А ИМЕННО НА ИХ ФОРМИРОВАНИЕ»

— Собственно, я так понимаю, что именно эта среда и инициировала Школу переводчиков. Расскажите о ней немного подробнее.

— Школа перевода имеет свою историю. Она возникла благодаря культурной институции «Міжвухами», занимавшейся благотворительностью и раньше, поддерживая, в частности, очень мощный переводческий проект. Основателем ее является предприниматель Павел Гайдай, яркий представитель описанной мною выше среды. Сама идея поддержки философских переводов у него появилась во время историко-философского просветительского курса Тараса Лютого в «Культурном проекте». Здесь следует понимать мотивы этой поддержки, которая абсолютно очевидно не преследует какой-то узкопрагматичной цели. Речь идет о попытке сделать среду обитания в нашей стране комфортнее, а саму страну — крепче. То есть укрепление интеллектуальной культуры возникло как личная цель одного из граждан, рассматривающего ее как часть своей гражданской миссии. Именно этот гражданский мотив, стремление брать функции государства в свои руки здесь и сейчас и стали поводом для Павла и его команды потратить немало времени, средств и усилий для общественного блага, как он его понимает.

Главное преимущество Школы — четкая перспектива профессионального трудоустройства для молодых философов, которой не было уже много лет. Эта перспектива связана, что очень важно, с процедурами неповерхностного квалификационного отбора. Конечно, речь идет о новой структуре, а все новое является рискованным. Но до сих пор наша молодежь не имела шанса даже рискнуть!

— Есть ли уже изданные книги в рамках переводческого проекта, основанного культурной институцией «Міжвухами»?

— Четыре книги уже вышли, с полтора десятка — еще в работе. Среди них «Метафізика» Аристотеля, «Буття і час» Хайдеггера, «Світ як воля й уявлення» Шопенгауэра и др. Я перевожу «Этику» Спинозы. Не ошибусь, если скажу, что это — самый масштабный переводческий проект со времен соответствующей программы «Відродження». Такие вещи не делаются быстро, потому что это требует времени, знаний и усилий. Именно поэтому возникает острый запрос на квалифицированных переводчиков, ведь сегодня их существенно меньше, чем новых проектов. Поэтому подготовка таких специалистов сейчас является важнейшей стратегической целью.

— Насколько это понимание стратегической цели распространено среди ваших коллег?

— Это хорошо понимают те профессионалы, на которых сейчас ложится основное бремя философского перевода: необходима смена, то молодое поколение, которое разовьет дело. Я, в частности, набираю класс по подготовке переводчиков-исследователей, которые будут специализироваться прежде всего на французской философии XVII—XVIII веков, а также на ее современных ответвлениях, афористично выражаясь: от Шарона — до Марйона. Оптимальный контингент: студенты как минимум 4-го курса, магистранты, аспиранты; речь идет преимущественно о философских специальностях. Конечно, набрать такой класс будет непросто. Ведь изучение французского языка у нас не очень распространено. А среди молодых перспективных студентов-философов их вообще считанные единицы. К тому же Школа предусматривает некоторые процедуры отбора, это не просто благотворительный пикник для всех желающих. Впрочем, я уверен, что по крайней мере англоязычные и немецкоязычные классы Школы непременно заработают, а сама она займет место в образовательной инфраструктуре украинского общества.

Я уже говорил об институциональном упадке философии как академической дисциплины. Он, конечно, начался задолго до квитовского погрома 2015 года. Последний стал лишь своеобразным «контрольным выстрелом в голову», лишив философское сообщество даже надежды на приток новых сил. И вот, наконец, вопреки этим безрадостным тенденциям, украинское общество предлагает выразительный запрос не просто на уже сформировавшихся общественных философов, а на само их формирование! Поэтому я готов вложить свое время и усилия в успех этого не только достойного, но и стратегически важного дела.

Начало. Завершение см. в одном из следующих выпусков «Дня»