Рыцари науки

История, о которой я хочу рассказать, имеет предысторию, но сама история продолжалась один год и три месяца. В первый день этого периода одна милая дама провалилась на защите диссертации, а в последний день экспертный Совет ВАК утвердил присуждение ей ученой степени кандидата наук. (В моем рассказе она будет идти далее как Дама- соискатель). История эта достойна оглашения не просто потому, что повествует о конфликте в N ском, как любили выражатьсяроманисты, научном учреждении. Мало ли таких случаев? Иной раз подумаешь, что ученые — люди специально сотворенные для плетения интриг и участия в конфликтах. А видится мне в этой истории нечто большее, именно — несовместимость двух, если хотите, порядков бытия.

Итак, на одну тихую кафедру явилась молодая дама с желанием стать соискателем ученой степени. А до этого она работала в другом учреждении, где разводили мелких зверушек для медицинских целей. Вот и задумала она этих самых зверушек научно исследовать. Не без земного желания стать кандидатом наук. Пикантность ситуации состояла в том, что с просьбой о научном руководстве наша дама обратилась не к Заву — ученому, известному широким кругам общественности, а к другому человеку, тоже даме, но известной в кругах менее широких. Возможно, тогда и проскочила искра. Возможно, Зав был удивлен и несколько даже обижен таким выбором. Но возражать не стал, только при утверждении темы дал, как он считал, несколько ценных советов. Впоследствии оказалось, что советами дамы манкировали.

Можно предположить, что все началось раньше. Дама, ставшая руководителем, была не то чтобы строптива, но как-то не в меру, по мнению многих, самостоятельна. Рано отошла от научных увлечений Зава, занялась своей темой. В публичной дискуссии могла позволить себе выразить несогласие с Завом. Иногда после таких дискуссий Зав призывал ее, чтобы поговорить с глазу на глаз. «Вы неблагодарны, — задумчиво говорил Зав. — Я взял вас в аспирантуру, оставил на кафедре. А вы? ...Наступить на тень учителя!» Не лишенный поэтического дара, он особенно ценил эту метафору. Именно метафору, ведь часто бывает: раз начальник, значит учитель и, конечно же, — соавтор.

Прошло время. Дама-соискатель представила кафедре диссертацию. Обсуждение проходило нервно. Критические замечания Зава были серьезны, но несколько однообразны. Он все твердил, что в работе нет того, что в ней непременно должно было быть. Другие деликатно разъясняли, что именно это самое, т.е. то, что надо, там и есть. «А я вот не вижу!», раздражался Зав. Зато он хорошо видел, почему способная к наукам, Дама-соискатель сделала такую, якобы слабую, работу: она доверилась не ему, а Даме-руководителю. И прямо об этом сказал. Дело, таким образом, дошло до личностей. А это всегда чревато. Так и случилось. После нескольких заявлений Зава, что он не видит в диссертации того, что в ней непременно должно быть, Дама-руководитель сказала, тоже раздраженно: «Да вам не дано увидеть!». Это она, конечно, напрасно, не надо бы так. Впрочем, чего не бывает в научном споре.

После такого вот обмена мнениями сразу приступили к голосованию. Зав спросил: «Кто против?», и первый поднял руку. Так и застыл он с поднятой рукой, удивленно обозревая вверенный ему научный коллектив. Других поднятых рук он не дождался. А это означало, что кафедра рекомендует диссертацию к защите.

Дальше, как известно, соискателю положено собрать кучу разных бумаг и представить дело в специализированный ученый совет. Главный документ в деле — заключение по диссертации, оформленное как выписка из протокола заседания кафедры и подписанное заведующим. Наш Зав подписывать этот документ отказался. Он все твердил, что не видит в диссертации того, что в ней должно быть. Так уж случилось, что Зав был одновременно и председателем ученого совета. Он понимал, что, имея на руках подписанное им заключение, Дама-соискатель вскорости явится к нему уже как к председателю с намерением соискать в совете ученую степень. А этого ему не хотелось. «Работа слабая, я беспокоюсь за наш Совет, в ВАКе у нас могут быть неприятности», — говорил он Даме-руководителю. И предлагал собрать повторное заседание кафедры, обсудить диссертацию внимательнее и проголосовать заново. Обе дамы эту идею категорически не поддержали и продолжали настаивать на своем. Они говорили, что Зав свое мнение о диссертации уже высказал, и при обсуждении, и путем голосования. А теперь ему надлежит подписать решение кафедры, а не собственный отзыв. «Подумаешь, кафедра, что она там решила», — ответствовал Зав, выразительно махнув рукой. «У нас что, монархия на кафедре установилась?» — язвительно спросила Дама-руководитель. Зав, нес мотря ни на что, упорствовал. Пришлось обратиться в отдел ученого секретаря учреждения. Там высказались в том смысле, что Зав, по-видимому, забыл свои обязанности, можно и напомнить. В конце концов, бумага была подписана. Понятно, что Дама-соискатель через некоторое время действительно явилась к Заву, теперь уже как председателю совета, с заявлением о приеме диссертации к защите. Пришлось принять.

И вот наступил день защиты. В торжественно-волнительной атмосфере явно ощущались пары тревоги. Дней за пять до этого Зав вернулся из ВАК. Он улаживал дело с двумя диссертациями, которые собирались там отклонить. Обе были защищены в его совете, да еще и при его научном руководстве. На кафедре было собрано узкое совещание: Зав, секретарь совета и наши дамы. Зав сообщил, что ВАК ужесточает требования. «Работа ваша слабая, я советую снять ее с защиты», — заключил он. Дамы совету не вняли.

Защита началась с информации Зава, т.е. председателя совета о его поездке в ВАК. Смысл примерно такой. Да, он разъяснил там, в экспертном совете, и после разъяснений, тем двоим степени присвоили. Правда, придет письмо из ВАКа, с предупреждением. Они считают, что надо повысить требовательность, критику. Мы должны принять это к сведению и исполнению, иначе будет плохо; они предупредили, что могут закрыть совет. А нам это ни к чему, мы не можем этого допустить. Такая вот вводная перед защитой.

Далее — как положено: доклад соискателя, вопросы и ответы, зачитывание отзывов, выступления оппонентов. Все нормально, все «за», мелкие, рутинные замечания. Только речь Зава, точнее, председателя резко выделялась. Прежде всего, он поделился своим беспокойством, даже тревогой за судьбу обсуждаемой работы и за судьбу совета. Посочувствовал диссертантке: она была хорошей студенткой. Работа могла бы быть лучше, если бы она учла его, Зава, советы. С задачами она справилась, но задачи эти как-то странно поставлены. А тут уже — ответственность руководителя. И в результате то, что сделано, для диссертации оказалось недостаточно. Конечно, и он разделяет ответственность. Пожалел человека, подписал в свое время заключение: пусть, мол, идет, может, проскочит. А вот теперь, когда письмом грозится ВАК, боится председатель, что не проскочит. (Кстати, совет, о котором председатель так беспокоился, после всех этих дел приказал долго жить.)

Думаю, что председатель, несколько разгорячился своим выступлением. Только этим можно объяснить то, что в конце своей речи он прибег к лексике, неслыханной в стенах храма науки. Он сказал буквально следующее: «Вы извините, но нам просто откровенно вешают на уши лапшу. И мы должны все это проглотить» (из стенограммы заседания). Тут я бы поспорил о стиле. Если уж вешают, чтобы проглотить, то вряд ли на уши. Но это так, из чуткости к слову.

А потом — голосование. Сиживая в двух спецсоветах, я иногда думаю: а ведь есть нечто, оживляющее эти скучные мероприятия. Это нечто — тайна голосования. Даже при явно ощущаемом успехе каждый присутствующий ожидает объявления результатов со смутным чувством бессилия перед Случаем. Так что радость как бы взрывается. В нашем случае взрыва радости не было, было недоумение и отчаяние. Семь членов совета проголосовали «за», пять — «против». При том, что в обсуждении, кроме Зава, никто против не высказывался. Кто были эти четверо, спокойно сидевшие и ожидавшие раздачи бюллетеней, это, как и положено, навсегда останется тайной.

От Зава вверх по лестнице власти я насчитал в этом учреждении, по крайней мере, три лица, — все мужеского пола и при ученых степенях, — от которых следовало бы ожидать какой-то реакции на случившееся. Нет, не обязательно действий. Ну, хотя бы сочувственных вздохов, пожиманий плечами, разведении руками, недоуменных вопросов или, наконец, внушающих надежду советов. Ничего этого не было. Воцарилось гробовое молчание. Как будто произошло нечто рутинное, как будто здесь что ни месяц, то проваливается очередной, взращенный в этих стенах соискатель. Правда, в кругах близких советчики нашлись. Рекомендовали пойти с повинной. Поплакаться, покаяться, авось Зав сменит гнев на милость, и что-то еще устроит во спасение.

Не пошли, засели писать апелляции. Сначала — в совет, но ситуация сложилась патовая: председатель слег в больницу, его заместитель, так уж вышло, — Дама-руководитель, и поэтому исполнять обязанности председателя не имеет права. Стало быть, невозможно собрать заседание совета, принять апелляцию и назначить комиссию по ее рассмотрению. А срок полномочий совета вот-вот окончится. Короче, апелляция пошла прямо в ВАК. Там спросят потом: «Почему не подписана приложенная к апелляции стенограмма заседания?» А потому, что Зав не захотел подписываться под своими же словами, зафиксированными магнитофоном. «В таком виде не подпишу», — сказал он. И стал править. В принципе, ничего особенного здесь нет. Разве не известна нам сакраментальная формула «не для протокола». Это — когда говорится между НАМИ, между своими. А для НИХ мы потом дадим то, что надо. Только это проходит, когда все свои. Здесь этого не было, дамы напечатали текст, полностью аутентичный речам, произносимым на совете, и требовали, чтобы именно этот текст Зав подписал. А он не подписывал.

Дамы верили в торжество справедливости, но были наивны. Они считали, что раз дело пошло в ВАК, так сразу и всем воздается по заслугам. Но там тоже люди. Где люди, там и связи. И очень огорчились дамы, узнав, что экспертный совет ВАКа апелляцию отклонил. Доброжелатели советовали на этом угомониться, подождать годик, как положено, и, доработав диссертацию, подать ее в другой совет. Вышло иначе. Дама-руководитель едет в ВАК и просит свести ее с экспертом, по заключению которого совет принял свое решение. «Я не буду его упрашивать и упрекать, я с ним о науке поговорю», — попросила она. «Нет, — сказали ей, — это не положено». «Тогда мы пойдем другим путем», — воспроизвела Дама-руководитель знаменитую фразу и стала ходить по кабинетам ВАК, поднимаясь все выше и выше. Везде встречали ее доброжелательно, старались вникнуть в суть, а вникнув, разводили руками: ситуация не вписывалась ни в одно из бесчисленных положений и инструкций. Оставалось ждать, чтобы через год защищаться повторно.

Дамы успокоились, взялись за работу. И так увлеклись, что несколько даже огорчились, когда из ВАК позвонили и потребовали дело в прежнем виде для передачи в совет столичного академического института. А тут еще и радость. Месяца за три до защиты оформили они результаты своих исследований в две большие статьи и отправили в журнал с мировой известностью, ставший теперь для наших ученых зарубежным. Его, к слову, полностью переводят в США и выплачивают авторам валютные гонорары. Опубликовать в этом журнале статью всегда было престижно. И вот приходит из журнала сообщение: обе их статьи приняты без единого замечания.

А как там все сложилось, в ВАКе, наши дамы не знают, и, видимо, судить об этом не их дело. Просто, через положенное время предстали они перед, так сказать, сборной командой. В совет столичного академического института на это заседание были введены два маститых специалиста из других институтов. Когда Дама-соискатель сделала там доклад, в зале воцарилась тишина. И один из членов совета, шепнул Даме-руководителю: «Это не ей, милая, черных шаров накидали, это Вам накидали». За что накидали, осталось не ясно. А совет проголосовал так: 19:0.

Теперь я хочу обратиться к тем ученым коллегам, которые обзывают ВАК нехорошими словами, считают ее учреждением времен абсолютизма и требуют немедленного упразднения. Они рассуждают о свободе науки и автономии университетов. Так вот, не про нас пока, дорогие коллеги, эта свобода и эта автономия. Рановато. Ибо в головах многих начальников еще царит этакий, знаете ли, убогий феодализм, т.е. уверенность в том, что университеты и кафедры — это уделы, пожизненно отдаваемые в распоряжение лиц. Пока нет демократии внизу, о свободе и автономии лучше не рассуждать. При наличии удельных княжеств государственные контролирующие органы, вроде ВАК, очень даже уместны.

Р.S. Эта статья была написана в конце прошлого года, сразу после второй защиты. Концовка в духе happy end, продолжение не предполагалось. Дальнейшие события показали, что, уповая на ВАК как на канцелярию самого Господа, автор был наивен (продолжение следует).