«Сегодня нам в Евросоюзе не хватает лидера»

Карл Габсбург-Лотаринген, внук последнего австрийского императора Карла І, нынешний глава дома Габсбургов, — интересная личность. Сейчас он занимает должность Президента ассоциации национальных комитетов Голубого щита, другими словами, является председателем «Культурного Красного Креста», занимающегося защитой культурного наследия, которому угрожают войны и природные катастрофы.

Карл Габсбург — аристократ: вежливый, образованный, глубоко знает историю Европы, прежде всего Австро-Венгерской империи, которой правила династия Габсбургов.

В «Истории дипломатии» Генри Киссинджер написал, что «правители Габсбурги были людьми принципов». Кого таким лидером в нынешней политической верхушке Европы может назвать потомок Габсбургов, читайте в эксклюзивном интервью «Дню». 

Разговор с Карлом Габсбургом-Лотарингеном состоялся по скайпу 14 октября. Он извинился, что интервью, планировавшееся на 13 октября, было перенесено. Поскольку Габсбург-Лотаринген специально летал в Гаагу, чтобы лично услышать отчет Совета Безопасности Нидерландов относительно трагедии малайзийского рейса МН17, то разговор начался с вопроса о впечатлении от опубликованного документа?

«РОССИЙСКУЮ РЕАКЦИЮ МОЖНО ОПИСАТЬ НЕМЕЦКИМ ВЫСКАЗЫВАНИЕМ «СЛОВА ДЕШЕВЫ»

— Как бывший военный летчик, я читал много отчетов о несчастных случаях. Поэтому скажу, что это — очень четкий отчет: сказано и о месте, с которого был сбит самолет, и об оружии, которое было применено.

Этот отчет очень ясно, насколько я мог понять, корректирует многие вещи, о которых было заявлено утром на пресс-конференции с российской стороны. Он, условно говоря, «растворяет» их.

Когда я смотрю на российскую реакцию и утреннюю презентацию, то это можно описать немецким высказыванием «слова дешевы», когда сторона отрицает все, говорит, что «это не я», хотя все доказательства против нее, но она просто продолжает говорить «это не я» и считать, что это нормально. Действительно, здесь мало что можно сделать со стороны международного сообщества. Но доказательства очевидны.

— Кстати, американский журналист Зонне написал в «Твиттере»: «Два мира, Би-Би-Си показывает в прямой трансляции обнародование доклада в Нидерландах, а российское телевидение в это время — пресс-конференцию концерна «Алмаз-Антей», в которой отрицается причастность россиян к этому теракту». Как Западу в целом и Европе в частности действовать в этой ситуации?

— Это — очень сложный вопрос. Конечно, мы видели, что Запад в качестве реакции на действия российской стороны — будь то военная интервенция в Украине или последующее вмешательство в Сирию или другие регионы — предпринял определенные шаги, которые в этом случае не были очень эффективными. А вот меры, которые были приняты относительно отдельных личностей в России, как, например, запрещение поездки или другие подобные вещи, весьма эффективны. Но я не уверен, что экономические меры будут эффективными, потому что не думаю, что они в действительности нанесли удар по России. Считаю, что персональные ограничения абсолютно правильны. Если мы хотим обеспечить соблюдение закона или соблюдение правовых принципов, необходимо, чтобы Запад усилил меры относительно явно виновных лиц в России. Я говорю не только о сбитом самолете малайзийских авиалиний, но и о других шагах, предпринятых в Украине или Сирии, хотя Сирия — это другая история...

— Таким образом, вы считаете, что экономические санкции не влияют на Россию?

— Правильно. Я не вижу эффекта, а только негативное влияние на европейскую сторону. С моей точки зрения, другие меры будут эффективнее.

Я могу только призывать людей, которых я знаю, рассмотреть вопрос об употреблении более эффективных мер. Например, мы видели, что эффективнее были санкции, предпринятые против отдельных личностей, чем против всего государства.

— Но американские политики говорят, что экономические санкции имели влияние на Иран, благодаря чему и было достигнуто в этом году иранское ядерное соглашение. Что скажете на это?

— А сколько времени это заняло? Почти 30 лет! Они действительно думают, что хотят подождать 30 лет с Россией, чтобы убедиться в эффективности санкций? Я думаю, что это не совсем правильно. Предпринятые против Ирана санкции были более всеобъемлющими, чем какие-либо санкции, примененные против России. Относительно Ирана было полное запрещение на передачу технологий, на экономическое сотрудничество, валютный обмен. Иначе говоря, против Ирана было принято очень много мер. Мы даже не можем сравнить ограничительные мероприятия относительно этих двух стран. А Иран, безусловно, изменился, и я лично очень рад соглашению, подписанному между Ираном и Соединенными Штатами, и что оно вступит в силу.

— Что вы думаете по поводу использования Западом ограничительных санкций относительно России в энергетической сфере?

— Здесь все очень сильно зависит от цен на нефть. С нынешней ценой нефти американцы не в такой плохой ситуации. Я думаю, что начальный американский расчет заключался в том, что при цене на нефть почти 60, 70 или 80 долларов за баррель для них действительно имеет смысл добыча нефти и газа из сланцевых песков. И использование крекинга привело бы, вероятно, к ситуации, когда Соединенные Штаты в течение ближайших пяти лет перестали  бы зависеть от импорта нефти и газа. И тогда они становятся экспортерами нефти и газа. Таким был расчет США при тогдашней цене на нефть. Конечно, цена на нефть резко изменилась, а также несколько изменилась американская политика. Но поскольку они думали, что становятся независимыми от импорта нефти, то это вело их к тому, чтобы изменить политику или вообще не иметь никакой политики относительно Ближнего Востока. Они больше не зависят от энергоресурсов, которые поступают из этого региона, следовательно их интерес к нему падает. И это оставляло много пространства для других сил, чтобы войти и попробовать перебрать на себя часть роли, которую американцы играли здесь в прошлом. И, конечно, существует несколько игроков: это Россия, которая играет свою роль в Иране; это Иран, который хочет играть одну из ключевых ролей в регионе. Он играет определенную роль, я полностью за это; но я не совсем уверен, что хочу, чтобы он был там игроком, но это другой вопрос. Туда, конечно, входит Китай, который весьма заинтересован в энергетических ресурсах, поступающих из этого региона. Таким образом, мы видим определенные изменения игры в этом регионе.

— Как мы знаем, поставляя энергоресурсы в Европу, Россия имеет определенное влияние на политику этих стран. С другой стороны, Европа, отказавшись покупать российский газ и нефть, точно могла бы повлиять на политику Кремля. Что скажете на это?

— Да, конечно, Россия влияет поставками газа. Но каждый, кто хорошо поразмыслит, скажет, если у вас есть возможность организовать импорт энергоносителей, то вы не должны зависеть от одного источника. Сегодня мы зависим, особенно в газовой сфере, от одного источника, от российского экспорта. Но мы не должны забывать одну вещь: Россия тоже зависит от этого (смеется). Следовательно мы покупаем нужное нам сырье, от экспорта которого россияне получают финансовые ресурсы, благодаря чему могут находиться в хорошем состоянии. В определенном смысле это, очевидно, влияет на обе стороны. Но я думаю, если есть возможность хоть немножко диверсифицировать импорт энергии, то это необходимо делать, но этого в Европе вообще не произошло.

«У МЕРКЕЛЬ ЕСТЬ НЕКОТОРЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ В ПРИНЯТИИ РЕШЕНИЙ, НО ОНА НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЛИДЕРОМ»

— В «Истории дипломатии» Генри Киссинджер написал, что «правители Габсбурги были людьми принципов». Что вы можете сказать в этом контексте о нынешних европейских лидерах, есть ли у них принципы и действуют ли они согласно этим принципам относительно России?

— С моей точки зрения, мы должны посмотреть на это с двух сторон. У меня нет сомнений относительно европейских убеждений, если это так назвать. Все они  — страстные европейцы. Но я не думаю, что сегодня у европейских лидеров выработана политика относительно России. И это начинается с того, что внутри Европейского Союза существуют абсолютно разные мнения о том, как, например, надо относиться к расширению и как это влияет на Россию, которая хочет играть определенную роль в этом. Но уместно напомнить старую историческую мудрость, что даже плохая политика всегда лучше, чем отсутствие политики.

ФОТО РЕЙТЕР

По тому же, как ЕС принимает санкции против РФ, а также по многим другим вопросам видно: нам действительно не хватает политики. Сегодня нам действительно не хватает лидера в Евросоюзе. Не хватает человека, который может очень четко определять позицию по внешней и внутренней политике. У пани Меркель есть некоторые полномочия в принятии решений, но она не является лидером. Я этого не вижу.

— А что вы можете сказать о роли США, в частности Обамы?

— Мы не должны забывать одну вещь: следующие год-полтора Америка выпадает из игры. У них — предвыборная кампания. С началом активности в Сирии россияне рассчитывают на то, что при любых расчетах Америка выбывает из игры в следующие месяцы или даже на год или два года. Это — печальная истина, если посмотреть на американскую историю, то всегда был определенный период времени до и после выборов, когда Америка ничего не делала, в частности во внешней политике. Я имею в виду, что было только одно очень небольшое исключение — Рональд Рейган. Обаме очень далеко до Рональда Рейгана. Я даже не знаю, какое сравнение здесь уместно. Нет там политики. Америка сегодня перестала быть фактором, — фактором, в частности, в политике.

«КОГДА НЕТ ЛИДЕРСТВА, ОЧЕНЬ ТРУДНО ЗАНЯТЬ ПОЗИЦИЮ ПРОТИВ ТАКОГО ГОСУДАРСТВА, КАК РОССИЯ»

— Разве нет другого способа противостоять России?

— Было бы несправедливо сказать, что в Европе совсем нет ни лидерства, ни политики, но того, что есть, слишком мало, и оно не достаточно сильное. Все сегодня говорят: «О, это Меркель в основном руководит в Европе». Я не думаю, что она чувствует себя уютно от этого. Меркель говорит, что, конечно, она счастлива делать это для Германии, но не для всех стран Европы. Просто сам факт, что она оказалась у руля самой богатой страны Европы, не может автоматически поставить ее в положение, когда она может всем руководить.

В экономическом конфликте с Грецией всегда речь шла о противостоянии Греции и Германии. В действительности это не так. У Греции были проблемы в отношениях с Европой, а Германия просто была еще одним фактором в этом.

О МИНСКЕ, ПАРИЖЕ И СОГЛАШЕНИЯХ

— На заседании «нормандской четверки» в Париже Меркель сказала: «Теперь вместо «минских гарантий» у нас есть «парижские гарантии». Видите ли вы, как может быть решен так называемый украинский кризис, в действительности российская агрессия на Донбассе, и будет ли Россия выполнять Минские договоренности?

— На вчерашней презентации в России относительно причин катастрофы MH17, как мне рассказали, чилийская журналистка спросила: «Вы нам рассказываете 23-ю или 24-ю версию сбивания самолета, будет ли еще кто-то придумывать 26-ю, 27-ю и 28-ю версии?»  В известной мере то же самое я вижу в другом. Хорошо, у нас есть Минские соглашения, я знаю теперь о Парижских договоренностях, и мы можем иметь «я-не-знаю-какие» соглашения. Пока мы не сможем претворять в жизнь соглашения, то будем принимать столько соглашений, сколько это возможно.

— Украина возлагала большие надежды на Будапештский меморандум, который, как оказалось, давал обнадеживания, а не гарантии территориальной целостности нашего государства. Некоторые эксперты считают, что Украине стоит подписать соглашение с США и Великобританией наподобие оборонного пакта между США и Японией. Что вы думаете по этому поводу?

— Честно говоря, я не думаю, что новые соглашения будут полезными, если последние 27 соглашений не были выполнены. Почему бы нам просто не вернуться назад, рассмотреть существующие соглашения и добиться их соблюдения, вместо того, чтобы следовать идее, что нам нужны новые соглашения и новые системы. Особенно когда мы говорим о ситуации в Украине, то это юридически абсолютно четкое дело, речь идет об оккупированной территории в Крыму, вооруженном конфликте в Восточной Украине, военном влиянии, ОБСЕ собирает все доказательства. Хотя я хотел бы видеть, чтобы ОБСЕ публиковала их намного больше, чем эта организация в действительности делает в своих выводах. Я уверен, что у наблюдателей, являющихся весьма способными людьми, должно быть намного больше свидетельств, чем они в действительности печатают. В соглашениях все есть! Надо только их имплементировать, а не поднимать вопрос о принятии новых соглашений.

С другой стороны, пока люди разговаривают, то это иногда делает невозможным ухудшение ситуации. Сегодня дело за реализацией того, что было согласовано ранее, а не вопрос создания многочисленных новых соглашения, договоров, бог знает чего! Ситуация понятна! Не обязательно изобретать колесо.

«ВСЕ, ЧТО СДЕЛАЛО НАТО В СТРАНАХ БАЛТИИ И ПОЛЬШЕ, ЧТОБЫ СДЕРЖАТЬ ПУТИНА, — ЭТО «НАНЕСЛО МАКИЯЖ»

— Достаточно ли тех шагов, которые НАТО уже предпринимает, увеличивая военное присутствие в странах Балтии и Польше, чтобы сдержать Путина?

— Все очень просто. Я считаю, все то, что было сделано НАТО, напоминает нанесение макияжа. Но надо признать, что в некоторых случаях макияж может сделать кого-то намного симпатичнее, чем он обычно выглядит. Но разве макияж меняет личность? Нет, не меняет. Так что я очень рад развертыванию сил НАТО в странах Балтии. Я очень рад и благодарен за каждого солдата НАТО или самолет, который прибывает туда и находится там, потому что они тоже являются гарантом нашей свободы в Центральной и Западной Европе.

Но является ли это для кого-то сдерживающим фактором от движения в этом направлении? В военном плане, безусловно, нет. Это намного больше напоминает «макияж», как иначе я могу это назвать? Это повышает уровень сложности сделать что-то против этих стран. Или же это настоящий сдерживающий фактор? Я думаю, нет. Таким образом, вы знаете, это макияж, который может быть полезным.

«ЕСЛИ УТРОМ Я ХОЧУ ИСПОРТИТЬ СЕБЕ НАСТРОЕНИЕ, ТО ВКЛЮЧАЮ RUSSIA TODAY»

— Что остается украинцам делать в таких обстоятельствах, как противостоять России?

— Я думаю, во многом вы так или иначе действуете правильно. По-моему, очень много было сделано на информационном фронте. Ведь дезинформация, идущая сегодня из России о ситуации в Украине и на Донбассе, абсолютно ошеломляющая. Например, если утром я хочу испортить себе настроение, то включаю Russia Today, и вся эта ложь сразу влияет на меня. У нас было много дискуссий, во время которых люди говорили: «О, Боже мой, у нас должен быть западный аналог Russia Today». Я говорил, что это невозможно, потому что вам нужны неограниченные средства; ну, хорошо, может, вы найдете их, но то, чего как раз нет на Западе, так это неограниченной готовности врать. А на Russia Today она есть. Поэтому информация, поступающая из этого источника, в большинстве своем откровенно лживая! И я считаю, что это будет очень правильный фронт, который будет работать на международном информационном уровне, сообщая правду и проверяя факты, которые постоянно распространяет Россия, чтобы показать, правдивы ли они или неправдивы. Я просто думаю, что этот информационный фронт очень важен, ведь когда все стихает, то именно информация влияет на политиков и политические решения. Поэтому, с моей точки зрения, в этой области есть много возможностей.

— Известный американский аналитик Стивен Бланк из Американского внешнеполитического совета на днях написал статью под названием «Смелая и оптимистичная стратегия для Европы». Он, в частности, отмечает, что Вашингтон должен прежде всего предоставить Украине летальное оружие, военных инструкторов в большем количестве и одновременно увеличить оборонные расходы на совершенствование сдерживающих обычных сил в Европе. Во-вторых, США должны много инвестировать в разведку и исследование России, а также постсоветского пространства. И в-третьих, Запад должен принять программу не столько неотложных кредитов, сколько прямой помощи Украине, чтобы гарантировать долгосрочную стабильность, рост, демократизацию и интеграцию на Запад. Разве это не программа для Запада?

— Это — очень хорошая программа, но она нереалистична. Если я открываю сегодня газеты или смотрю телевидение, то Украина — не в заголовках новостей. С одной стороны, я очень рад этому, потому что, вероятно, тогда речь шла бы о плохих новостях. Но, с другой стороны, если она не в заголовках, то она не будет получать помощь, которую должна была бы получать. Все говорит, что мы должны сосредоточиться на беженцах, на интеграции в рамках Европейского Союза. Я думаю, что некоторые из пунктов, о которых вспоминает Бланк, весьма актуальны и над ними можно работать. Я хотел бы услышать программу, но просто не вижу, чтобы это реально произошло.

— Виной этому нехватка воли или виденья?

— Безусловно, это нехватка виденья. В этом нет никаких сомнений. Я считаю, что многие люди на Западе должны иметь волю, когда они собираются написать список приоритетов. Я должен сказать, что Украина не находится в списке приоритетов. Они говорят, ладно, это — большая страна, у нее есть определенные проблемы, да, с ней несправедливо обошлась Россия. Но сегодня это, к счастью, успокоилось — вот здесь появятся нехватка виденья: говоря «да, это сейчас успокоилось». Но только Бог знает, что произойдет в Украине, как только в Сирии опять станет спокойно. Потому что тогда все внимание России сосредоточится опять на Украине. Я не горю желанием увидеть это. Но мы должны быть готовы к этому. А Запад, безусловно, не готов.

«И В РЕСПУБЛИКАХ, И В МОНАРХИЯХ ЛЮДИ ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ХОТЯТ ОДНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО ЭЛЕМЕНТА — ПРЕЕМСТВЕННОСТИ»

— Что вы думаете о роли монархии в сегодняшнем мире, не рано ли мир отбросил эту модель правления?

— Утверждение «монархия — это система прошлого, а что-то другое является системой будущего» — это абсолютный нонсенс. Потому что в мире есть разные политические системы управления, и ни одна из них не является сателлитом прошлого или сателлитом будущего. Мне всегда хочется указать, что не так давно все монархии в Европе были отличными странами демократии, чего нельзя сказать обо всех республиках в Европе. Поэтому для меня монархия как политическая система имеет свою значимость сегодня, как и имела в прошлом. Я имею в виду представительские монархии. Но если говорить о чувстве, то главным образом люди всегда хотят одного политического элемента — преемственности. И вот почему во всех республиках продолжаются дебаты: следует ли французскому президенту править в течение шести, семи, восьми или пяти лет ... И люди хотят, чтобы это был долгосрочный период, ведь если у нас хороший президент, то мы хотим его «преемственности».

НА ФОТО СЛЕВА НАПРАВО: ГЕОРГ (МЛАДШИЙ СЫН), ОТТО, КАРЛ (СТАРШИЙ СЫН) ФОН ГАБСБУРГИ / ФОТО С САЙТА TWSCHWARZER.DE         

И, конечно, монархия — это система, о которой вы можете сказать, что человек-монарх, во-первых, всю свою жизнь учится для этой работы, а во-вторых, он удовлетворяет потребности и стремление к преемственности.

С другой стороны, конечно, существует весомый аргумент, если придет плохой монарх, то он будет находиться у власти в течение длительного срока. Но если есть системы, позволяющие избавиться от плохого президента, то должны быть системы, а они есть в нынешних монархиях, как избавиться от плохого монарха. Так что это в действительности не аргумент для меня. Я просто говорю, что у нас есть настоящие политические системы, которые существуют сегодня в рамках Европы, и монархия является одной из них.

— Вы, возможно, слышали о словах украинского поэта Тараса Шевченко о своем Вашингтоне. Нужен ли нашей стране Вашингтон, что вы думаете об этом?

— У всех президентов есть свои специфические черты, позитивные и негативные стороны. Я считаю, что Вашингтон, безусловно, был человеком, который замечательно вписался на эту должность во время создания Соединенных Штатов. Я не вижу, чтобы Украина находилась в подобной ситуаций. И, я считаю, отличие, конечно, заключается в том, что Украина является древней традиционной европейской страной. Она сыграла огромную роль в том или ином созвездии, в создании Европейского континента. Она не может и не должна сравниваться с Соединенными Штатами, которые были молодым, будущим государством, которое себя заново должно было изобретать. Конечно, наличие у кого-то формата, харизмы и способностей Вашингтона было бы хорошим преимуществом...

О ВАШИНГТОНЕ, ДЕ ГОЛЛЕ И НАПОЛЕОНЕ

— Иногда в этом контексте у нас вспоминают о де Голле... Кто из них был бы лучше для Украины?

— На этот вопрос очень трудно ответить. Де Голль ближе к моему типу мышления и, конечно же, намного ближе к моему времени. Я до сих пор помню его. Будучи еще маленьким ребенком, я помню, как слушал его выступления по радио. Поэтому логично я более склонен к кому-то, похожему на де Голля, который возглавил (так было и с Вашингтоном) страну в самых тяжелых и самых страшных обстоятельствах после Второй мировой войны, фактически вернув ей былую славу. Он идеально подходит для Франции. Но я сомневаюсь, что такая же личность была бы  идеальной для Украины. Но если Украина должна найти своего собственного «де Голля», то де Голль — хорошая идея.

— Кое-кто в нашей стране считает, что Украина нуждается в своего рода «умном диктаторе». Что вы скажете на это?

— Должен вам сказать, что мне не очень нравится идея с диктатором. Я думаю, что у нас всех был довольно неудачный опыт в этом. Посмотрев немножко севернее, мы должны помнить, что всего несколько дней назад люди проголосовали за президента, который больше склонен править посредничеством своей «семьи», чем каким-то другим способом. Так что я не думаю, что это хорошее решение. Во многих случаях, когда речь идет о функциональной системе, даже плохая демократия лучше, чем хорошая диктатура.

— Некоторые эксперты считают Наполеона евроинтегратором, который хотел распространить в Европе свой юридический кодекс. Что вы думаете об этом?

— Я могу дать ответ на это, процитировав Бисмарка: «Вы можете делать со штыком все, что угодно, только не можете на нем сидеть». В известной степени это было как раз то, что делал Наполеон: он внедрял свою европейскую власть с помощью штыков. Конечно, это не сработало. В определенном смысле я восхищаюсь Наполеоном, особенно когда речь идет о его юридических нововведениях. Кодекс Наполеона и некоторые подобные вещи являются абсолютно удивительными достижениями. Он был абсолютным трудоголиком, а также, безусловно, военным гением, но когда дело доходит до внешней политики — нет. Я не думаю, что здесь он избирал правильный подход. По его собственным подсчетам, он провел 79 битв, выиграв 66. А что касается Габсбургов, я всегда отмечаю, что первые 13 битв, в которых командовал Наполеон, были против Австрии, из которых он проиграл две, а выиграл 11. Мы были не очень успешными против него, потому что он был военным гением, что не вызывает сомнений. Но, конечно, будучи представителем Габсбургов, вы автоматически становитесь осторожными в комментариях, когда речь идет о международном походе Наполеона.

«МЫ НАБЛЮДАЕМ УСИЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИХ ДВИЖЕНИЙ В ЕВРОПЕ»

— А как вы прокомментируете недавние муниципальные выборы в Вене? Существуют ли опасные признаки прихода правых к власти в Австрии?

— Здесь надо обратить внимание на две вещи. Во-первых, сейчас мы наблюдаем усиление националистических движений в Европе. Такие движения всегда имели за собой определенный процент избирателей в Европе, который, как правило, колеблется от 5 до 15% в зависимости от страны, будь-то партия Ле Пен во Франции или AFD в Германии. В нормальных демократических условиях с этим можно справиться. В настоящее время эти движения становятся сильнее, существуют признаки того, что Россия поддерживает националистические движения в Европе. Четким подтверждением таких связей является Панос Камменос, являющийся членом греческого правительства. Он ультраправый националист, которого полностью поддерживают и вдохновляют в России. Его связи с Дугиным в общих чертах известны. Следовательно такое явление есть. И надо сказать, что нынешняя ситуация, в частности кризис беженцев в Европе, играет на руку националистическим движениям. Ведь именно националистическое движение стало причиной Первой мировой войны, Второй мировой войны, и ныне это одна из самых больших опасностей, угрожающих Европе. Это было в прошлом, так будет в будущем. Следовательно всегда надо осторожно относиться к тому, что здесь происходит, но я не вижу угрозы, что националистическое движение внезапно придет к власти в Европе. Нет, я этого сейчас не вижу. Да, я вижу усиление этого движения, но не вижу опасности прихода его к власти.

— Будете ли вы принимать участие в следующих парламентских выборах в вашей стране?

— Нет, безусловно, нет. Я был депутатом Европейского парламента и должен сказать, что мне чрезвычайно нравилось там работать. Но сегодня моя деятельность связана с персональным и международным гуманитарным правом, защитой интеллектуальной собственности и вооруженными конфликтами. Именно в этой отрасли мне действительно нравится работать. Считаю, что благодаря моему влиянию я могу достичь немало. Но должен признать, что за время работы в Европейском парламенте я был доволен каждым днем пребывания в нем.

— Как известно, целью Европы является расширение сферы благосостояния, безопасности и свободы передвижения. Где вы видите предел этому?

— Как вы видите, ситуация резко изменилась. Европа, которая когда-то была большим колониальным государством, перестала быть им и в действительности превратилась в торговую потугу. И основа экономического процветания Европы заключается в ее способности к торговле. У нас не очень много ресурсов. Они находятся в тех регионах, которые раньше были колониями, но уже перестали ими быть. Одна вещь, которая не изменилась и которую трудно заметить, заключается в том, что наше отношение к соседям не изменилось. И прежде всего мы имеем в виду «ближнее зарубежье», которое существовало в советские времена и существует сегодня. Но россияне, как и раньше, относятся к своим соседям как к колонии, и это неприемлемо. Они — суверенные государства, и к ним должны относиться как к суверенным государствам. И бывшие республики не могут просто рассматриваться как какое-то продолжение вашей страны. Это уже не работает.

«Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ ОЧЕНЬ БЛИЗКИМ К УКРАИНЕ»

— Часто ли вы посещаете Украину? К сожалению, в СМИ почти нет информации о вашем пребывании в нашей стране?

— Я многократно бывал в Украине, особенно на Западе, во Львове, Черновцах, и до сих пор помню рассказы своей бабушки об этих областях, когда она бывала там с моим дедом. Вообще, я чувствую себя очень близким к Украине. Считаю, хорошим и логичным решением попробовать сотрудничать немного с украинскими СМИ и посмотреть, можем ли мы повлиять на общую ситуацию путем передачи европейского месседжа. Я думаю, это очень важно.

— Какой мессидж вы имеете в виду?

— Показать, что существует определенный европейский дух, и, конечно, показать, что другие европейские страны делают в своей повседневной жизни. То, что мы показываем на нашей радиостанции, очень похоже на то, что происходит в повседневной жизни, но не обязательно имеет политические последствия. Но я думаю, что очень важно показать нормальность Европы, ведь многие люди говорят об Украине как об искусственном образовании или как части России, или что-то подобное. И для меня очень важно показать, что это не так и что Украина, конечно, является неотъемлемой частью Европы, а Европа никогда не будет полной без Украины как ее непосредственной части.