Семнадцать мгновений весны

Гиммлер был не на шутку взволнован. Дожидаясь своей очереди в приемной у фюрера, он с ужасом рассказывал Борману последние новости.

— Вы слышали заявление этого безумного русского политика с фамилией на букву Ж. Ну того, которого Сталин в шутку назначил адмиралом советского флота на Индийском океане. Он сказал примерно следующее: «Вы должны нам миллиарды рублей. Все отдадите! Поскольку денег у вас нет, будете отдавать территориями. Флот — забрать, Тироль — забрать! Поэтому неизбежно еще большее ухудшение отношений. Германия должна пойти по монгольскому пути, т.е. полностью подчиниться Союзу, и побыстрее! Мюнхенская «Бавария» будет играть в Москве».

— Что вы говорите, рейхсфюрер, это же прямо фашизм какой-то! А про то, что у нас мало русских школ для детей советских разведчиков он не говорил? Это излюбленная тема их руководства... И что вы обо всем этом доложите ему... (он выразительно посмотрел на дверь кабинета Гитлера).

— Сообщу все как есть, но посоветую поменьше обращать внимание на этого клоуна от политики. Прежде чем лезть своим упитанным лицом в наш калашный ряд, пусть сначала разберется со всей недвижимостью, принадлежащей ему и его отпрыскам.

* * *

Сидя в своем кабинете Мюллер сосредоточенно крутил ручку настройки приемника, надеясь услышать позывные своего любимого «Немецкого радио». В комнату неслышно вошел адъютант и многозначительно сообщил...

— Марка выходит из коридора.

— Из какого коридора?

— Из валютного.

— Так ведь его отменили.

— Вот потому и отменили!

* * *

Вольфа срочно вызвали из Швейцарии в Берлин. Причина была проста — фюрер вынужден был лично требовать от дипломата-совместителя либо сдать депутатский мандат рейхстага, либо расстаться с государственной службой в аппарате исполнительной власти. Но принять окончательное решение тот не спешил, обещая определиться сразу же после принятия закона «О статусе лиц, ведущих тайные переговоры с противником». И возвращаться на родину пока тоже не собирался. Вместо этого, по старой немецкой традиции, он открывал на свое имя валютные счета в нейтрально-альпийской стране и уже подумывал, не купить ли ему на всякий случай паспорт какого-нибудь Суринама.

* * *

Профессор Плейшнер, выполняя очередное поручение Штирлица, оказался в тихом венгерском городке на берегу Тисы. Перед тем, как зайти в конспиративную квартиру, расположенную на Цветочной улице, он предусмотрительно посмотрел на оконный проем второго этажа. Подоконник был заставлен гигантских размеров подсвечниками со множеством свечей. Но это был не условный сигнал об опасности, а результат веерных отключений электроэнергии. Вдруг в окне показалось улыбающееся лицо Йорка Хайдера, который смотрел на профессора и начал делать руками приглашающие жесты. «Все пропало!» — подумал Плейшнер, и бросился бежать. Сзади раздался топот сапог. Выхода не было. Оставалась только смерть. И он смело нырнул в цианидовые воды реки, полные мертвой рыбы.

* * *

«Никак не могу найти управу на коммунистов! — жаловался Гиммлер Герингу. — Уже и в присвоении имущества, уцелевшего после пожара в здании рейхстага их обвинял, и всех «доберманов пера», натасканных Геббельсом, на них спустил, а за них все голосуют и голосуют пенсионеры, когда-то лично знавшие Клару Цеткин и Розу Люксембург. Вот уже подготовил законопроект «О запрещении деятельности Коммунистической партии Германии», да боюсь не пройдет». «А ты попробуй организовать им раскол, — посоветовал развалившийся в кресле Геринг, иезуитски улыбаясь. — Найди недовольных среди красноперых, посоветуй им создать какую-нибудь Германскую коммунистическую партию, а тех потом тоже можно будет разложить на составные части. Смотришь, и осилим красную угрозу». На том и порешили.

* * *

Как-то после окончания селекторного совещания главных нацистских преступников Мюллер обратился к Айсману с личным вопросом:

— Послушайте, дружище, вы ведь смотрели этот новый польско- немеций фильм с симпатичным названием «Огнем и мечом». Понравились ли вам кинолента? Тут некоторые (он незаметно кивнул головой в сторону Геббельса) говорят, что она антинемецкая.

— Нет, почему же. Фильм очень хороший. И отнюдь не антинемецкий. Если только сильно не приглядываться, — ответил тот, поправляя темную повязку на глазу.

* * *

Штирлиц и пастор Шлаг прогуливались вместе по узким улочкам Берна. Известного пацифиста как всегда потянуло на софистику. «Я не понимаю, что творится в рейхстаге, — разглагольствовал пастор. — Эта пошлая мелодраматичность в отношениях «большинства» и «меньшинства», это «принципиальное» отсаживание на балкон парламентских аутсайдеров, эти фракционные ломки, шатания депутатов в поисках лучшей жизни (причем совсем не для избирателей, как хотелось бы думать). Утром они приходят в сессионный зал с томиком Карла Маркса в руках, к обеду они уже среди каких-нибудь ультрафиолетовых или голубых, а вечером вовсю клянутся в преданности НСДАП или идее возрождения немецких регионов. Абсолютная беспринципность! Хорошо хоть бюджет-45 с грехом пополам осилим. А то стыдно было бы смотреть в глаза американцам и англичанам, да и русским, конечно. Капитуляция на носу, а у нас все было на «ручнике», как будто дикари какие-то. Меня только настораживает эта бездефицитность. Сколько соберем, мол, столько и потратим. Неужели в прошлые годы до этого никто додуматься не мог?

* * *

Шеллендбергу позвонили из ставки и грозно потребовали выяснить, кто стоит за явно провокационными публикациями в британской газете «Final time», компрометирующими Рейхсбанк и его бывшего руководителя, пошедшего теперь «в гору». Будто бы этот самый банк так лихо «прокрутил» деньги иностранных кредиторов, полученные пару-тройку лет назад, что у них до сих пор голова идет кругом и в глазах рябит. И самое скверное, что статьи эти появились как раз в то время, когда немецкая правительственная делегация пребывала в Лондоне, где торговалась об отсрочке выплаты будущих репараций. Начальник разведки, жестоко терзаемый гриппом, только удивленно пожал плечами и сослался на каких-то мифических «недовольных действиями правительства». Чтобы отстали побыстрее.

* * *

— Что это вы мне принесли, Штирлиц? — удивленно спросил начальник налоговой инспекции Рейнского района Берлина Церберман, вертя в руках бумагу с гербом СССР и красными звездами.

— Справку о доходах по основному месту работы, — честно признался советский резидент, аккуратно заполняя декларацию (на французском языке, левой рукой, без подписи).

— Я вообще не понимаю, почему вы работаете на Союз, — посочувствовал вражеский налоговик, — льготы сокращают, зарплату не индексируют, тарифы на коммунальные услуги повышают!

— Почему, почему, — проворчал Штирлиц, — родился я там!

* * *

Дружеская вечеринка в бункере Гитлера по случаю 23 февраля была в полном разгаре. По предложению Мюллера выпили немецкой водки и спели «Eins, zwei, polizei», по предложению Штирлица выпили русского коньяка и спели «Наша служба и опасна, и трудна».

— Штирлиц, я вас раскусил, — улыбаясь заявил Мюллер, — ваш любимый артист — Вячеслав Тихонов.

— А ваш — Леонид Броневой, — нашелся доблестный разведчик, похлопывая противника по плечу.

И они вместе устремились к телевизору, услышав до боли знакомую мелодию. Начиналась очередная серия «Семнадцати мгновений весны».