Сергей КРЫМСКИЙ:

— Сергей Борисович, общеизвестно, что руководство Украины уже не первый год декларирует европейский выбор нашего государства. Но, как представляется, для того, чтобы этот выбор был вполне осознанным, необходимо ясно понимать, в чем суть понятия «Европа» (в самых разных его аспектах — духовном, социальном, политическом, географическом). Что же такое для нас Европа?

— Безусловно, это неоднозначное понятие. Если Европу понимать географически (условно говоря, от Англии до Урала) — то, заметим, самый ее центр приходится на нашу территорию, Закарпатье! Если же Европу понимать геополитически, то интересен критерий Энгельса, считавшего, что предел Европы — это границы тогдашних Польши и Венгрии (в понимании ХIX века!). Дальше — Евразия. Но поскольку значительная часть Украины в свое время входила в состав Польского государства, то в соответствии и с этим критерием наши земли тоже принадлежат к европейскому пространству. Евразия же исторически понималась следующим образом: это территория влияния Византии (сюда включались и Балканы, и Турция, и, конечно, Россия).

Если же брать понятие «Европа» в социокультурном аспекте, то в этом отношении она опирается на три фундаментальных явления. Это — античность, христианство и Просвещение. При этом античность понимается в соответствии с тем, как она преломлялась в Ренессансе, христианство — с тем, как оно прошло через Реформацию, а Просвещение — в контексте дальнейшего развития социального и научного прогресса и демократии. При этом надо иметь в виду, что различные исторические эпохи имели свое «видение» понятия «Европа». Так, в XVI веке в Европу не входила Германия; эта страна не соответствовала еще одному — цивилизационному — пониманию Европы, которое было связано с модернизацией, индустриализацией.

Сейчас термин «Европа» включает в себя прежде всего социокультурные параметры, но в основном опирается на немного забытое нами сейчас понятие «образа жизни». Оно, в свою очередь, имеет три «уровня»: качество жизни, жизненный уровень (взятый в его чисто количественных показателях), стиль жизни. Но важно отметить, что в центре европейского современного сознания (что отмечают и социологи) находится проблема либеральной демократии, причем демократия в цивилизованном мире понимается, исходя не из критериев большинства (вспомним, что и Сталин на всех съездах имел «законное», с его точки зрения, большинство; как он его обеспечивал — вот вопрос!), а из критериев гарантированности прав меньшинства и, говоря шире, прав человека, прав личности. Ибо принятие решений по принципу большинства становится вряд ли эффективным в алармических (грозящих опасностью) ситуациях, а также при столкновении с уникальными моральными и эстетическими явлениями. Не говоря уже о том, что в меньшинстве может оказаться мудрец, следует учитывать элемент личной анонимной безответственности: «я поступаю как все».

— Сейчас и в Европе, и в мире много говорят о «кризисе» гуманизма. Что бы вы могли сказать в этой связи?

— Тут необходимо остановиться на так называемой «проблеме персонализма». Что имеется в виду? Еще на II Ватиканском конгрессе 40 лет назад гуманизм был определен как «попытка заменить религию Бога, ставшего человеком, религией человека, возомнившего себя Богом». В этом отношении гуманизм действительно подвергается сейчас серьезной критике. Акцент делается на личности, ее неотъемлемых правах; вспомним, что во Всемирной декларации прав человека четко заявлено: права личности имеют приоритет перед правами государства. Вот это и имеется в виду, когда речь идет о «персонализме». Это тоже важнейший компонент европейскости. Именно в этом смысле и видоизменяется понятие «Европа».

— Если же, Сергей Борисович, мы возвращаемся к декларированному европейскому выбору Украины, то как вы могли бы этот выбор исторически обосновать?

— Прежде всего можно, без сомнения, утверждать: на протяжении всего исторического развития Украина была неотъемлемой частью Европы, входила в единое историческое пространство — социокультурное, политическое и экономическое. В период Киевской Руси это единое пространство приобрело в основном торговый характер; тогда Украина была главным регионом торговли Запада с Востоком.

В ту эпоху, вспомним, Средиземное море находилось под арабским господством и влиянием (а позднее — под турецким), и главный путь торговых связей западных и восточных стран (вплоть до эры крестовых походов) пролегал через Днепр (знаменитый «путь из варяг в греки»). Любопытно, что фактически «вектор» этого пути был обратным, то есть «из греков в варяги», условно говоря; но традиционно понималось это именно в той формулировке, которая дошла до нас. Некоторые историки видят в этих вековых торговых связях проявление исторического вектора «Север — Юг», но в действительности здесь имело место движение совсем иного характера, а именно: «Запад — Восток». Мы можем говорить, что именно через наши земли, через бассейн Днепра проходила (и не одно столетие) главная торговая артерия Европы, связывающая тогдашний Запад с Византией и дальше — с Кавказом и Средней Азией.

— А если коснуться политических связей Украины и Европы времен Киевской Руси?

— Здесь хватает достаточно известных фактов. Не буду останавливаться на знаменитых дочерях Ярослава Мудрого, связавших киевский двор родственными контактами с важнейшими династиями Европы — об этом знают почти все. А вспомним, например, княжью дочь Евпраксию, активную участницу европейской политики конца XI века; ведь именно она была одной из главных свидетельниц, давших показание против германского императора Генриха IV, могущественнейшего светского властелина Европы, во время его спора с папой Римским в Каноссе!

— А если мы рассмотрим единое европейское пространство образца ХVI — ХVII веков и роль в нем Украины?

— Суть этого пространства определяло взаимоотношение конфессий. Дело в том, что архетипом, сквозной структурой в истории украинской культуры был принцип эквивалентности Ветхого и Нового Завета, обеих частей Священного Писания. При этом католицизм, например, исходил из того, что квинтэссенция Библии — это только Новый Завет; Старый Завет даже не рекомендовался верующим для чтения. Вспомним, с чего, собственно, в XVI веке началась в Западной Европе Реформация: с требования сделать доступным для населения Ветхий Завет. А на Украине с самого начала выдерживалась в этом смысле эквивалентность!

Иногда даже наблюдалось предпочтение («перекос в сторону») Ветхого Завета Новому. Именно на истинах Ветхого Завета основывалась вся историческая концепция знаменитого Нестора-летописца. («Повесть временных лет»). Еще пример — известный литературно-исторический памятник Древней Руси «Креховская Палея»; еще Иван Франко, тщательно проанализировав ее, обнаружил там 40 различных вариаций ветхозаветной Книги Бытия! Нигде в Европе такого не было.

Очень характерно, что в России, в отличие от Украины, проповедь такой эквивалентности двух частей Библии именовалась «ересью жидовствующих». Уточним: имелись в виду именно православные священники; но если они отдавали должное Ветхому Завету — обвинялись в проповеди такой ереси. А поскольку Реформация исходила во многом из аналогичного принципа, то и Украина (где такой подход вовсе не считался «ересью») рассматривалась последователями разных течений протестантства в качестве естественного исторического союзника; это можно подтвердить и с помощью анализа исторических источников: так, центр пиетизма в Галле вел в свое время очень активную переписку с Киево-Могилянской академией. Вообще, история Украины XVII — XVIII веков дает огромное количество примеров межконфессиональных связей в контексте реформационных процессов. И не случайно Петра Могилу и Феофана Прокоповича активно обвиняли в протестантизме!

Это с одной стороны. С другой — возникает Уния, греко- католицизм. Мы еще до сих пор не в полной мере оценили историческую роль этого течения, спасшего, по сути, христианство на Украине, начавшее уже вырождаться (по крайней мере, в культурном отношении). В конце XVI — начале XVII века ватиканские учебные заведения широко принимали так называемую «униатскую молодежь»; но под видом «униатской молодежи» почти вся культурная и просвещенная часть нашей новой элиты училась в Ватикане. В Риме они принимали униатство, но, вернувшись на родину, выходили из этой веры и активно участвовали в духовной и религиозной жизни Украины.

— А если мы рассмотрим следующий по времени исторический период, конец XVII века — XVIII век: не ослабели ли тогда разнообразные связи с Европой?

— Нисколько. Напротив, именно в то время мы находим, быть может, самый яркий, самый убедительный пример, говорящий не просто о едином европейском пространстве, а о культурно-историческом единстве с Европой, причем практически полном. Я говорю о культуре барокко. Дело тут вот в чем: поразительно, но во всех памятниках той эпохи, от Лиссабона до Полтавы, прослеживается один и тот же архитектурный стиль (барокко!).

Причем этот стиль — что очень важно — проявился в самых разных сферах украинской культуры, в частности в поэзии. Мы имеем удивительный исторический факт: 300 лет в Украине существовала барокковая латинская поэзия! А ведь в каждой нации есть общечеловеческий сектор культуры, и наличие латиноязычной культуры в украинской нации является наиболее предметным доказательством того, что наша культура, без всякого сомнения, европейская. Причем впечатляет исторический срок существования этой латиноязычной украинской поэзии — не одно поколение, а 300 лет!

Разумеется, европейский культурный синтез в Украине не исчерпывался барокко. Возьмем, например, музыку. Артемий Ведель, Максим Березовский, Дмитрий Бортнянский — это творцы подлинно европейской музыки, и по художественному совершенству, и по духу (другой вопрос, как это сочеталось с суровыми колониальными реалиями Украины...) Знаменательно, что тот же Березовский учился в одной Болонской академии с самим Моцартом, они оба закончили ее с отличием и их имена золотом выбиты на мраморной Доске Почета в этом итальянском городе...

— А существовало ли тогда общее европейское образовательное пространство?

— Безусловно, и это очень важно отметить. Украинские студенты (спудеи), свободно владевшие международным языком образования того времени, — латынью — бродили по всей Европе. Есть данные, что примерно 100 украинских студентов прослушало в XVIII веке курс лекций великого философа Иммануила Канта; по некоторым данным, Петр Могила и Рене Декарт в начале XVII века учились в одном «колледже». Причем есть интереснейшая программа формирования этого единого образовательного пространства, составленная Петром Могилой и проникнутая идеей синтеза западной и восточной культуры! Другое дело, что эти взгляды квалифицировались определенной частью духовенства как «латинизм» и встречали жесткий отпор; но нельзя отрицать, что «европейский выбор» Украины в эпоху барокко был абсолютно очевиден и предметен.

В то время Европа активно издавала украинские книги; так, «Учебник по православному вероисповеданию» Петра Могилы был издан в Германии (XVII век). А из семи теологических работ Феофана Прокоповича (первая половина XVIII века) пять было издано в Лейпциге! Еще пример. Вспомним выдающегося немецкого философа Иоганна Готфрида Гердера (конец XVI — II века) и его работу «Идеи к философии истории человечества». Он считал, что Украина будет центром славянства и что ей принадлежит наиболее цивилизованное будущее в Европе (написано более 200 лет назад!). А французские энциклопедисты, создавшие план написания «Всемирной истории» (к сожалению, в XVIII веке так и не реализованный) в этом плане отводили Украине отдельный том. Это убедительно доказывает одно: существовала рецепция (восприятие) Украины во всей Европе на взаимной основе.

— А если говорить о ядре украинской нации той эпохи — казаках, как они понимали европейский выбор?

— Важно отметить следующее: во всей своей истории казачество служило только западным государствам. При дворе Людовика XIV, короля Франции, были казацкие отряды; казаки активно участвовали во взятии Ла-Рошели, крепости протестантов на юге Франции (20-е годы XVII века); известна роль казаков в ходе Тридцатилетней войны в Германии (1618 — 1648 гг.). Можно со всей ответственностью утверждать: при всех европейских дворах того времени казаки были главной вооруженной силой (особенно — в борьбе против турок). У меня в библиотеке есть любопытнейший труд Вольтера (сожалению, еще не переведенный с французского): «Казаки при дворе Людовика XIV». Интересный факт приводит французский философ в этой книге. Людовику XIV донесли, что казаки пьянствуют и не занимаются несением военной службы. Тогда король приказал устроить соревнование между казаками и другими иностранными частями под его командованием (швейцарцы, немецкие ландскнехты и т. д.). И оказалось, что именно казаки в совершенстве владели всеми видами оружия и одержали заслуженную победу в этой борьбе!

— Какие еще каналы культурных связей между Украиной и Европой сыграли, на ваш взгляд, существенную роль в ту эпоху?

— Следует обратить внимание на распространение украинского фольклора — его в XVIII — XIX веках довольно неплохо знали в Европе. Любопытная деталь: Бетховен в «Вариациях для фортепиано» использовал мотивы знаменитой песни «Ехал казак за Дунай»; Лист обрабатывал известную народную песню «Віють вітри...». Но главное — до середины XVIII века, то есть до окончательно колонизации Украины, ядро украинской нации было ориентировано на западную политику и вхождение в западную культуру. Это надо понимать совершенно четко. Что последовало затем — мы знаем: правление

Екатерины II, превращение украинской казацкой верхушки в интегральную часть российского дворянства, закрепощение крестьян...

— Мы как-то обошли фигуру гетмана Ивана Мазепы. А ведь без него наш разговор, Сергей Борисович, будет, вероятно, неполным. Он ведь, кроме всего прочего, считался самым богатым человеком Европы...

— Тут стоит, может быть, начать издалека. Дело в том, что конец XVII — начало XVIII века в Европе было временем пика индустриализации. А мы знаем, что одно из последствий этого процесса — кризис сельского хозяйства, результатом чего стала острая нехватка сельхозпродуктов в Европе. И огромную часть сельхозпроизводства давали в ту эпоху Польша и Украина за счет усиления крепостничества. Активным проводником крепостничества в Украине и был И. Мазепа, в силу чего он и не был поддержан большинством украинского народа. Об этом не любят порой вспоминать, но это так. В то же время надо отметить: личность Мазепы была тогда в центре внимания всех королевских дворов Европы, о нем часто писали газеты, спорили политики...

— К какому же основному выводу мы приходим, анализируя историю Украины XVII — XVIII веков?

— Вывод таков: мы можем говорить о европейском контексте формирования украинской нации. Дело заключается вот в чем. Нам нужно четко различать понятия нации и этноса. Понятие этноса в первую очередь связано с общностью территории, языка, культурной и экономической жизни, исторической судьбы и т.д. Этнос может существовать очень долгое время изолированно, например, в горах, на отдаленных островах... А в нацию он превращается — и важно это ясно представлять, — когда он, этнос, становится субъектом мировой истории, то есть когда начинает перерабатывать мировой опыт и утверждает государственные начала своего бытия.

Очень характерно, что первый классик новой украинской литературы Иван Котляревский в своей «Энеиде» описывает эпоху становления украинской нации — XVII век — образно и символически, в виде путешествия казаков по центру европейской культуры, Средиземноморью, подобно тому, как троянцы, ведомые Энеем, блуждали по Средиземноморью в давние времена... И там же Котляревский показывает еще одну вещь: даже украинский язык в его понимании формируется под воздействием латыни. В текстах Котляревского находим такое неподражаемое «смешение языков», что вообще невозможно отличить, где украинский, а где латинский. Значит, и в литературе отражается формирование украинской нации как вхождение в круг европейской цивилизации.

И еще один очень важный момент: развитие в Украине идеи экуменизма. Мы должны в первую очередь вести речь о Петре Могиле, одном из самых ярких представителей этого течения, выдающемся поборнике единства христианских конфессий и их будущего творческого синтеза.

И наконец, давайте рассмотрим, как в Украине, в украинской цивилизации решались общеевропейские проблемы. Первая из этих проблем — софийность. Дело в том, что античность (а именно в контексте ее освоения и рассматривалась категория софийности) выработала два понятия разумности: это тот разум, который в голове («логос») и тот разум, который пребывает в вещах, в бытии («софия»). Христианство взяло эту идею для того, чтобы связать Бога с миром («мир как текст Бога»), чтобы обосновать учение о Боге как личности.

В Украине — и это удивительно — эта концепция развивается вплоть до ХХ века, до творчества Павла Тычины («мир как книга», «мир полон бытийных смыслов», «мир как радостное художество»). В отличие от католицизма, украинская культура — в контексте идей софийности — ориентирована на мировоззренческий оптимизм. Если вы возьмете Софию киевскую, то увидите поразительную вещь: там нет сцены Страшного Суда, там нет сцен смерти, а распятие — чисто символическое... И, добавлю, именно концепция софийности определила еще один примечательный аспект украинской культуры: до Ивана Франко и до Леси Украинки у нас не было лирического аспекта трагедии; трагедия понималась эпически, шевченковская трагедия Катерины — это трагедия всей нации. А эпическое понимание давало стойкую веру: «разом якось видужаємо!»

— Концепция софийности развивалась и на Западе?

— Тут, безусловно, можно назвать целый ряд великих мыслителей, в первую очередь Блеза Паскаля. Он исходит из того, что истина была задана уже древним евреям, однако они к ней подошли плотски, чувственно, и потому полной истины не восприняли. Эту истину пытались постигнуть философы — и тоже потерпели неудачу, ибо воспринимали ее исключительно разумом. Истинное понимание «премудрости Божией» связано, таким образом, с сердцем, с представлением о Софии-мудрости как о художнице, которая была при Боге при сотворении им бытия. Почти аналогичная концепция в сравнении с той, которая была в Украине, развивалась И. Гете и Новалисом. А в России концепция «софийности» сложными путями перешла к Соловьеву и далее к Булгакову.

— А как разрабатывалась в украинском духовном пространстве концепция личности?

— Это и есть второй — и очень важный — аспект решения у нас общеевропейских проблем. Заметьте, украинская нация формировалась на границе с Диким Полем. Выжить в таких условиях могли только люди свободной индивидуальности. И поэтому возникает — и развивается на протяжении всей нашей истории — концепция этической ценности личности. Еще в «Русской Правде» нет смертной казни (это XI век!); людей, конечно, в реальной жизни убивали — но законом это было строго воспрещено. Не было и телесных наказаний (в законах не было!). Развивались — и это очень важно — элементы представительной демократии: Магдебургское право, бурсацкие вольности, выборность всех церковных иерархов. И главное: именно идея этической ценности личности была главным аргументом в борьбе казаков с московской деспотией.

Очень интересно эту концепцию разрабатывает Сковорода. Он провозглашает замечательный тезис: «Ненавижу жизнь, кончаемую смертью». Он, иначе говоря, поворачивает вектор жизненного процесса от смерти к жизни! Казалось бы, это абсурдно, но давайте разберемся. Для Сковороды рождение — это смерть ребенка как внутриутробного существа, выход в другой мир. И далее этапы жизни таковы: детство — это рай (из этого рая человек неминуемо изгоняется безвозвратно...), затем сознательная жизнь как строительство своего Храма и, наконец, слияние с Внутренним Человеком, т. е. с Богом, и переход к вечности. Эта концепция Сковороды, безусловно, обогащает европейскую теорию личности.

И есть еще третье направление, по которому украинская мысль внесла свой вклад в решение общеевропейских проблем. Это — этическое утверждение общеевропейских идей гуманизма. Дело в том, что в XVII веке, когда Галилей опытным путем показал правоту идей Коперника, продемонстрировал, что человек не есть центр мира, а Земля — не центр Вселенной, это вызвало очень резкий духовный кризис у европейской интеллигенции, у таких выдающихся людей, как Паскаль, Гете. Это была ломка прежних идей, великая драма в понимании человека. И наш Григорий Сковорода решает эту проблему. Он говорит: если человек и перестал быть центром большого мира, то он — особый мир, микрокосм, и он является его центром.

Коротко скажу еще и о четвертой общеевропейской идее в украинском преломлении. Это — идея Просвещения. В Украине традиционно очень высоко ценился разум. Интересно, что в эпоху раннего Просвещения во всех гербах киевских митрополитов непременно есть книга. И еще — в украинской мифологии нет образа Иванушки-дурачка, и, более того, нет вообще юродивых, ибо глупость не ценилась! Духовные ценности (ученость, знание) были в Украине всегда по крайней мере не менее важны, чем материальные. И даже возникает идея (в украинском православии) духовного разума. Так, киевский митрополит XVII века Исайя Копынский говорил: «Разум выше веры, потому что ведет к вере». В очень интересном аспекте наш современный ученый Дмитро Наливайко пишет о созвучии идей великого драматурга Просвещения Шиллера и нашего Шевченко.

— И все таки, Сергей Борисович, каковы же точные критерии «европейскости», позволяющие судить, на каком именно этапе пути мы находимся? Тем более, что Европа такая разная — от Турции до Норвегии, условно говоря?

— Я продолжаю настаивать, что такие критерии есть. Это — «персонализм», то есть приоритет прав личности, прав человека в их либеральном понимании. И идея рационализма, тоже крайне важная. Это — атрибут, необходимый элемент европейской цивилизации; «логос» (разум) в ней даже связывается с Богом. Это — очень рационально устроенная цивилизация (и в экономическом аспекте, в частности, тоже). И — специфический стиль поведения, высокая толерантность (в том числе национальная). Это вызвано практической необходимостью существования европейских стран в современных условиях. Проблемой для нас на пути Европу является незрелость демократии, проистекающая из незрелости нашего образа мышления. А незрелая демократия — это вещь подчас не менее опасная, чем тоталитаризм.