Соловки: там, где море соединяется с небом,

Непостижимо, но именно столько лет, то есть 33, я не был на Соловецком архипелаге. Не скажу, чтобы я уж так грустил за пресловутыми в Советском Союзе Соловками, ведь они стали символом несвободы, насилия, смертельного тупика. Но обо все этом в 1976 году нам, участникам обычной (одной из многочисленных тогда) туристической группы, которая побывала на Соловках, в Кижах и на острове Валаам, ясное дело, не рассказывали.

НЕМНОГО ВОСПОМИНАНИЙ

Поговаривают, что Соловецкими эти острова назвали из-за того, что здесь когда-то вываривали соль, торговали ею. Доподлинно известно, что существование соловецких заключенных было соленым во всех смыслах этого слова, а один из самых известных заключенных отец Павел Флоренский написал: «...Здешняя природа, несмотря на виды, которые нельзя не назвать красивыми и своеобразными, меня отталкивает: море — не море, а что-то либо грязно белое, либо черно-серое, камни все принесенные ледниками, горки, собственно холмы, наносные, из ледникового мусора, вообще все не коренное, а попавшее извне, включая сюда и людей. Эта случайность пейзажа, когда ее понимаешь, угнетает, словно находишься в засоренной комнате. Так же и люди; все соприкосновения с людьми случайны, поверхностны и не определяются какими либо глубокими внутренними мотивами. Как кристаллические породы, из которых состоят валуны, интересны сами по себе, но становятся неинтересными в своей оторванности от коренных месторождений, так и здешние люди, сами по себе значительные и в среднем гораздо значительнее, чем живущие на свободе, неинтересны именно потому, что принесены со стороны, сегодня здесь, а завтра окажутся в другом месте».

Для многих заключенных-соловчан то, что Флоренский назвал «другим местом», становилось последним адресом. Таким, как урочище Сандармох под городком Медвежъегорском в Карелии. Именно там с 27 октября по 4 ноября 1937 года были тайно уничтожены 1111 привезенных из Соловков заключенных, среди которых было и немало известных украинцев. Карательная акция была проведена на основании решения особой тройки Управления НКВД по Ленинградской области. Среди тех, кому вынесли смертный приговор, была и большая группа заключенных-украинцев (Марко Вороный, Сергей Грушевский, Григорий Эпик, Николай Зеров, Николай Кулиш, Лесь Курбас, Антин Крушельницкий, его сыновья Богдан и Остап, Мирослав Ирчан-Бабьюк, Михаил Лозинский, Валерьян Пидмогильный, Валерьян Полищук, Степан Рудницкий, Олекса Слисаренко, Павел Филипович, Владимир Чехивский, Матвей Яворский, Михаил Яловый и другие).

В 1976 году экскурсоводы ни словом не обмолвились о Сандармохе, поскольку, собственно, никто кроме посвященных, и не знал об этом зловещем месте. Оно было открыто только в 1997 году группой энтузиастов, в которую, в частности, входили правозащитники Вениамин Иоффе (ныне уже покойный) и Юрий Дмитриев (к счастью, живой).

33 года назад жили мы в гостинице для туристов, которая расположена была непосредственно в Кремле, т.е. в центральной части Соловецкого монастыря. Уважительно комнаты называли «кельями», хотя все понимали, что это экс-кельи, адаптированные под камеры для заключенных. Помню бесконечный дождь и наши с тремя моими соседями по «келье» разговоры обо всем на свете, но не о том месте, где мы, собственно, находились.

К тому времени я уже успел поработать в так называемых спецфондах, где прятали от широкого доступа западную советологическую литературу, а также разножанровые издания, которые в СССР считали антисоветскими. Пришлось мне кое-что прочитать и о Соловках. Не так много, но достаточно для того, чтобы понять, чем они на самом деле были и в каких местах мы оказались. Об этом я тихо разговаривал только с моим однокурсником, который был в составе группы и с которым мы вдвоем бродили по берегам холодного Белого моря и по берегам теплого Святого озера, которое находилось рядом со стенами Соловецкого монастыря.

А еще из того путешествия мне запомнились разговоры с соловчанами. Мы познакомились с несколькими из них. Мужчины преимущественно были немного выпившими, но расспрашивали об Украине, хвастались, что им здесь живется хорошо, что зарплата высокая. Один юнец, хвастаясь, информировал, что у него три(!) цветных телевизора (а цветные телевизоры были в СССР дефицитом), а потом как-то растерянно добавил: «Телевизоров три, но что по ним смотреть?» Рассказывали соловчане и о том, что на острове две разновидности товаров, на которые самый высокий спрос. Первую позицию мы разгадали сразу: водка. А вторая? Второй оказались...мотоциклы. Мотоциклы? «Ну, как... Покупаешь, садишься и — без ограничения скорости гонишь по острову! Никаких ГАИ!! А разобьешь мотоцикл — без проблем. Можно заказать новый и теплоходом с материка, из Кеми, привезут».

И вот в этом году немного неожиданно для меня снова все материализовалось: соловчане, Соловецкий монастырь, Святое озеро, Белое море. И море новых впечатлений.

АВТОБУС — НЕ РОСКОШЬ

Предложение поехать на Соловки в этом году началось... с полного его отрицания. Дело в том, что речь шла о путешествии на автобусе от Киева и вплоть до города Кемь, из которой, собственно, добираются до Соловков по Белому морю. Я колебался не только из-за того, что ехать на автобусе просто тяжело. Для меня не было сомнения: несмотря на любой комфортный автобус (а об этом сразу было сказано — будет двухэтажный «Мерседес»), водители будут наши. Именно поэтому можно в полной мере почувствовать, что мы таки не в Европе, несмотря на заверение патриотов, что мы уже давно там, или даже и не выходили оттуда.

Ехать я согласился не в последнюю очередь из-за того, что ныне в рамках совместного проекта Национальной телекомпании Украины (НТКУ) и Службы безопасности Украины «Гриф секретности снят» мы вместе с режиссером Ириной Шатохиной снимаем третий фильм (первый «Украинская мечта» и второй «Царь и раб хитростей» завершены в прошлом и этом году). Герой нашей новой ленты оказывается на Соловках, но — вопреки обстоятельствам и, казалось бы, непреодолимой репрессивной логике своего времени — вырывается оттуда. Мы рассказываем, в частности, и о том, почему и как это произошло. Ясное дело, без съемок соловецкой натуры не обойтись. Поскольку НТКУ, как выяснилось, не имеет возможности оплатить билеты до Соловков, мы начали думать, не присоединиться ли к делегации, которую традиционно формирует и в августе отправляет Украинский институт национальной памяти для участия в мероприятиях почитания памяти жертв Большого террора 1937—1938 годов. Мероприятия эти проходят в уже упомянутом урочище Сандармох и на Соловках.

Начальник отдела организации мероприятий и протокола Украинского института национальной памяти Александр Полонский и главный специалист отдела историко-мемориальных заповедников этого же института Ирина Болтасова, главные координаторы путешествия, ответственные и симпатичные люди, как-то незаметно, но твердо сделали из нас, то есть из режиссера Ирины Шатохиной, оператора Владимира Таргонского и из меня, участников нынешней делегации.

А теперь вернусь к автобусу. Он действительно был комфортно-немецким, но водители были наши. Они профессионально управляли, улыбались, предлагали кофе и чай. Однако туалет во время всего нашего путешествия был закрыт. На остановках, которые делались из гуманных соображений и обычно почему-то по обеим сторонам дороги на опушке, а не на заправках, железно действовал советский принцип «Девочки налево, мальчики направо». Следовательно, Европой, как вы понимаете, на остановках и не пахло. И чем далее на север мы продвигались, тем больше было признаков того, что так делаем не только мы. Это девальвировало болтовню о нашей «европейскости» и русской «азиатскости», содействовало поискам ответа на вопросы, почему в какой-нибудь Турции или каком-нибудь Египте при наличии большого количества пассажиров в автобусе все работает, а у нас — наоборот. Впрочем, поиски ответа на этот вопрос оказались напрасными. Зато не напрасным было само путешествие.

СКОРБНЫМ ПУТЕМ

В состав нынешней делегации вошло 24 человека. Это преимущественно представители Всеукраинского общества «Мемориал» имени Василя Стуса, Всеукраинского общества «Просвіта», Общества политзаключенных и репрессированных, Национального союза журналистов Украины, Национальной скаутской организации «Пласт» и других неправительственных организаций и структур.

Маршрут нашей поездки был такой: Киев — Санкт-Петербург — Левашовская пустошь — Петрозаводск — Медвежьегорск — Сандармох —Повенец — Кемь — Соловки. В Кеми мы оставили наш автобус и на теплоходе отправились на Большой Соловецкий остров, который находится в 60 километрах от Кеми.

Итак, мы ехали, ехали, ехали... Это было время подумать и что-то вспомнить. Вспомнилось мне, как в 1976 году один соловчанин сказал мне: «Ты понимаешь, весь Советский Союз я объехал. Лучше, чем на Соловках, места нет...» А в 20—30-е годы заключенные называли соловецкую каторгу «Советским Союзом в миниатюре». Это на самом деле было так не только потому, что на Соловках были представлены все нации и народности тогдашнего СССР, вся его география — «от Москвы до самых до окраин» — но и оттого, что ситуация на острове в полной мере отражала текущую ситуацию в стране: интенсивность осуществляемых репрессий мгновенно отражалась на количестве заключенных и на отношении к ним. «Соловецкий лагерь особого назначения», «Северные лагеря особого назначения» (СЛОН), «Соловецкая тюрьма особого назначения Главного управления государственной безопасности НКВД СССР» (СТОН) — даже сами эти названия, которые менялись на протяжении 1923—1939 годов, отражают значение Соловков для коммунистического режима.

С Соловками, собственно связан «день рождения» лагерной системы в СССР. Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР 13 октября 1923 года был создан Соловецкий лагерь особого назначения с двумя пересыльно-распределительными пунктами в Архангельске и Кеми. Управление лагерем было возложено на ОГПУ СССР. 2 ноября 1939 года появился приказ НКВД СССР # 001335 «О закрытии тюрьмы ГУГБ на острове Соловки».

Эти две даты и являются хронологическими рамками существования СЛОНа/СТОНа. Для коммунистического режима создание и поддерживание этого грандиозного комбината смерти в течение почти 16 лет не было случайностью или данью российской традиции. Это была насущная необходимость, одна из «подсистем страха», благодаря которой могла функционировать вся система, созданная большевиками на руинах Российской империи.

«Соловецкие лагеря — страна мук и отчаяния. Подавляющее большинство из тех, кто туда попадал, ждала гибель. В заплесневелых каменных стенах монастыря, где когда-то монахи кадили фимиам повиновения всевышним, теперь фабриковали романтическую ложь о любви-ненависти и царстве Божьем на земле», — вот так писал один из современников о Соловках. Жители этой «страны мук и отчаяния» работали на лесозаготовках, прокладывали железнодорожные пути, строили пресловутый Беломороско-Балтийский канал, который забрал жизни около 100 тысяч «зеков» и в конечном итоге не понравился Сталину («узковат»).

Не было в СССР такой социальной категории, представители которой не оказывались бы на Соловках. Это было настоящее единение всех трудящихся — рабочих, крестьян и, понятно, интеллигенции, которую называли тогда «трудовой прослойкой». Значительный процент среди заключенных всегда составляли украинцы. «Украинизация» Соловков началась еще в начале XVIII века, а наиболее выдающимся заключенным во времена Екатерины II был последний кошевой атаман Запорожской Сечи Петр Калнышевский, который был сослан сюда в 1776 году. После отбывания ссылки остался на Соловках, а умер в 1803-м. Было ему тогда 112 лет. Еще одним известным соловецким невольником из Украины в 1850—1854 годах был Георгий Андрузький, член Кирилло-Мефодиевского общества.

Коммунистические концлагеря фактически уже никому не давали шанса на такое долголетие, как у Калнышевского. Участники всех соловецких зековских потоков — сначала деятели Украинской Народной Республики, воины и атаманы многочисленных повстанческих отрядов, впоследствии недовольные рабским положением рабочие, доведенные до отчаяния колхозным «раем» крестьяне, затравленное духовенство, потом «спецы», т.е. представители старой интеллигенции, которых объявили «вредителями» и «националистами», и, наконец, те, на кого власть еще вчера опиралась и кого использовала, а сегодня объявила «врагами народа», т.е. коммунистические партийные и государственные деятели, а также деятели Компартии Западной Украины (которых, кстати, на Соловках было очень много), подсоветские писатели, ученые, художники, — все они (за небольшим исключением) были обречены на уничтожение уже самим фактом пребывания на Соловках.

Мы проехали тем скорбным путем, который преодолевало немало соловецких заключенных, были и в местах, которые стали последним земным адресом для заключенных — в Левашовской пустоши под Ленинградом, потом в Медвежьегорске. Именно отсюда заключенных повезли на расстрел в урочище Сандармох. Меня попросили выступить на митингах в Сандармохе и на Соловках. Я подчеркивал: во времена Большого террора жертвами были люди различных национальностей. Их объединила смерть. Нас, ныне сущих представителей различных народов, должна объединять историческая память. Сказал я и о том, что для современной Украины память о жертвах коммунистического террора — не политическая конъюнктура, а средство формирования демократического мышления и гражданского общества.

СОЛОВКИ-2009

...Вот он, Большой Соловецкий остров. Внутри теплое Святое озеро, а вокруг холодное Белое море. Ни одного успешного побега не было с острова, ведь человек, как утверждают, не выдерживает в воде больше 15 минут. Все побеги заключенных, которые зафиксированы как удачные, осуществлялись с материка.

На Соловках, в отличие упоминавшегося мной 1976 года, теперь многое изменилось. Соловчане ездят не только на мотоциклах, но и на джипах (или джипоидных российских автомобилях). На острове немало иностранцев, которых 33 года назад в принципе не было и не могло быть. Соловчане воспринимают иностранцев спокойно. Действительно, изменения есть... Но, и традиции живут. Например, соловчане не изменили ликеро-водочной парадигмы. Спиртные напитки можно приобрести в магазинах, которые расположились в бывших бараках для заключенных. Здесь продают и сувениры, и промышленные товары. В одном из бараков — кафе (кстати, относительно дешевое, а еда в нем вкусная). Есть в бараках — представьте себе — и жители.

Один из эпизодов будущего фильма с моим комментарием мы снимали именно рядом с этим заселенным бараком. Делали несколько дублей. Вдруг из барака вышла женщина. Стало понятно, что она подвыпившая. Она смотрела на нас, слушала, а потом откомментировала: «Двадцать пять лет живу в бараке, э... твою мать! Но еще никто здесь ничего не снимал. Это мой барак!» Вскоре она поняла, что на барак мы не претендуем и пошла к соседнему, вполне приличному дому. Зато к нам подошел «разогретый» юнец. Он начал оттеснять от телекамеры оператора Владимира Таргонского, заметив при этом: «Ты посмотрел в глазок, теперь дай я посмотрю!» Но и этот инцидент, к счастью, удалось уладить мирно.

... Безусловно, точка притяжения это — возрожденный и еще возрождаемый монастырь. Не сравнить с тем, что я видел в 1976 году. Тяжелый это труд — возрождение того, что было утрачено 90 лет назад. Именно тогда, в 1919-м, поняв, что конкурировать с большевиками они не смогут, соловецкие монахи, забрав самое ценное имущество, оставили остров, выехали в Лондон. Ныне медленно, но последовательно монастырь возрождается. Его посещают паломники, туристы, исследователи. Его конкурентом сегодня является разве что Соловецкий государственный историко-архитектурный и природный музей-заповедник. Однако мне представляется, что эта конкуренция неравная. Победитель известен заранее и это, понятно, монастырь. На его территории музей-заповедник расположен, но показалось мне это временно. Эту мою версию фактически подтвердил директор музея-заповедника Михаил Лопаткин. В разговоре со мной он сказал, что в принципе готов выехать из территории монастыря, если будет предоставлено приемлемое для музея помещение.

О трагедии прошлого, о судьбах соловецких заключенных работники музея говорят вслух. Однако у меня создалось впечатление, что монастырю и монастырскому начальству тема страданий не очень интересна. Ведь что такое 16 лет (соловецкий лагерь, а впоследствии тюрьма особого назначения, существовали именно столько) с точки зрения вечности?

Это немного странно, поскольку монастырь, основанный, как известно, в XV веке, первого заключенного принял в 1553 году. И это был игумен Артемий, который выступал против церковной знати и церковного землевладения. В одной из монастырских башен организовали специальные тюремные кельи. Следовательно, монастырскую тюрьму начали перестраивать еще до коммунистов. Последние, собственно, унаследовали монастырскую тюремную традицию, о чем не стоило бы, с моей точки зрения, забывать.

Святое озеро, как и раньше, теплое. Паломники и туристы охотно купаются в нем. Соловецкая природа завораживает, а плыть по соловецким озерам, которые объединены небольшими каналами, — одно удовольствие. Вы переживаете иллюзию абсолютного одиночества, общения с природой тет-а-тет. Соловецкие леса, как мне кажется, способны произвести впечатление даже на того, кто абсолютно равнодушен к природе. Они не просто красивые. В них — сила аутентичности, первородства, могущества.

Среди этих лесов — Секирная гора с построенной в 1862 году церковью вознесения Господнего. Здесь когда-то было страшное для зеков место — мужской штрафной изолятор для политзаключенных. На двух этажах церкви, которая служит еще и маяком, заключенных по существу подвергали пыткам. Следов пребывания заключенных здесь также почти не осталось, но об этом помнят. Здесь, у Поклонного креста, украинская делегация провела акцию «Свеча памяти», а потом посетила еще одно грустное место — Савватиевский скит. Наконец, перед отъездом состоялся «круглый стол», организованный Соловецким государственным историко-архитектурным и природным музеем-заповедником.

ПРОЩАНИЕ И ПОЖЕЛАНИЕ

Наша телегруппа выехала с Большого Соловецкого острова немного раньше, чем вся делегация. Нам нужен был дневной свет, поскольку у нас были еще съемки на Поповом острове у Кеми, а основная часть делегации должна была выехать вечером. Мы стояли на корме до отказа заполненного туристами теплохода, а Соловки отдалялись. Белое море соединялось с небом и казалось, что оно таки белое. Вспомнилась классика в бессмертном переводе одного из самых выдающихся соловецких заключенных Николая Зерова:«І всі ми будем там, —
Надійде мить остання.
І в човен кинуть нас, як діждемо черги,
І стрінуть нас до вічного вигнання
Понурі береги.»

Соловецкие берега и понурые, и величественные. Такие, как история этих необычных мест. Теперь мы прощались с ними. Съемки на Поповом острове прошли успешно. В Кеми мы встретились с нашими коллегами по делегации, а вечером выехали домой.

Это было прощание, а пожелание такое. Кажется, пришло время немного изменить формат соловецких поездок. Непременный священник и кобзарь в составе делегации — это хорошо, но представьте, что своих кобзарей и священников везут россияне, литовцы, поляки, эстонцы. Однако они почему-то не везут. Не выглядим ли мы, то есть Украина, немного архаически на этом фоне?

Во-вторых, убежден, что нужно немного снизить патриотический «градус» в автобусном пространстве во время поездки. Собрались все патриоты, все за, а не против Украины, все за память, а не против. Так, может, не нужно медитировать и произносить банальные вещи друг перед другом, а лучше подготовить несколько мероприятий, которые позволят глубже понять, куда мы едем, что должны увидеть, как было там раньше. Можно просто дать поручение конкретным участникам делегации подготовить краткие доклады на вполне конкретные темы, использовать видеоматериалы. Кстати, о последнем. Видеоматериалов не должно быть много, они не должны создавать дискомфорт. Должно быть пространство для молчания, пауз, размышлений, не следует все время держать автобусную аудиторию в напряжении.

...А вот и Киев. Александр Полонский и Ирина Болтасова благодарят всех участников экспедиции. Нам остается поблагодарить их, а в их лице Украинскому институту национальной памяти, ведь память способна цементировать общество, создавать стратегии не только для прошлого, но и для будущего.