«Ствол массовой культуры»

ТРИ «НИКОГДА»

— На недавнем брифинге, который вы давали совместно с Александром Роднянским, прозвучало три «никогда», на которых строится концепция развития канала. Не могли бы вы их повторить и конкретизировать?

— Никогда мы не придем к той форме телевещания, когда собственными силами производятся только новости, а все остальное покупается. Не будем мы «кинобудкой с новостями». Второе «никогда» — мы не будем производить убыточные шоу. Это значит, что и содержательные шоу мы будем производить на таком уровне, чтобы они были прибыльными. От этого никуда не денешься, мы — коммерческий канал. И третье «никогда» — мы не будем производить пошлость, даже в рамках развлекательных программ. У нас другая концепция развлекательных проектов. Мы видим их все-таки социально значимыми и интеллектуально интересными. Например, «Самый умный». Да, это развлекательная программа. И тем не менее, мы абсолютно уверены в том, что переведем ее на уровень социального проекта. Мы сделаем постоянно действующий клуб, право вступить в который будут оспаривать дети разных возрастов — начиная с пятого-шестого класса и заканчивая 11-м. У нас была встреча с министром науки и образования Василием Кременем. И мы договорились, что подпишем меморандум, согласно которому победитель двух чемпионатов, или Великий магистр (окончательное название еще обдумывается), будет приравнен к победителю республиканских олимпиад и получит право поступления в любой вуз Украины без экзаменов. То же самое мы планируем проделать и в России. И если мы придем к тому, что у нас на каком-то этапе можно будет сказать, что «отныне побеждают умные» (так звучит слоган программы), то это будет очень хорошо.

Мы боремся за то, чтобы производить у себя «Форт Буайяр» — с украинскими командами и ведущими. Это чудовищно дорогой проект. Но это шоу мы хотим производить, оно — благородное. А производить пошлость для того, чтобы собирать 10% зрителей, которые к этой пошлости тянутся, — сомневаюсь. Все это — части нашей концепции, которую нельзя формулировать только словами «никогда». На самом деле программная концепция, которой канал следует уже очень много лет, — значительно шире.

— То есть, все-таки, производить сегодня без финансово-материального ущерба для себя достойные телепрограммы, а не, скажем, «Окна», можно? Хотя и принято считать, что пошлость продается лучше всего...

— Рейтинги свидетельствуют, что это действительно так. Но я не хотел бы полемизировать с какой-то отдельной программой. Вы же обратили внимание, что и в нашей практике была такая попытка. Я говорю о «Большем куше». Хотя с точки зрения чисто телевизионного качества этот проект был сделан намного ярче, мы убедились в том, что на уровне содержания он нам не подходит, и убрали его. Что же касается наших содержательных шоу, то все они, как я уже сказал, состоятельны — и «Я так думаю», и «Двойное доказательство» и «Без табу». Оля Герасимьюк — вообще, я убежден, самая популярная ведущая в стране. Привлечь в 22.15 внимание 8— 9% зрителей, проживающих в Украине, поднимая при этом серьезную тематику и работая своего рода социальной «скорой помощью», — это колоссальный успех. «Документ» пока слабее. Но мы же заставили смотреть содержательное документальное кино, и у него уровень просмотра самого документального фильма — 5%. Это когда же в наши-то времена документалистику на таком уровне по вечерам смотрели? Поэтому мы, безусловно, видим необходимость выполнять нашим каналом некую социальную функцию, сохранять дискуссию как способ выяснения неких острых политических и общественных проблем и т.д. Поэтому все четыре вышеназванные программы у нас существуют. И мы счастливы, что они существуют. Что касается сериалов, мы также не берем только ради зрительского успеха какую-то заведомо сниженную тему. Очень хочется развить и свою технологию — до того уровня, чтобы самим производить продукт типа «Бедной Насти».

— Хотелось бы об этом подробнее поговорить. Не так давно у нас в гостях был директор киностудии им. А. Довженко Виктор Приходько. Как мы поняли, один из путей возрождения студии — это приход туда телевизионного производства. У вас был опыт создания «Буржуя», были отдельные пробы на «Интере», и все-таки сравнивать нашу ситуацию с российской очень трудно. Как будете развиваться в этом направлении?

— На днях в Министерстве культуры и искусств побывали руководители нескольких телеканалов. И мы говорили о том, что мы сами инициируем и сами попробуем передать в Верховную Раду законопроект о кино и просим у министерства только содействия. Вы понимаете, насколько обидна ситуация, в которой мы оказались? Первым русскоязычным успешным сериалом был «Буржуй». Это был наш совместный успех. Что дальше? Россия поскакала вперед. Почему? Потому что у них был замечательный закон о развитии кино. Потому что у них были льготные налоговые режимы, потому что была четкая формула, что такое национальный продукт, и его производство стимулировалось. И вот посмотрите: прошло пять лет, Россия производит больше, чем производила в советские времена… Да, конечно, надо сделать скидку на то, что в Украине — не такое большое количество ярких, креативных кадров. Москва — это огромный котел, в котором варятся состояния, формируются колоссальные человеческие успехи. И закономерно, что там очень много реально талантливых и профессиональных людей. Здесь их меньше. На всех фронтах. Так что же, посыпать голову пеплом? Все равно рано или поздно мы будем работать с теми людьми, которые живут здесь. Как показывает опыт, найти их можно. И, конечно, мы будем делать свои сериалы.

— Но это будет совместная продукция с Россией или вы уже можете сегодня делать сериалы самостоятельно?

— Парафраз франковской пьесы «Украдене щастя» мы делаем самостоятельно. На это найти сопродюсера в России невозможно. Но в принципе создание серьезного сериала сегодня без соучастия россиян нереально. Стоимость производства хорошего сериала в среднем составляет уже около 100 тысяч долларов за один час. В России есть и другие примеры. «Бригада», например, делалась на уровне 200 тысяч за час. Это — нормальный, мощный бюджет. «Поднять» такой бюджет сами мы не в состоянии. Мы можем вложить 20, 25, 30 тысяч за час. Ждать предложений о сотрудничестве от российских продюсеров — смешно. Россиянам даже выгоднее производить самим и потом продавать нам, потому что два показа качественного, успешного сериала стоят тоже примерно 20, 25, 30 тысяч за один час. Поэтому единственный способ нам хоть как-то производить свою продукцию — генерировать идеи, писать сценарии. И вот тогда уже предлагать россиянам, говорить: «Ребята, не хотите ли поучаствовать вашими 60- 70-ю тысячами?»

А возрождение студии Довженко — на самом деле вопрос болезненный. Это — не мой вопрос. Но одно я хочу сказать. Мы по-прежнему находимся как бы между двух огней. С одной стороны, «ветераны украинского кино», из которых по-настоящему деятельных режиссеров — трое-четверо, кричат: «Вот, разорите, раздадите всю студию!» Но с другой стороны, во всех странах киностудия есть фабрика, это — технологический ресурс, без чего не может существовать кино. И кино не может существовать без второго звена. Без гримеров, которые способны работать на современном уровне технологий. Без постановщиков, которые способны производить декорации красиво, изящно, дорого, чтобы при этом «фанерки не светились». Без осветителей, которые работают с современным светом. Без механиков, которые способны обслуживать сложнейшую съемочную технику. И нужно поднять всю эту сложную технологию на низовом уровне, научить новых людей. И восстанавливать технологическую грамотность в таком масштабе под силу не кинематографу, а прежде всего ТВ, поскольку оно способно задействовать большое количество людей за ограниченный промежуток времени. Если и у нас будут грамотные люди, которые способны все эти задачи выполнять, вместе с хорошими, современными павильонами, тогда, может быть, пойдут к нам заказы из-за рубежа. Тогда, может, мы получим интересные возможности совместного производства с поляками, французами и т.д. Сейчас же, извините, они приходят, смотрят на этот разоренный павильон… «А где, извините, находиться нашим актерам?» А у нас там, извините, туалетик «пахнет»...

— Хотелось бы вернуться к документальному показу на канале. Собирает ли неигровое кино аудиторию? Или изначально предполагается, что оно — не для массового зрителя? Что- то изменилось в динамике зрительского восприятия?

— Нет, и не может измениться. Знаете, когда-то на «Киеванучфильме» был снят один фильм, который запретили. Но нам о нем рассказывали. Взяли сотню крыс, посадили в замкнутое помещение, из которого было несколько выходов — в одну комнатку, во вторую, в третью. В одной комнате самки находятся, в другой — еда и питье, третья — какая-то страшная и таинственная. Из этой сотни крыс 50% нашли еду и успокоились. Процентов 20 нашли самок и тоже удовлетворились: вышли, поели, вернулись обратно. А 6—8 особей постоянно лезли в темную комнату. Пугались, мочились, дрожали, выскакивали назад, быстренько что-то хватали и опять лезли в темную комнату. И этот процент не менялся, независимо от того, какую сотню крыс брали. К чему я это говорю? Документальное кино, к счастью ли, к сожалению ли, как и серьезная литература, — это не удел каждого человека. Я могу лично об этом сожалеть, что не удел. Но с другой стороны, не хочу уподобляться телевизионщикам-идеалистам, которые говорят: «Ах, мы должны научить народ». У людей есть свои вкусы, я отношусь к ним с уважением. Я ничему не хочу учить зрителя, я хочу быть интересным для него. А «научить народ тому-то и тому-то»... Такую позицию может исповедывать печатное СМИ. Читая, я могу остановиться на том, что вызвало у меня вопрос, и подумать. Телевизор — все-таки не СМИ, это заблуждение. Это — ствол массовой культуры. Я не собираюсь предлагать 20-ти миллионам документальное кино. Нет у него в Украине столько зрителей. Наверное, есть один миллион. И это немало. И этого достаточно.

— Но если документальное кино на «1+1» — это в большей мере вопрос престижа, то как насчет того, что на канале никогда не будет убыточных?..

— Я сказал: не будет убыточных шоу. Шоу по определению должно пользоваться зрительской популярностью, на какой бы основе оно ни делалось. Но — шоу, а не документалистика. Для того, чтобы сделать документальный фильм, нужно затратить больше денег. И требовать, чтобы он окупался, нельзя. Но с другой стороны, это тот самый «вечнозеленый» продукт. Это уникальный архив. Это слепок общественного сознания, времени и т.д. Даже слепок наших собственных иллюзий, что тоже имеет право на существование. Сейчас мы хотим сделать большой цикл о реалиях Украины от начала ХХ века. Весь ХХ век. Есть какие-то персонажи, которые нас интересуют в гражданской войне. Скоропадский, Петлюра, Махно. Яркие фигуры, мимо которых трудно пройти. Мы до сих пор не сделали хорошего документального фильма о Голодоморе. Но у нас есть силы, которые это могут сделать (причем, как ни удивительно, не среди режиссеров-документалистов, а среди журналистов-новостийщиков). Мы уже сделали проект о Великой Отечественной войне и хотели бы сделать о послевоенном периоде таким образом, чтобы сложилось примерно 40—50 серий разных проектов, которые образовали бы некий цельный сериал о нашей стране в ХХ веке. Вот такую документалистику хотим делать.

— Документалистика — лишь одна из составляющих брэнда «1+1». Стоит поговорить и о других. Вы первые заявили: «Мы — украинский канал». Причем это было не декларативно, не только за счет украинского языка ведущих новостей. А за счет того, что действительно это был канал, который говорит об этой стране, о ее людях, о ее проблемах и т.д. Но вот последний Новый год (когда на протяжении полумесяца именно телевизор — главное развлечение), честно говоря, разочаровал. Вдруг мы увидели российский телепродукт. Почему вы решили устраниться от традиционной новогодней гонки?

— Тут против нас работают, наверное, наши высоко поднимаемые планки. И пока мы думаем о том, как бы сделать очень хорошо, кто-то другой, не особо задумываясь, сделал и получил успех. В этом году мы запускаем достаточно много проектов на Новый год. Уже сформирован портфель, мы уже над этим работаем. С другой стороны, в том, что нас опередили в музыкальном производстве, я ничего постыдного не вижу. У каждого своя специализация. И я не стал бы слишком горевать по этому поводу. Конечно, хочется чего-то яркого. Теперь нам уже сложнее, потому что мы стараемся не быть вторичными. Значит, нам предстоит это сделать на таком уровне и в таком качестве, чтобы это не было вторично.

— Кстати, о вторичности. Широкое распространение на отечественном ТВ получила практика покупки чужих форматов. Как вы собираетесь развиваться в этом отношении? И какие примеры удачной и неудачной адаптации приобретенных форматов к национальному менталитету вы могли бы привести?

— Формат — это всего лишь правила игры. Можно сказать: люди придумали формат под названием футбол. Один вратарь, десять игроков, футбольное поле определенного размера, судья, правила, когда назначается штрафной удар и т.д. Телевизионным языком мы бы сказали: это — формат. И независимо от того, что футбол — это не украинский вид спорта, он не перестает быть зрелищем. Почему? Потому что комплекс творческих задач, стоящих перед людьми, которые желают реализовать тот или иной формат, — значительно больше, нежели те, что уже решены правилами формата. Практически все шоу, которые идут в России, в Украине, в Англии, во Франции, куплены. Но давайте возьмем один конкретный пример. Тот же «Самый умный». Он родился в Англии. Поиграли пять или шесть шоу, «умерли». Начали играть во Франции. Та же история. В Португалии шоу не пошло вообще. Поляки только сейчас едут к нам, чтобы ознакомиться с методикой работы по «Самому умному». Почему? Они не придумали, что это — игра для детей. Они не придумали, что это закрытый клуб. Мы тоже сначала сделали «Самый умный учитель», «Самый умный ученик», «Самый умный врач», «Самый умный военный«… И вдруг поймали себя на мысли, что игра превращается в свою противоположность. Что мы как будто пытаемся кому-то доказать, что у нас и среди военных, и среди врачей есть самые умные. Я не шучу, это правда. Но, простите меня, врач будет полезен для общества, даже если он не будет самым умным: я знаю огромное количество медиков, которые являются блестящими хирургами и при этом — не эрудиты. И их ценность как врачей от этого не уменьшается. То же самое — с военными, с пожарными, с футболистами и т.д. А вот ученик должен быть «самым умным». Потому что это — взращивание нового поколения. И вот мы в свое время над этим подумали. И решили делать детскую программу. И то, что мы сделали ее детской, то, что мы придумали чемпионат, то, что мы придумали закрытый клуб, о котором я вам рассказал, — этого в формате не было. И я абсолютно убежден, что в этом значительно больше творческого поиска, нежели даже в написании оригинального сценария для сериала.

Что касается неудачных прививок, то на нашей базе я бы не назвал таких уж откровенных неудач. А вот в мировой практике был один хрестоматийный пример. «Миллионер» не пошел в Японии. Почему? Оказывается, людям, которые исповедуют конфуцианскую мораль и принадлежат к буддийской культуре, стыдно кичиться своими знаниями. Там есть иерархия: молодой уважает старшего независимо от того, умен старший или нет. А программа «Миллионер» как бы нарушает эту логику. И вот это хвастовство собственными знаниями, за которые еще и деньги дают, как-то на японской почве не прижилось…

Но в принципе покупка форматов — это нормально. Мы же не стесняемся говорить, что переведенная книга — это не самостоятельное произведение? Никто же не говорил Пастернаку: «Зачем же ты, родной, Шекспира перевел? Что же ты сам «Гамлета» не написал?»

ПРОИЗВОДНАЯ ПОЛИТИКУМА

— Учитывая, что ваш канал — общенациональный, и к тому же с сильной новостийной службой, нельзя избежать — тем более, в свете предстоящих выборов — вопросов о его информационной политике. Можно «детский вопрос»: кто ее в большей степени определяет, с кем приходится считаться?

— Естественно, информационную политику мы стараемся определять сами. Присутствует ли давление? Да, присутствует. С того самого момента, как у нас начали выходить новости. Но если бы вы мне задали вопрос, какая сила отличается особым давлением, я бы вам ответил так: нет ни одной политической силы в стране, которая не стремилась бы в информационном поле получить преимущество по отношению к другим. Опыт всех предвыборных кампаний меня в этом убеждает. И я реалист. Я — не революционер. Не потому, что не чувствую себя «в силе», а потому, что считаю революции вообще пагубными вещами. Бороться, рвать на себе рубашку и кричать «нет, только так!» я не буду, извините. Я — менеджер канала. Я отвечаю за 700 человек, которые у меня работают, которые живут только на этом канале, получают здесь зарплату. Дальше. Я убежден, что в Украине уже давно нет ни одного СМИ, которое в той или иной мере не учитывает или не испытывает давления со стороны политикума. Это однозначно. Конкретный пример — освещение на всех каналах момента принятия в ПАСЕ резолюции по Украине. Кто-то говорит, что за эту «жесткую резолюцию проголосовало большинство из принимавших участие в голосовании», кто-то — что в тот момент, когда принималась резолюция по Украине, присутствовало всего лишь около трети депутатов ПАСЕ. И тот и другой правы, но каждый акцентирует на своем. Если вместе собрать, наверное, получится свобода слова. А так — нет. Ну и что же? Я убежден, что Украина находится далеко еще не на том этапе, на котором вообще можно говорить о демократии. Просто в силу отсутствия людей, которые соответствуют потребностям гражданского общества. Гражданское общество — основополагающее условие существования демократии как таковой — формируется столетиями.. Не Америка, и не американская конституция — родина демократии (по крайней мере, в моем восприятии). Магдебургское право — родина демократии. Вот Магдебургское право позволило сформироваться гражданскому обществу, муниципальному самоуправлению. От этого все идет. А у нас, извините, крепостное право в 1861 году отменили, а в 1917, грубо говоря, опять ввели. Так о чем мы говорим?

Кроме того, я считаю, что за политический процесс всегда ответственен весь политикум. Не бывает так, что за политический процесс отвечает только власть. Она, наверно, больше ответственна, но всегда совершает те действия, к которым ее побуждает или которые ей позволяет совершить другое крыло политикума. И та или иная политическая ситуация — всегда производная всего политикума. Например, в парламенте (опять-таки, выскажу свою субъективную точку зрения) нет, к сожалению, той силы, которая представляла бы мою точку зрения. Мою позицию. Нет как таковой в нынешней стране. Страшно это? Не знаю. Может, если бы был, допустим, закон о выборах, согласно которому в парламент проходили бы партии, набравшие 1%, ситуация была бы иной. Понятно, это может быть невыгодно конкретным партиям, которые получают бонусы за свои большие проценты на выборах. Но социуму, в принципе, это должно быть выгодно. Потому что даже те партии, которые набирают 1%, репрезентируют полмиллиона жителей страны! Следовательно, если их не пускают в парламент, эти полмиллиона остаются без своих представителей в законодательном органе…

— А можно ли уже сейчас спрогнозировать политику канала в ходе будущей избирательной кампании? Все-таки очень важны те самые акценты, иными словами — приоритеты. Если говорить о приоритетах «1+1» в информационной подаче материалов, то как их можно было бы тезисно определить?

— Бесспорно, сбалансированность. Безусловно, гуманность. И, прошу прощения за банальность, — профессионализм. В каких бы условиях вы ни работали, нельзя делать это непрофессионально. И профессионализм для нас является самодостаточным понятием, вне зависимости от того, какую политическую ситуацию в стране мы будем освещать в новостийных программах и под каким политическим прессом мы будем находиться. Вот, пожалуй, три постулата, которые для меня являются самыми важными.

— А какова, по вашему мнению, была роль СМИ в последних парламентских выборах? Было немало разговоров, что роль СМИ, в частности электронных, переоценили...

— Честно говоря, я не знаю, как человек формирует свои предпочтения. Изучением этого должны заниматься политологи, социологи. Другое дело, что у нас даже этого на нормальном уровне нет. Потому что если оценить сейчас некоторые пророчества тех людей, которые считали себя социологами, политологами, например, за период 1999— 2000 гг., то какие же они смешные! Мы очень любим присваивать самим себе или другим людям те профессии, специалистами в которых они не являются. Мы называем человека «политик». А человек, получая огромный результат на выборах, умудряется все это растерять. Называем сами себя «политологами», и в результате политолог никаких процессов не анализирует и ничего не в состоянии предсказать. Поэтому я считаю, что у нас все сферы, связанные с политической жизнью, еще недоразвиты. И все эти умения должны нарасти. Должно нарасти гражданское общество, должны нарасти структуры, которые обеспечивают грамотное осуществление властных полномочий, которые позволяют научно прогнозировать властные действия. Которые, в конце концов, позволят избирателю реально понимать, а что действительно будет в случае, если он проголосует за ту или иную силу. Демократические ценности хорошо иметь, когда есть потребность совершить выбор между разными программами. Но для этого надо иметь общество, которое способно эти разные программы воспринимать и понимать их плюсы и минусы. Во-вторых, нужно, собственно, иметь политические силы, которые способны внятно генерировать эти программы, эти стратегические линии и реализовывать их в каких-то адекватных тактических действиях.

И пусть они занимаются тем, что считают политикой. Но не забывают и о том, что 50 миллионов человек, которые будут жить в этой стране, все равно не могут жить без газет и телевидения. И поверьте, я чувствую себя абсолютно моральным, когда предлагаю им то, что они хотят на телеэкране увидеть. По крайней мере, я гарантирую им позитивные эмоции в той сфере, за которую мы с коллегами профессионально отвечаем.

«УХОДУ В ОТСТАВКУ РУКОВОДИТЕЛЕЙ БИ-БИ-СИ ПРЕДШЕСТВУЕТ МНОГОЛЕТНЯЯ ПРАКТИКА УХОДОВ В ОТСТАВКУ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРОВ»

— Если уж заговорили о «наращивании умений» и профессиональной ответственности, то что, по вашему мнению, представляет собой прецедент отставки руководства Би-Би-Си (см. «День», №№ 15, 18 с.г. — Ред. сам спор политического руководства Великобритании и Би-Би-Си?

— Честно говоря, я не вижу предмета спора политического руководства с Би-Би-Си. Существует поданная информация, которая способствовала одному из глубочайших в истории Великобритании правительственному кризису. То есть обвинить правительство в том, что было сознательно искажено иракское досье — сам по себе факт беспрецедентный. И было совершенно однозначно, что кто-то в отставку уйдет — либо Блэр, либо руководство Би- Би-Си. Поэтому это абсолютно закономерные действия.

— Но как это осмыслить в рамках нашего медиа-сообщества? Как применить в будущем?

— Я думаю, что единственный урок, который должен из этого быть извлечен — это то, что в попытке доказать правильность своей точки зрения на те или иные события, тем не менее, нельзя переступать некие границы, которые должны быть реально незыблемыми. Я вполне допускаю, что либеральная интеллигенция Британии была против вторжения войск в Ирак. Вплоть до того, что отдельные ее представители считали морально оправданной даже публикацию непроверенной информации. Хотя уж более жесткого профессионального кодекса, чем у Би-Би-Си, казалось бы, и существовать не может…

— Тем более поучителен итог, потому что никто никого ни к чему не вынуждал, Би-Би-Си не закрывали, однако два топ-менеджера ушли в отставку...

— В свое время была великолепная шутка у одного из юмористов: мы — уникальная страна. Единственная страна, в которой правительству говорят: «Уходите в отставку», а правительство отвечает: «Не мешайте работать».

— А какая должна быть ситуация в Украине, чтобы кто-то подал в отставку?

— Уходу в отставку руководителей Би-Би-Си предшествует многолетняя практика ухода в отставку премьер-министров. Вот это камертон. В обществе, где так поступают ведущие политики, руководитель СМИ не мыслит поступить иначе. А руководитель СМИ, уходящий у нас, при нынешнем состоянии политикума, в отставку… Ну, придет другой, и что изменится? Да, и у нас иногда под настроение хочется хлопнуть дверью. Дальше что? Наступает, скажем так, момент реализации присущего тебе в той или иной форме чувства ответственности. Это чувство ответственности может как диктовать немедленно уйти, так и диктовать: останься, потому что ты отвечаешь за этих людей.

— Но в некоторых случаях ситуация может подойти к тому пику, когда человек понимает: как бы я ни отвечал за других, прежде всего я отвечаю за свою репутацию. Ведь нельзя не обратить внимание на то, какими методами и журналисты, и политики достигают в некоторых случаях желаемых эффектов. Но как могут возникнуть прецеденты, и кто из журналистов может «указывать» политику, если в обществе острый дефицит моральных авторитетов? В любой сфере.

— Честно говоря, я не сторонник того, чтобы искать моральные авторитеты в политике. С моей точки зрения политика — это борьба за власть и умение ее удерживать.

— И морали не предполагает?

— Совершенно верно. Другое дело, что она предполагает элементарную последовательность. То есть следование той программе, которую ты сам провозгласил. Совершенно очевидно, что эта программа должна быть успешна. Политик должен быть эффективным. А моральный он или не моральный... Покажите мне хоть одного человека, который проходит выборы без обмана, большего или меньшего! Для страны, которая нуждается в непопулярных решениях, возможны только две вещи. Либо обман, и под сенью этого обмана осуществление непопулярных действий. Либо популистские действия. Другого варианта в ситуации демократии в незрелом гражданском обществе быть просто не может...

«1+1» РАБОТАЕТ НА СЕМЬЮ

— От политики вернемся к «развлечениям». По-своему уникальным оказался опыт СТС в России. Развлекательный канал без новостей стремительно изменил телевизионную карту России, что не так просто. Насколько известно, нечто подобное СТС совместно с «ТЕТом» хочет сделать здесь. Как вы считаете, действительно ли подобное развлекательное ТВ нам сейчас нужно (ведь иногда создается впечатление, что все наше ТВ в целом — развлекательное, с небольшими вкраплениями новостийных программ)? А если все-таки нужно, то каким оно должно быть?

— Успех СТС в нынешнем виде — пример в достаточной мере уникальный. Канал ведь и до этого существовал без новостей. Почему не был успешным? В данном случае речь идет об уникальном даровании продюсера (Александра Роднянского. — .) видеть возможности в конкретной сложившейся ситуации. СТС — это не просто канал без новостей. Речь идет о концепции параллельной реальности для взрослых. Он стал каналом для людей, которые не хотят читать газет и смотреть политику, поскольку она в известной мере пошловата. Вот в чем причина успеха. Другое дело, насколько этот успех тиражируем. Я не знаю. Поживем — увидим. В принципе, телеканалы — это тоже форматы, выход определенного зрелища в определенный промежуток времени. Другое дело — как оно подано? А нужен ли нам такой формат? Кому «нам»?

— Телевизионной аудитории.

— Это слишком широко. Не существует телевизионной аудитории вообще. Например, «1+1» работает на семью. Мы семейный канал, с одной доминантой. В этой семье, как правило, что смотреть, решает женщина.

— Даже бокс?

— В известной мере — да. Сейчас для нашей аудитории бокс — не вид спорта. Это некая среда, в которой существуют два очень любимых украинца — братья Кличко. Все остальное — это фон. Правда, мы сейчас баскетбол для любителей этого вида спорта пустили. Его, конечно, больше смотрят мужчины. Но в прайм-тайме, безусловно, женщины решают, что смотреть.

— А почему не футбол?

— Если делать футбол, то серьезно. Для этого у телекомпании должно быть восемь передвижных телевизионных станций, которые будут транслировать матчи. Одна такая станция стоит миллион у.е. То есть как минимум восемь миллионов надо вложить. А футбол у нас, извините, еще не того качества, чтобы он мог сам по себе притягивать огромное количество людей. Это еще не национальный вид спорта, как, скажем, в Германии, где его смотрят все. Нет еще такого объема рекламы, которая «жила» бы только на спорте. Может, через год-два появится. А пока нет. Интрига в чемпионате сейчас в Украине только начала появляться. По меньшей мере, есть две команды, которые спорят за главный титул, и третья — на подходе. Но надо больше. Очень неинтересно показывать людям матч с пустыми трибунами...

— Когда вы говорите, что у нас в чемпионате есть две футбольных команды, между которыми происходит основная борьба, то сразу же возникает ассоциация с тем, что происходит в телевизионном пространстве. Есть два канала-лидера, за которыми, собственно, мы все и наблюдаем — с большим или меньшим интересом. И есть еще один канал — на подходе. Изменяется ли, по вашему мнению, ситуация в этом «чемпионате»?

— По-моему, на данный момент она законсервирована. Да, есть два лидера, которые спорят между собой. И спор этот жесток. И действительно плодотворен для ТВ. И это не мешает нам всем поддерживать хорошие отношения. И есть группа каналов, которые борются за право быть третьим. Но если следить за измерениями, то я бы не спешил сейчас говорить о том, что у нас уже есть четко захваченное третье место и обладатель этого третьего места приближается к лидерам. Хотя амбиции есть.

Кроме того, для нас это абсолютное состязание, а не сравнительное. Мы хотим быть интересными возможно большему количеству зрителей. А то, что при этом побеждаем конкурентов, — это, скажем так, сопутствующий приятный факт.