«В каждом доме есть «буржуйка», но было бы хорошо иметь больше одеял»

Трехлетняя девочка на улице играет с молотком, едва удерживая его в маленькой руке. Середина ноября, а на ней легкое летнее платьице, — здесь, в цыганском лагере в одном из спальных районов Киева, у детей нет ни игрушек, ни одежды. Младшие играют с разными бытовыми вещами, катают друг друга на сломанной детской коляске, а старшие — вместе с родителями собирают металлолом.

Лагерь, который мы ищем, — на Березняках, в настоящих «каменных джунглях» Киева. Сначала мы идем мимо ряда одинаковых высоких домов, а затем поворачиваем — и попадаем в совсем другую реальность. Одноэтажные домики, небольшие огороды около каждого из них. Вовсе не слышно шума машин. Село в городе. Здесь много деревьев. Опавшие листья можно загребать ногами, как в детстве. Единственное, что нарушает прекрасный сельский пейзаж, — это горы мусора. Мусор здесь — всюду.

Мы не первый раз в этом месте, были здесь полгода назад — сразу после того, как ромский лагерь сожгли неизвестные. Тогда нас пригласили прийти еще. И вот мы воспользовались этим приглашением. В июне, после поджогов, ромы уехали отсюда на Закарпатье. Теперь они вернулись — дома заработать еще сложнее, чем в Киеве.

Издалека замечаем двух детей. Девочка лет девяти несет две пятилитровые бутылки с водой. Рядом с ней бежит совсем маленький мальчик, который одет в футболку, до размера которой дорастет лет через десять. Вместе с ними идем в лагерь.

Лагерь расположен на пустыре. С одной стороны — скоростная трасса, с другой — промышленные здания. Чем ближе мы подходим, тем больше людей выходит нам навстречу. Мужчины, женщины, дети. Очень много детей.

Иосифу — 21 год. Разговаривает по-русски. Говорит, что раньше «стыдно даже рассказывать, чем занимался», но потом решил все изменить.

— Как вы собираетесь здесь зимовать? — спрашиваем, осматривая шаткие самодельные конструкции из досок, которые служат здесь в качестве домов.

— У нас в каждом доме есть «буржуйка». Было бы хорошо, правда, если бы было больше одеял. Но вы заходите, посмотрите, — приглашают.

Свой дом Иосиф смастерил из старых досок, сверху накрыл целлофаном. Ширину конструкции — не более двух с половиной метров. Посередине стоит «кровать», тоже сбитая из дощечек и накрытая одеялами. Она занимает почти все пространство. В углу у входа — «буржуйка», от которой в помещении душно и нечем дышать. В таких «домах» живут семьи с пятью — шестью детьми. Здесь опрятно, чисто, даже уютно. Мужчины в лагере зарабатывают на жизнь, собирая металлолом.

— У нас здесь еще один лагерь есть — немного дальше. Хотите, я вас туда проведу.

Идти недалеко. Метров тридцать — пятьдесят. За нами отправляется стайка детворы, навстречу бегут другие дети, из второго лагеря. Девочка лет семи несет на руках маленького мальчика.

— Как его зовут? — спрашиваем.

— Не знаю, — отвечает и бежит дальше за другими детьми.

Этот лагерь немного больше первого. К нам сразу подходит почтенный мужчина лет пятидесяти. Представляется местным бароном, то есть самым главным. Его зовут Виталий.

— Сколько в вашем лагере людей?

— Только мужчин или всех вместе? — спрашивает Виталий. И после секундной паузы отвечает: «Много, человек сорок — пятьдесят».

— А почему вы живете в двух лагерях?

— Так они, — показывает рукой туда, откуда мы пришли, — мадьяры, а мы — украинцы. Разные мы, но живем мирно.

Виталий рассказывает, что раньше здесь был еще третий лагерь. Но ромы, которые там жили, много выпивали, поэтому остальные объединились и выгнали их.

К нам медленно подходят женщины. Длинные юбки, усталые лица.

— Меня зовут Зульфия. А это моя дочь Жасмин — всем хочется с нами познакомиться, хочется рассказать о себе.

— А где ваш муж? — спрашиваем.

— А нет мужа, умер он. У меня трое детей, а муж умер. Другого себе не хочу.

— А дети ваши ходят в школу?

— Какая же здесь школа! Когда дома жили (на Закарпатье. — Авт.), то ходили, а здесь — нет.

Некоторые дети не понимают русского, а тем более — украинского языка. «У нас здесь венгерский язык, мы же венгры. Но наш язык легко выучить. С нами жил один украинец, так он уже через год все знал и все понимал», — объясняет Иосиф.

«Милиция к нам так и ездит. Требует с каждого дома по 50 гривен, а если не даем, забирают с собой и бьют, пока наши женщины не принесут деньги», — рассказывает Коля. Он провожает нас из лагеря, просит сфотографировать его с детьми, показывает свои шрамы на животе. «Так что вы там решите все, чтобы нас меньше трогали», — просит на прощание.

КОММЕНТАРИЙ

Зола КОНДУР, вице-президент Фонда «Чирикли», консультант Совета Европы по ромским вопросам:

— Лагерей, похожих на тот, который расположен на Березняках, в Киеве больше нет. Они есть только в области. Нельзя утверждать, как это было в репортажах на телевидении, в частности в сюжете ТСН от 12 ноября, что «ромы заполонили Киев». Теперь в Киев приехало небольшое количество ромов — 200—300 человек.

Действительно, в Киеве есть ромы, которые проживают здесь уже давно, живут в квартирах, домах. Они не живут компактно, поэтому их не видно.

На сегодняшний день ромские организации объединились для того, чтобы помочь лагерю на Березняках. Мы помогаем с документами, изучаем потребности людей, живущих в лагере. Нас очень волнует, что эти люди оказались социально незащищенными. И это в канун зимы. Сейчас ромы остаются вне поля зрения всех государственных программ. На их социально-экономические проблемы никто не обращает внимания. Но есть и хорошие новости: в настоящий момент в Кабмине рассматривают Национальную ромскую стратегию, которая, надеюсь, будет утверждена.