Вопросы и ответы
...Эти картины составляют цикл — то ли согласно первоначальному замыслу, то ли совершенно случайно. Темы их — из тех, что называются предвечными, а потому предвечными кажутся и изображенные на них люди, всегда — старые, всегда — строгие. Пресловутое воспевание труда с его пустым пафосом закончилось. Воспевать то, что осталось, — нетактично. Это, оставшееся, можно только любить. Любить, несмотря на постоянно присутствующую суровость и нередко возникающий трагизм.
Таковы картины Анатолия Шария. Он много видел, а его биография временами напоминает увлекательный роман. И после всего этого он возвращается к земле — причем важнейшим в данном случае является именно мотив возвращения. Это не жизненный путь одного человека, замкнутый в кольцо, — это попытка возвратиться к началам, к истокам всемирной, всечеловеческой истории, отыскать грань, за который быт становится бытием.
Анатолий Шарий оказывается бережно внимательным именно к архаичным профессиям. Пастухи и рыбаки для него — «пастыри» и «рыбари». Их занятия для художника исполнены библейской извечности, величия и значительности — а потому именно в них Анатолий Шарий ищет ответ на традиционный вопрос о смысле существования. Их труд на картинах художника еще вполне конкретен и — нередко — тяжел, но одновременно это уже ритуал и обряд, причем сами «пастыри и рыбари» осознают это. Их худые, высушенные солнцем фигуры величавы и исполнены чувства собственного достоинства, взгляды — гордые и внимательные. Анатолий Шарий изображает людей, которым разрешено судить мир, людей, принадлежащих нынешнему веку — и одновременно всем остальным векам, прошлым и будущим. И, так или иначе, художник делает их суровыми судьями. Его персонажи лишены медитативной самоуглублённости. Неразрывная связь с вечностью не гарантирует крестьянам Анатолия Шария умиротворения. Вечность не даёт обыкновенного человеческого покоя. Герои художника напряжены и беспокойны, и от отчаяния их спасает только мудрость, нередко — старческая мудрость — недаром же большинство из них — это глубокие старики — и тот же самый труд — тяжелый, но, к счастью, лишенный механического однообразия. Труд, рядом с которым возможно журчание родника, шум моря и колкий шелест сухого чертополоха.
Исключения в живописной серии Анатолия Шария только подтверждают общее правило. Один раз на протяжении всей серии рядом со старой бабушкой возникнет маленькая внучка и еще один раз — пройдут поющие девушки. И ещё один раз — суровый старик вдруг возьмет в руки скрипку... Или это — не исключения?
