За грибами и... бомбами

Село, родившееся в прадавних волынских лесах тогда же, когда, как утверждают местные предания, «и Москва основалась», жило и живет тем, что уродит на огороде и в лесу. Одним из источников черемошнянского достатка стал и бывший военный полигон.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИГОНА

...Еще полчаса назад Михаил Матвеевич Шворак сидел на лавочке возле лесничества, давая пищу языкам неожиданным своим присутствием в селе. В Черемошном привыкли: если не едет первым автобусом, возвращаясь последним, на базар в Ковель, все равно дома не застанешь. «Испарился» бесследно и на этот раз. На вопросы, где «начальник полигона», как зовут Шворака в округе, все пожимали плечами и одинаково шутили: где же ему быть, как не на полигоне!

Кличку «начальник полигона» Матвеевич получил не из-за близости Черемошного к бывшему крупному военному объекту, а благодаря врожденной предприимчивости и умению «выжать» максимум пользы из такого соседства.

— Личность колоритная... — задумчиво говорит кричевичевский председатель Григорий Рудюк. — Сколько его помню, всегда на нем солдатское белье, военный китель, галифе, фуражка офицерская... В холодное время года — в сапогах, выменяных у военных, а летом — в постолах!

Понемногу вырисовывался образ человека «чудаковатого и оригинального», который:

...в таком «прикиде» «ходит по ковельскому рынку, а через руку «товар» переброшен и табличка на шее — «Лєпки для мух. Свіжі»;

...водки не пьет вообще (для села случай невероятный!);

...имеет сбыт на все какие только есть в округе бутылки, собирает солдатские котелки, котлы и старинные кувшины, плетет на продажу веники и постолы, находит применение покрученной проволоке, которой на полигоне было навалом, и причудливым корням...

— И куда это все девает? — спрашиваем завороженно.

— Не признается, мол, расскажу — и вам захочится!

Официальным местом работы Матвеевича все же был не Поворский полигон, а местный колхоз. Однако и в советские времена, и при «вільній Україні» успешнее всего промышлял металлоломом (оформив, конечно, все бумаги...).

Полигон по соседству с Черемошным был еще «при Польше», после Второй мировой войны стал тренировочной площадкой, куда прилетали упражняться в бомбардировке и макетов, и настоящих танков, бронетранспортеров и машин летчики из всех стран Варшавского Договора.

— Технику доставляли сюда эшелонами! После бомбардировки с нее снимали аккумуляторы, чтобы не завели местные Кулибины... Когда полигон (после развала Союза) прикрыли, наши хозяева разобрали технику подчистую, — признает Григорий Рудюк.

Послушаешь сколько бомб, не разорвавшись, увязли в здешних болотах и грунте на самом полигоне, за голову схватишься. Но ни «начальнику» полигона, ни простым «старателям» деваться некуда: зарабатывает местный люд еще и тем, что собирает, выкапывает на полигоне осколки взорвавшихся бомб...

Под бомбами привыкли жить. Не раз парни в самолетах ошибались, и летела тогда многотонная «дура» прямо на куриный сарайчик... Старожил Василий Макарович Билинец говорит, что ходил на работу в лесничество, петляя иногда между взрывами, как заяц. Падали и самолеты, на полигоне есть могила: заборчик лежит, холмик зарос травой...

— Похоронены здесь высшие офицеры, к одному, майору или подполковнику, жена из Луцка приезжала, а теперь уже и не едет... — вздыхают мужики возле Черемошнянского лесничества.

ДРОВА... ДЛЯ АМЕРИКИ?

Если посмотреть на карту Волыни, то Кричевичи «с компанией» разместились в том ее месте, которое можно назвать «сердцем» области. Это древние волынские леса, заливы Стохода, нетронутая природа. Заместитель лесничего Александр Виндюк говорит, что «вчера видел черного аиста...». В лесах много дичи: есть барсуки, лисы, куницы, кабаны, лоси и козы, лет десять назад видели рысь... Расплодились занесенные в «Красную книгу» (как и черные аисты) бобры.

— Иду по Любарке (урочище. — Авт. ), вижу — сотых с двадцать леса лежит, как после сплошной вырубки! Бобр осину повалил... — рассказывает Александр и объясняет нам, неофитам, что этот симпатичный зверек перегрызает стволы деревьев толще, чем человек может обхватить, укладывает их в нужном направлении (бензопилой так не сделаешь), и строит себе домики диаметром до пяти и высотой до двух с половиной метров! Были случаи, когда бобр переграждал прорубленные дороги. На вопросы, не слишком ли много вреда от этих «семейных» зверьков, Виндюк категорически возражает:

— Природа балансирует как ей угодно! Мы, люди, не решаем, кто в ней нужен.

Когда после Второй мировой войны в этом благодатном крае разместили военный полигон, Черемошное было выселено вместе с десятками других сел в Бесарабию. Любарка, Смоляры, Церковка — названия звучат, как песня! — пропали с лица земли и с карты, потому что жители в них не вернулись. А черемошнечане жили в землянках, под бомбами — лишь бы на своей земле!

— Поймаешь мужика с возом дров, а он и говорит: это мой лес, а не твой! — объясняет психологию местного люда лесничий Руслан Гуловский.

Председатель рассказывает, что в селах соседнего Каминь-Каширского района, которые с противоположной стороны Поворского полигона, отдельные «лесозаготовители» платят по 50 гривен в день, чтобы кто-нибудь выпас за них скот...

— Там масштабы краж леса нельзя даже сравнить с нашими: там просто допустили один-два раза «вольницу», а теперь ее остановить непросто. У нас самое большое, на чем может обогатиться мужик, это на возе дров... Но мы — всегда в лесу, и таким деяниям препятствуем. А то у соседей выходит замкнутый круг: мужик ворует лес, его штрафуют на крупную сумму, он одалживает деньги на штраф — и снова идет воровать, чтобы их отдать...

Служба занятости чуть ли не каждый день присылает в лесничество по два-три десятка безработных.

— Все просят: напишите справку, что работы нет. Как нет, когда ее полно?! — возмущается Виндюк. — В лесу за день легко можно заработать двадцать гривен. Не хотят... Не можем найти дежурного на пожарную вышку! Работа не бей лежащего, через день, и 150 гривен в месяц.

Новое, созданное на базе бывшего военного лесничества, черемошнянское надеется разбогатеть на заготовке камыша, поставках дров, как здесь говорят, «в заграныцю»... Обычные дрова, которые мужику обходятся в 5 гривен за складометр, для «заграныци» будут стоить уже 18 «евриков»... Возможно, тогда местный люд охотнее будет идти на работу в лес. Потому что сейчас Черемошное с Ломачанкой предпочитают заработки на грибах и ягодах. Немало семей имеют за сезон по 5 — 6 тысяч гривен.

«У КОЖНІЙ ХАТІ — ХЛОПЦІ НЕЖОНАТІ»

В этих краях щедро родятся не только грибы под бомбами, но и... парни. Когда недавно районные власти проводили слет солдатских матерей, три села Кричевичивского сельсовета представили 55 женщин, у которых — по трое воинов! У двадцати мам в армии служили по четверо сыновей, у четырех — более пяти.

Секретарь сельского совета Светлана Дмитриевна Кравчук говорит, что таким фактом не может похвастаться больше никто в районе. Если ее послушать (а она называет себя знатоком родословных каждой семьи в трех селах — такая профессия!), то Кричевичи, Ломачанка и Черемошное — самые богатые на Ковельщине. Здесь всего много:

— леса (и он по своим характеристикам лучший в районе);

— земли (люди обрабатывают по 5 гектаров, зарабатывая на исконной кормилице-картошке и морковке, под которыми чуть ли не у каждого занято по 10 — 15 соток);

— детей («за один день по четверо рождалось, а есть и сельсоветы, где по одному в год!»)...

Улицы Кричевичей, Ломачанки и Черемошного поражают... теснотой: дома так впритирку стоят друг к другу, что, кажется, и петух не протиснется. Это местная традиция, связанная с проблемой земли, отвоеванной у природы. Население сплошь «коренное», приезжих мало, строились сын возле отца, есть дворы, где стоит по пять домов! И живут — мирятся.

— На 600 дворов (а домов — 540, в некоторых по два хозяина) — почти 800 голов крупного рогатого скота, столько же — свиней (по одной-две никто не держит), почти 600 — одних коров, — хвалятся председатель и секретарь.

И только одно печалит душу — в каждом доме неженатые мужчины...

— Нам бы какую-нибудь фабрику для девушек, — говорит Светлана Кравчук. — Женщин лет под 40 — десятка четыре, чтобы всем раздать и каждому хватало...