«Если бы мы не убежали, нас постигла бы та же участь...»
Воспоминания киевлянина о начале Второй мировой войны в КиевеЛеонид Петрович Езерский (1928-2020), коренной киевлянин, начало войны встретил в Киеве. После освобождения Украины от немецких оккупантов он jкончил школу, а после — Сельскохозяйственный институт в Белой Церкви, работал на предприятиях сельского хозяйства, на пенсию вышел с должности руководителя отдела Птицепрома Украины.
Незадолго до своей смерти Леонид Петрович закончил писать воспоминания о жизни, которые посвятил своим детям и внукам. Есть в них и страницы о расстрелах в Бабьем Яру, очевидцем которых он был. В связи 60-летией этой трагической даты считаем уместным познакомить вас с некоторыми его воспоминаниями:
«В конце сентября 1941 года оккупанты издали приказ с требованием всем жителям еврейской национальности, которые должны были, взяв с собой документы, ценности и продукты питания, 29 сентября явиться на улицу Мельникова. По слухам, для отправки в Бердичев, а затем в Германию. А вышло — в Бабий Яр на расстрел! Разве кто мог подумать о таких замыслах фашистов?
Я с моим другом Юрой Столбчевским и его собакой, немецкой овчаркой по кличке Бой, подготовленной в клубе стадиона «Спартак» для службы в пограничных войсках, пошли убирать остатки картошки с огорода Юриной тетки. Огород располагался у Бабьего Яра, на расстоянии 150—200 метров от места расстрела. Теперь это место находится между улицами Щусева и Демьяна Бедного, напротив еврейского кладбища.
Мы пришли пораньше, в 9-10 часов, и начали копать картошку. Вдруг со стороны улицы, которая тогда называлась Лагерной, увидели колонну людей, идущих в нашу сторону. Когда колонна подошла поближе, мы рассмотрели, что она была оцеплена мотоциклистами и едущими верхом солдатами в немецкой форме. Впереди колонны ехала маленькая танкетка с открытым люком и установленным на ней пулеметом.
В то время в яру была только грунтовая дорога, которая служила для подъезда транспорта к песчаному карьеру. Танкетка сопровождала колонну до начала серпантина, идущего вниз, а затем развернулась и уехала. У начала первого серпантина людям приказали сложить вещи, которые они несли с собой, и погнали на второй серпантин, где находился край обрыва, прозвучал приказ раздеться до нижнего белья. Люди, видимо, начали догадываться о цели, с которой их сюда привели, поднялся страшный крик, плач, и в этот момент появились палачи в рубашках соломенного цвета, крепкого телосложения, с закатанными до локтей рукавами, с автоматами в руках. Они стали расстреливать мужчин, женщин, детей, а затем, сбрасывая с обрыва, достреливали тех, кто еще был жив...
Нам с Юрой было в то время по 13 лет. Мы оцепенели от ужаса увиденного и не могли тронуться с места. В чувства нас привел наш пес, который начал сильно лаять и метаться. И тут мы заметили, что к нам приближается из оцепления солдат и кричит: ком, ком! Собака бросилась в его сторону, и он начал стрелять по ней из карабина, а затем переключился на нас, но мы уже убегали к третьему яру, поросшему мелким кустарником, и это нас спасло. Пуля просвистела мимо моего уха, задев мочку.
Когда мы выскочили из яра возле второй гатки, то увидели группу из пяти-шести ребят, лет восемнадцати. Это были очень хорошо одетые евреи, которые почему-то шли в Бабий Яр со стороны Куреневки. Мы им рассказали, что видели, и они быстро ушли в Кирилловский лес.
Дома ребята и родные не могли поверить нашим рассказам. Для меня все увиденное не прошло без последствий, полгода почти не работала левая рука.
Только сейчас, когда пишу эти строки, до меня дошло, что мы с Юрой оказались первыми свидетелями злодеяний фашистов над еврейским народом в Бабьем Яру. И если бы мы не убежали, нас постигла бы та же участь...