И остался дом опять один...

Так немилосердно распорядилась история, что тяжелые перипетии ХХ века изменили судьбу и жизнь целой семьи. Сегодня одиноко стоит хата на окраине соседнего села Терешковцы, где издавна буйствовала живописная природа и струились целебные источники Гемелева. По преданию старожилов, их там выкопал немец, который когда-то проживал в Терешкавцах. Сегодня уже не та река, которая была когда-то, заилилась после мелиорации, пруд спустили и так и не осмелились возобновить, а село почти слилось с соседним Ощевом. Но помнят и старые ивы над прудом, и последние деревья на большом дворе покинутого дома волнующие события, которые на протяжении века не оставляли в покое сельскую семью.

«ЖИЛИ МЫ ВСЕ МИРНО В ХАТЕ СЧАСТЛИВОЙ»

Евгения Ивановна встретила меня в своем жилище в Ощеве, где проживает с мужем Анатолием более 30 лет. О родителях в ее душе живут теплые и светлые воспоминания. Отец Евгении Жук Иван родился в 1924 году в большой семье Федора Ковчуна. Кроме него было еще четверо сыновей и дочек. Имели большое и добротное хозяйство, достаточно большой сад, где обильно плодоносило больше 50 разных сортов только одних черешен, 8 гектаров земли, пасеку в 40 ульев, держали лошадей, скот, свиней, птицу. Все это — результат тяжелого труда с утра до вечера многих поколений Ковчунов.

«Отец с 15 лет не выпускал из рук плуг, косу и вилы. В хозяйстве всегда была работа для всех. При случае дедушка еще и подрабатывал у луцких евреев, выполняя разные их заказы», — вспоминает Евгения Жук.

Во времена Польши семья тоже не бедствовала. А какой радостью для Федора было то, что удалось покрыть дом новой оцинкованной крышей. Если бы он тогда знал, что это принесет ему горе и страдание.

«УКРАИНУ ЗАПУТАЛ КРАСНЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ»

Беда пришла от советов. Первые семью зацепить не осмелились, а вот вторые... В 1944 году трех сыновей Федора Ковчуна арестовали, бросили в Луцкую тюрьму за участие в местных организациях ОУН, «пособничество бандам УПА».

«Кулацким выродком» назвали тогда отца, — продолжает Евгения Жук. — Все не могли смириться, что у нас «дом под серебром». А дядя с отцом действительно в объединении УПА значились, ходили на собрания в соседнее село Яривка».

Впоследствии самого младшего сына Федора Ковчуна Василия (ему всего 14 было) отпустили. Но потом заставили пойти в «ястребки» (агенты милиции). Но застрелили Василия на посту около Горохова. Родители сколько не искали, но не нашли его тело, чтобы похоронить по-христиански. Это преступление советская система списала на воинов УПА. Однако местные говорят, что убили его... свои, чтобы очернить «бандеровцов» в глазах людей. Ивана и Федора, которому на то время тоже еще не было и восемнадцати лет, ожидало пять месяцев допросов и истязаний в Луцкой тюрьме... В августе 1944 года состоялся суд. Ивану дали 15 лет, а Федору — 20. Первого из них через шесть дней после вынесения приговора отправили по длинному этапу в «столыпинском» вагоне в Воркуту. О Федоре, 1927 года рождения, родители получили в марте 1945-го сообщения, что он умер. В восемнадцать лет, никогда не жалуясь на плохое здоровье... Имя Федора Ковчуна вспоминает в своей книге «Під мурами Луцької тюрми» известный шевченковед Николай Куделя, тоже бывший узник этой тюрьмы.

Тяжело раненым вернулся с войны к своей семье самый старший из детей Григория и Маръяны Ковчун Дмитрий. Но на этом их страдания еще не закончились. Энкаведистам мозолило глаза то, что «у этих куркулей дом под серебром». В 1947 году супругов Ковчун вывезли на поселение в Кемеровскую область, а на их дворе разместили колхозную бригаду. В доме «Под серебром» поселились свиньи, куры. Замахнулась красная рука и на 50-летний сад.

ИСТОЧНИКИ ГЕМЕЛЕВА БИЛИ В СЕРДЦЕ

Иван Ковчун работал в Воркуте до последних дней жизни, в подземных глубинах, добывая «черное золото» для «Страны советов», претерпевая издевательства надзирателей и уголовников. В первые годы и писать домой не имел права. Поэтому не знал, что родители тоже на чужой земле мечтают в воспоминаниях о родной Волыни. Там, в воркутинских лагерях, нелегкая судьба свела его с земляком и тезкой Иваном Лемом из села Миркова, который еще до сих пор жив и помнит тяжелые сибирские дороги. Таким же судьбоносным стало для Ивана Ковчуна знакомство и дружба с Федором Солоненко. Он уроженец Старокорецких хуторов, что на Ривненщине, отбывал такой же срок за участие в ОУН и борьбу за независимость Украины в рядах УПА. Его родня была тоже вывезена в ссылку в Омскую область. Он и познакомил Ивана со своей сестрой Ксенией, которая работала маляром-штукатуром на стройках Омщины. Увидел ее Иван Ковчун в 1955 году, когда девушка приехала в шахтерский поселок около Воркуты навестить брата. Назад Ксения Солоненко уже не вернулась. Она стала женой Ивана, устроилась работницей на фабрику по ремонту и изготовлению шахтерской одежды.

В 1953 году умер в ссылке старый и натруженный Федор Ковчун. Он и там в Кемеровской области смог построить дом и обзавестись достаточно большим хозяйством. Помочь старой матери Марьяне уладить после смерти мужа имущественные вопросы приехал брат Ивана Дмитрий. В бюрократической волоките прошла целая зима, а ехать женщине домой не позволили, поэтому вынуждена была переселиться к сыну Ивану.

Напиться холодной водицы из Гемелевых источников, которые не раз снились ему в Воркуте, он смог лишь в 1956 году, когда вернулся с женой и мамой в Терешковцы.

«О РІДНА ХАТИНО, ЯК БИ Я ХОТІЛА, ЩОБ ЗНОВ ПОВЕРНУВСЯ ТОЙ ЧАС...»

Трудно сразу было молодой семье в полуразрушенном доме. Пришлось перестроить полностью. На месте старого сада — одни лишь пеньки. Работали денно и нощно, не покладая рук, растили трех дочерей. Одна из них, Ольга трагически погибла в автокатастрофе.

Уважаемые, чуткие и авторитетные, Ковчуны всегда пользовались уважением односельчан. Ивана и Ксении не стало в 2011-ом. Почти сразу оба отошли. Похоронила их дочь Евгения около себя, в Ощеве. И остался дом опять один.

«Я сама нелегкую жизнь прожила. Работала медицинской сестрой в Гороховский ЦРБ. Двух дочерей вырастила, радовалась внукам. Но не стало моей старшей дочки Аллы. Не уберегла... Однако, говорят, Бог забирает лучших... Сегодня просто до боли хочется вернуть то время, когда мы жили в родном доме, жили себе дружно и мирно и рядом были родители, которые никогда не оставляли нас в одиночестве с горем и бедой. Еще остались две груши, которые в 1918-ом посадил дедушка... Они все помнят», — не без слез говорит Евгения Ивановна.

Вся ее боль, все мечты и ощущение, далекое и в то же время близкое воспоминание о детстве легли на бумагу в стихотворениях. Их она читает и говорит, что пока жива, по-видимому, никому не позволит жить в родительском доме, потому что там еще не угасли светлые воспоминания о таких милых сердцу годах...

Жили ми всі мирно

в хатині щасливій

Де річка і берег й квітучі поля

Її як згадаю, то душу ятраю

Бо там вже нікого нема...