Лицом к Европе

Если из моего родного села Кочубеев, что на Хмельнитчине, пойти напрямик по полям на запад, то за какой-то час- два можно выйти на берег живописной реки, которую люди ни за что ни про что обнесли когда-то с обеих сторон рядами колючей проволоки и назвали границей. Река в те времена напоминала ребенка, родители которого развелись, и он беспомощно бежит между их отдельными судьбами. Это — Збруч.

Со стороны Хмельнитчины «водораздел» защищали ребята с красными звездами на фуражках, а со стороны Тернополя — ребята в шинелях польских пограничников. Ночью водный рубеж пытались незаметно переплыть контрабандисты, часто одногодки тех, кто защищал нерушимость границ двух государств. А днем, также без таможенных формальностей, дальнобойные пчелы с пасеки моего деда преодолевали воздушное пространство над Збручем и безнаказанно оккупировали душистые липы соседней страны. Возвращаясь с контрабандным медом домой, они, небось, видели, как на полях работают молодые колхозницы, все развернутые спинами к «господам».

Комсомолки выполняли мудрую установку: не поворачиваться лицом к Западу. Это была живая иллюстрация к строке московского поэта-трибуна «У советских собственная гордость». Поэтому украинские парни в польских шинелях имели возможность с противоположной стороны неспешно через бинокли исследовать, у какой из девушек «гордость» «особенно» обольстительная...

Проезжая нынче машиной через мостик над Збручем с грустью думаю о нашей неуничтожимой восточноукраинской глупости, часто и до сих пор повернутой спиной к родному слову, традициям, национальному достоинству. В этом смысле многие из нас еще и до сих пор не перешли Збруча даже до половины. Так и остановились в соответствии с ростом сознательности — кто по колени, кто по пояс, а кто и по шею в родильных водах истории.

Впервые побывав прошлым летом в Западной Украине, я очень удивился душевной опрятности галичан, их добронравием, внимательностью к гостю, гордостью за свое, родное, «не прошенное, не данное». Оказывается, быть патриотом не только почетно, но и выгодно. Душевная опрятность каким-то странным образом трансформировалась в уютность и красоту жилищ, улиц, даже целых городишек и городов. Поражает количество памятников, памятных табличек, упорядоченных и трепетно ухоженных могил и курганов в честь национальных героев.

Решительный Северин Наливайко в Гусятине принудил остановиться и взяться за фотоаппарат. Прошу одну из прохожих красавиц снять меня около памятника. Галичанка лукаво (Бог свидетель!) глянула сквозь глазок фотокамеры, мол, как чувствует себя пан у подножия этакой Славы? Кстати, я раньше не знал о том, что Збруч разделил когда-то единый город пополам и теперь имеем два Гусятина — хмельницкий и тернопольский. Оба эти близнеца — районные центры, но с различным, диаметрально противоположным менталитетом и характерами, олицетворяют общеукраинскую проблему, которая клонирована исторической судьбой...

На гору Лисоню, около Бережан, дорога не тяжелая, если идти не под пулями. Вчитываюсь на вершине в имена, высеченные на гранитных стеллах памятника УСС, всматриваюсь в волшебный пейзаж города над Золотой Липой и понимаю, ЗА ЧТО здесь умирали. С горы видно бережанскую ратушу, в которой свободно и роскошно расположились пять (!!!) музеев: книги, Богдана Лепкого, краеведческий, репрессированной церкви и лемковской культуры. И как символически, что рядом, под одними и теми же старинными сводами находится и городской совет. У нее есть с кем здесь советоваться.

Как и одноименная река, город Стрый, вытекая еще из княжеских времен, на всю глубину национальной сознательности раскованно течет улицами, освященными именами украинских героев, памятниками Степану Бандере и Ярославу Стецьку. Логика движения памяти незаметно выводит на автостраду, которая бежит в направлении Львова.

В галицкой столице я, бывший моряк заграничного плавания, припоминаю, как впервые ступая на дорожки европейских мостов, по совковой привычке хотел снять обувь — так чисто. Здесь джинсовая куртка городского председателя Василия Куйбиды не упрощает мощеной стилистики площади Рынка, а дополняет ее оттенками сегодняшнего дня. И слова поэта-мэра: «Очень люблю поэзию, но чаще всего теперь приходится рифмовать котельную с водопроводом», — отнюдь не диссонируют с постоянной заботой львовян о родном городе. Осматриваешь его с часовой башни и особенно остро ощущаешь близкое историческое присутствие родного Знамени. Его святое крыло есть и над Бродами, где в приветливой усадьбе педагога Ореста Левицкого разговаривали о дивизии «Галичина», и над Тернополем, где у уютного домашнего озера в центре города отсвечивает серебром седины борода прекрасного художника Богдана Ткачика, и...

Машина опять едет через мостик над Збручем. Думаю о реке времени, которая сносит пограничные столбы предубежденности, злобы, подозрения.

А в воздухе золотыми сгустками вечного меда летят пчелы. От душистого галицкого цветка они возвращаются в Восточную Украину. Им туда есть что нести.