«Мы случайно натолкнулись на луганских подпольщиков...»

Ольга уже не вернется на территорию так называемой ЛНР. Она продала свой добротный дом в Луганске и купила маленькую однокомнатную квартиру в одном из западноукраинских городков. Вместе с тем она верит, что рано или поздно оккупированные территории вернутся в Украину. Даже ни малейшего сомнения в этом не имеет. Просто не хочет тратить оставшуюся жизнь на жалкое существование в условиях «русского мира». Рассказывает интересные моменты из жизни проукраинских луганчан. Не героев, нет — но тех, кто действительно скучает по Украине. Пребыванием на территории материковой Украины бывшая луганчанка наслаждается в полной мере. И охотно отвечает на вопросы относительно условий жизни на оккупированной территории Луганской области.

* * *

«На день украинского флага мы пели украинские песни. Повесили маленький сине-желтый флаг, который я на себе перевезла с украинской территории. Было нас, поющих, человек восемь. Спустя некоторое время и милиционер постучал, потому что услышал украинские песни. Одна из соседок не растерялась: «Так ты вроде не совсем наш?» Милиционер осторожно ответил: «Так работать же где-то надо...» — «Сто грамм выпьешь?» — «Не откажусь»... Посидел, послушал нас и ушел. Никого из нас потом никуда не вызывали, значит не «сдал» земляк, оказался человеком...»

* * *

Другой случай произошел зимой 2017 года. Мальчик лет двенадцати, заходя в луганскую маршрутку, сказал: «Слава Украине!» Все притихли, съежились, переглянулись. Кое-кто дружелюбно глянул на юного нарушителя спокойствия и что-то тихо прошептал в ответ. Во всяком случае, никто не осудил его безумный поступок. Почувствовав относительно благосклонную реакцию пассажиров, подросток лет 13, который уже сидел в салоне, ответил ровеснику громко и четко: «Героям слава!» Такое неслыханное в оккупированном Луганске лихачество подросткам сошло с рук. По-видимому, потому, что разочарованных в «республике» становится все больше. Ольга говорит, что молодежь 17—18 лет в основном проукраинская. Все, начиная с 16 лет, едут за украинским паспортом на свободную территорию. В основном молодежь не хочет брать паспорта сампровозглашенных ЛНР-ДНР.

* * *

Кое-кто из луганчан жалуется, что «укропы» заблокировали им пенсии. Не всем, конечно, а тем, кто попал в список «Миротворца». Случалось, что сепары угрожали проукраинским луганчанам, обещали отправить «на подвал», а те стихийно сплотились и... решили сообщать куда следует. Таких случаев уже достаточно много. Сепаратисты стали осторожнее в высказываниях. И вообще, в 2017 году на оккупированных территориях уже нет того энтузиазма, который наблюдался три года тому назад.

* * *

Как-то Ольга беседовала со знакомым священником (УПЦ МП), с которым не контактировала после похорон мужа. Он спросил: «Почему не ходите в церковь»? Луганчанка ответила: «Не ходжу потому, что вы Кирилла вспоминаете в своих проповедях. Он россиянин из Москвы, а я украинка». «Я его всегда вспоминал, но вы ходили раньше?», — упрямо допрашивал священник. — «Да, но раньше не было войны!» — ответила смелая женщина.

Увидев немой вопрос в моем взгляде, Ольга ответила: «Людям надоело бояться. И нас таких, принципиальных, в Луганске где-то 20%. А может, и каждый четвертый... Правда, у каждого свои обстоятельства. Я тоже становилась осторожнее, когда у меня гостевала дочка. А когда она покидала территорию «республики», то я опять расправляла крылья. При необходимости могла бы и ополчиться, автомат Калашникова купить — в Луганске это вовсе не проблема, если в кармане есть деньги. Но я уже решила, что перееду на свободную территорию, потому и не купила...»

* * *

Спрашиваю о так называемых ополченцах. Конечно, рядовая жительница «ЛНР» не владеет официальной статистикой. И все же, информация Ольги стоит того, чтобы ее выслушать: «Если говорить о так называемом ополчении, то «идейных» бойцов там уже нет. Их было максимум 5-10%, но и тех выбили. Ведь идейные первыми шли в бой и становились пушечным мясом. Еще около 20% — это отморозки, собранные по тюрьмам. Этих еще осталось немного... А большинство пошли служить за деньги и пайки. При первой же возможности они убегают из «ополчения». Кстати, в 2014 году как-то сразу заметно стало, что из Луганска исчезли бездомные. Их погнали на передовую и там «утилизировали». Но появились новые, причем теперь стало больше россиян. Их и в «ополчении» теперь больше. Во время боя они идут сзади, а впереди гонят местных. Россияне всегда унижают здешних, пренебрежительно на них смотрят. В какой-то степени, это объясняется и самолюбием россиян, и в то же время человеческими чертами «ополченцев». В настоящий момент там нет тех, кого стоит жалеть. Ведь коллаборанты готовы зарабатывать на крови украинцев, своих бывших сограждан. Интересно, что когда в «ДНР» убили «Гиви» и «Моторолу», немногие из луганчан их жалели. Даже «ополченцы» говорили: «Туда им и дорога!» Это связано с давними противоречиями Луганщины и Донбасса. Еще в 90-ые годы донецкие бандиты «отжимали» бизнес у луганских предпринимателей, кое-кого даже «закатывали в асфальт»... Поэтому негативное отношение слобожанцев к бандюкам из Донецкой области трансформировалось в такое же негативное отношение к «ДНР».

* * *

Ольга с гордостью рассказывает о стихийном сопротивлении местного населения: «Как-то мы случайно наткнулись на луганских подпольщиков. Мы с подругой рисовали на заборах патриотические лозунги: «Украина вернется» и «Слава Украине!». А они в это время клеили листовки. Мы сначала очень испугались, да и они побледнели... Но потом как-то поверили друг другу. Ребята, правда, сразу категорически сказали: «Так, бабоньки... Ну-ка марш домой — блины печь!» Мы огрызнулись. Когда ребята окончательно поверили, что мы свои, то попросили не работать больше в этом районе. Мы с ними разделили «зоны ответственности» и больше никогда не пересекались. Оказывается, они очень шифруются, даже не берут мобильные телефоны с собой. Друг друга не знают в лицо — только ближайших людей. Пользуются тайниками... Нам с подругой приятно было узнать, что в Луганске существует украинское подполье».

* * *

Когда я полушутя пристыдил пани Ольгу (мол, вот вы патриотка, но оставили свое поле боя), она ответила: «Жизнь короткая, а я уже немолодая... В конце концов, патриотов там и без меня хватит. Когда-то я брала молоко в частном секторе на окраине города; когда возвращалась назад, меня догнал мальчик лет шести и с гордостью показал маленький тризуб, нарисованный шариковой ручкой на запястье. «Ты за Украину? — спросила малого и добавила: — Я тоже ее люблю...». Успокоенный и подбодренный моим признанием, мальчик похвастался: «И мой дедушка любит!». Видите, не отца, не маму вспомнил, а именно дедушку. Может, тот ему и тризубчик нарисовал. Большой ошибкой было бы считать, что там уже не осталось патриотов. Может, таких не больше четверти населения, но они реально существуют и с нетерпением ждут возвращения Украины».