На Скрипке в четыре руки не сыграешь

«Скрипка Василий Никитович. 16. 04. 1930 — 20. 09. 1997. Известный украинский фольклорист, педагог и общественный деятель. В Криворожском педагогическом институте работал с 1986 по 1997 годы». Такую лаконичную надпись можно прочитать на скромной мемориальной доске, которая размещена рядом с аудиториями филологического факультета.

(У руководства вуза не хватило мужества, чтобы такая доска появилась на центральном корпусе КГПИ.)

Вот уже свыше пятнадцати лет нет с нами Василия Никитовича. Нашего профессора Скрипки. Автору этих строк повезло знать его и общаться с ним. Это был настоящий Украинский Профессор с большой буквы.

Родом он из Южного Криворожья, села Базавлук — древнейших казацких земель, где когда-то родилась казацкая вольница, уникальное явление в мировой истории — Запорожская Сечь. И тот вольнолюбивый и непокоренный дух потомков казаков, ту большую любовь к свободе и родному краю В. Скрипка вобрал с молоком матери...

В послевоенные времена учился в Днепропетровском университете. Однако отличнику по всем дисциплинам впоследствии перекрыли дорогу в аспирантуру, поскольку он отказался вступать в КПСС, еще и не скрывал своего критического отношения к тупоголовым партфункционерам.

После нескольких лет демонстративного непризнания властью талантов «новорожденного» слависта его таки зачислили в когорту ведущих исследователей-фольклористов, причем он так пришелся по душе самому популярному тогда украинскому поэту Максиму Рыльскому, что тот сам себя назначил научным руководителем Скрипки.

Василий Никитович был одним из детей ХХ съезда. Был близко знаком с Василием Стусом, Оксаной Мешко, Олексой Тихим, другими шестидесятниками. Да и сам, в сущности, был шестидесятником. Со временем белые полосы судьбы молодого ученого все чаще стали перемежевываться черными полосами идеологических преследований. Потому что всегда кагебисты находили в его поведении антикоммунистические проявления: то не тех писателей уважает и не с теми дружит, то «не такую» выбрал тему для диссертации, позволяет себе высказывать «крамольные» мнения. А то и вовсе, делегированный академией наук в приемную комиссию одного из самых престижных университетов, ставил пятерки «буржуазным националистам», как в случае с Анатолием Лупиносом, зато проваливал невежд из семей компартийных деятелей.

За взгляды, «которые не совпадали с линией партии», лишился работы в Институте искусствоведения, фольклористики и этнографии Академии наук Украины, был вынужден вернуться в Криворожье, откуда был родом. В «болотные времена» генсека Брежнева ведущий ученый-славист работал в рядовых учебных заведениях, почти десять лет на кафедре украинской литературы Криворожского пединститута. Учил студентов, продолжал исследовать неисчерпаемые колодцы народного творчества.

Хотя в его активе были и выступления на Международном съезде славистов в Праге, и резонансные публикации в зарубежных изданиях, и также был замечен во всем мире трактат о псевдокультуре «Советской индустриальной эпохи» — все это власть относила не к заслугам, а к промахам «очернителя светлой действительности».

Едва ли не первым среди криворожских преподавателей он начал собирать со своими студентами живые свидетельства о голодоморах и репрессиях в Украине. С первых дней возобновления независимости Украины активно включился в работу местной «Просвіти», председателем которой был в 1994 году. Даже принимал участие в парламентских выборах 1994-го в Верховную Раду.

И только в 1995 году руководство Института искусствоведения, фольклористики и этнографии официально признает, что настоящими мотивами увольнения ученого были политические, а вовсе не профессиональные суждения.

Больше всего я его помню именно по преподавательской работе. Его можно было слушать часами. Он умел владеть аудиторией. Едва ли не в первый раз он нам, работникам образования, рассказывал об Иване Багряном, его побратиме по перу, нашем земляке Михаиле Пронченко, Василии Барке, трагической судьбе писателя Тодося Осьмачки.

Очень досадно, что так рано ушел от нас замечательный педагог, ученый. Хороший, душевный, приветливый, всегда веселый мужчина, но всегда твердый в своих убеждениях, недаром он говорил, иронизируя: «На Скрипке в четыре руки не сыграешь».

«Возвращаясь к пережитому, — писал Василий Никитович, — и всматриваясь в себя, думаю, трудно оставаться собой в действительности зарегулированной, тоталитарной. Но иного не дано. Многое утеряно. И всего задуманного не сделал...»

Болезни, недоброжелатели сделали свое черное дело. Одно утешение — и он был одной из тех капель, которая камень точит. Василию Никитовичу повезло немного пожить в своем Украинском государстве (пусть пока и далеком от совершенства), о котором мечтал и которое в меру собственных сил строил. «Для нас — его друзей, коллег, побратимов времен становления нашей независимости на Криворожье Василий Никитович — как вечный оберег народной духовности», — метко как-то сказал на одном из собраний криворожский журналист Иван Найденко. После себя Василий Скрипка оставил трех сыновей и хорошую память.