О Звягеле замолвлю слово

Во время войны жил в Звягеле на Житомирщине, а потом — там же, но уже в Новограде-Волынском. Писатель Улас Самчук летом 1942 года проезжал через Звягель, его впечатления и замечания в репортаже «Звягель» из цикла «В мире приблизительных ценностей Pax Bolshevia» («День» № 13-14, 27-28.01.2012), конечно, острые и проникают в глубину явлений. Воспринимая его философию, хотелось бы поделиться некоторыми подробностями из растревоженной памяти.

Приехав в бывший мир Большевия, в Звягеле «путники идут завтракать в военное казино». Это казино называлось «Зольдатен Гайм» (Солдатский дом). Немецкие специалисты сделали там, одним словом, евроремонт, играл оркестр, звучала «Розамунде». Капрал на себе носил туда контрабас, я удивлялся такой большой «скрипке», впервые видел. В бывшем месткоме был штаб, и во время каких-то праздников под окнами играл большой по составу оркестр. Немцы ходили в баню с оркестром, пели. Все это было своеобразной филармонией, сидя на заборе, искусно воспроизводил тирольские йодли, если в колонне не было соответствующего певца солиста — виртуоза.

Дальше в репортаже: «Двадцать и больше лет прошло с тех пор, как здесь была революция, а что с того времени изменилось? Изменилась ли улица, забор, тротуар, дома? Да. Изменились».

Действительно. Взорвали большой красивый (по рассказам) собор на склоне над рекой Случ, церквей в городе не осталось, священников тоже.

Новоград-Волынский, как пограничный город, был забит до отказа войсками. Жилье было дореволюционное, о новом не заботились, население бедное. Лихорадочно готовились к войне, расстраивались военные городки и мощные бетонные ДОТы (долговременная огневая точка) тех времен на восточном берегу реки. Потом вместо врага сами же советы свои (ДОТы) и подорвали. Регулярно по сигналу тревоги проводились тренировки по гражданской обороне.

Проложили стратегическую асфальтовую дорогу без тротуаров минуя центр, войска проедут, а люди — не большие вельможи, обойдутся как-то. Тротуары были лишь на центральной улице и на Житомирской. По асфальту на восток двигалась немецкая техника, мадьяры на возах, другие формирования. Навстречу в первые дни войны шли непрерывной массой пленные. Немцы не могли справиться с этой массой, родственников конвой отпускал. За дорогой следили, ремонтировали ее рабочие-поляки с соответствующей техникой.

До войны построили несколько школ и приличный кинотеатр, ибо «из всех искусств важнейшим является кино», это им — для навязывания того безумия, которое творилось в стране. Нам же, чтоб донести правду до людей, необходимо экранизировать и показать произведения Василя Барки «Желтый князь», Ивана Багряного «Тигроловы» и «Сад Гетсиманский», Юрия Горлиса-Горского «Холодный Яр», Василя Шкляра «Черный ворон» и многие другие.

В этом кинотеатре при немцах была церковь, работал старый кинотеатр, демонстрировались фильмы с Марикой Рекк, на втором этаже — жандармерия, напротив какое-то время — русские солдаты, союзники Германии, именовавшиеся казаками.

Среди многих проблем военного времени было и отсутствие топлива, а лютые зимы. Разбирали на топливо брошенные дома, ограды. Несколько домов под соломой вдоль асфальтовой трассы по распоряжению новой администрации разобрали, чтобы не портили пейзаж. Все это вместе и составляло картину, которую передал Улас Самчук.

«Хочется спросить... У Сталина, куда девались... те люди, которые когда-то эти дома строили, обносили забором...»

Ответ на этот вопрос знал, конечно, и его автор, но все же можно ее проиллюстрировать историей моей семьи. Моему будущему отцу с братьями в 20-е годы захотелось «социалистического рая», потому-то и перешли с Ровенщины (тогда Польша) в эсэсэр. Он женился в Новограде (Звягеле), и семя переехала в Бердичев. В 37-м началась волна арестов. Отца и всех соседей с украинскими фамилиями с улицы К. Маркса ночами забирали, и все пропали. Маму от ворот тюрьмы прогоняли, начальник кричал караульному: «Гони ее отсюда, еще раз прийдет, тащи ее внутрь! Мы ей здесь заменим мужа!» Тогда мама-учительница пряталась за углом здания, а я трехлетний нес передачу к входу. На пятый день после ареста «обвинительное заключение — включить в список для представления в НКВД СССР». Через три с половиной недели — расстреляли, а солгали изуверы «убыл по этапу на 10 лет без права переписки». За что — «враг народа»! Его брата уничтожили в Ленинградской области, второй брат после «золотого сентября» — пропал, кажется, в Дубно за неделю до войны. На собраниях в школе требовали, чтобы жены «врагов народа» отказались от мужей. Сатанизм! Мама с двумя детьми покинула собрание и была уволена с работы.

Так что людей подметала «красная метла», Сибирь, Север, война. Потом опять Мордовия...

При немцах в Звягеле арестовали маминого брата Сергея как заложника, а позже отпустили.

«А почему эти люди так одеты?.. Мешковатая серость, равнодушная угловатость, растоптанные нечищеные башмаки, помятое застиранное платьице и некое подобие неопределенной моды шляпы на голове, и то достаточно редко...»

Была беда. Люди лучшую одежду, сохранившуюся ткань меняли на базаре на более необходимое. Изношенную одежду ремонтировали, «перелицовывали» — выворачивали на другую сторону, красили и снова меняли. Обувь «перетягивали» с большего размера на меньший. С автокамер клеили галоши «чуни», а «трепы» — это шлепанцы с кожаным передком и деревянной подошвой, в них ходили по городу и в школу. Мне пошили штаны из покрывала и перешили немецкий военный френч. Все природные осадки оседали непосредственно на одежде. Зонтов не было, да и в отношении их прививался классово враждебный взгляд, мол, это вместе со шляпой, галстуком и очками — «буржуазные замашки, гнилая интеллигентщина». А интеллигенция не класс, а лишь какая-то прослойка, второстепенное. Гегемон декларативно — рабочий класс — эталон во всем. Идеология примитизировала эстетические вкусы. Надлежало выглядеть по-пролетарски, небрежно. Так что наряду с бедностью это и видел У. Самчук.

После войны боролись «с тлетворным влиянием Запада» (и доборолись!), со стилягами, это — «кок» на голове и длинные волосы, очень широкие плечи, узкие штаны (а должен был быть только «морской клеш»), заграничная обувь на «манной каше» — каучуке. «Это не соответствует каноническому образу советского человека»! Зверствовали комсомольские патрули.

А танцы — рок-н-ролл, а джаз — «отход от генеральной линии партии, идеологическая диверсия». Так что недремлющие львовские «органы» отправили на 10 лет на Колыму блестящего импровизатора джаза — «белого Армстронга» Эдди Рознера импровизировать с лагерным оркестром, записи дважды запрещали.

Пионера украинского джаза Игоря Фому «съедали на свободе во Львове», в частности и через газету «Ленинская молодежь».

«Единственное, что в Звягеле «блистает» — «его настоящий русский язык...» Идет какой-то затертый человечек, и попробуйте у него что-то по-человечески спросить...».

Понятно — это результат имперской политики и при царе, и при советах. Сейчас идет наступление на украинство в Украине. Русифицировала во все времена имперская армия «забритый» народ и все общество. Украинское войско должно защищать и распространять украинский язык. А общественное движение «Не будь равнодушным!» сообщает, что украиноязычных не принимают на работу, и это в Украине!

При немцах периодически действовала (учителям не платили) украинская школа и немецкая для фольксдойчей, там выдавали завтраки и портфели. Мы в украинской писали на старых немецких документах между строк, переписывали Букварь с зарисованными портретами вождей и расстрелянных «врагов народа». Некоторые «фольксдойчи» в соответствующее время и при соответствующих условиях поперекатывались в «великоросы». Однокашники, те, кто переехал на Надднепрянщину, в Киев, «служивые», вернувшиеся в Звягель, бывшим родным языком не пользуются, кто во Львов — твердые украинцы.

Если бы сейчас Улас Самчук мог проехаться по малым городам Украины от Карпат через Корец за Донбасс. Что изменилось в них с царских времен, что их ожидает? Он схватился бы за голову. В донецкой области города Дзержинск, Красноармейск и др. Возводятся памятники палачу Сталину, Екатерине «вражьей бабе». В Новограде-Волынском (Звягеле), Бердичеве стоят истуканы вождя палачей, дома еще больше вгрузли в землю. Улицы того же Ленина, К. Либкнехта с Розами-Кларами, из той же банды Свердлова, Володарского, Котовского из уголовников. Улица К. Маркса в Бердичеве такая же никудышная. Людей нет, пустота.

Захоронение — сокрытие массовых жертв геноцида украинцев 1937—1938 гг. близ иудейского кладбища — заросло высокой травой.

Замордованные, поруганные, забытые здесь. Родные помнят! Чтоб не повторились ужасы, нельзя допустить возвращение империи зла.