Понять другого

Глубокая моя благодарность газете «День» за ее постоянное внимание к теме украинства и его приятия — неприятия русскими, живущими в Украине, об их отношениях с нами и к нам, украинцам. Я написала здесь «нам, украинцам», хотя в моем советском паспорте было написано, что я — русская, и окончила я русскую школу и русское же филологическое отделение университета. Генетически я украинка только на четверть. Но все украинское меня всегда притягивало и волновало. И всегда было стремление жить в украинском мире. И, конечно, где-то всегда был страх оказаться чужой в украинской среде. В этих вопросах все всегда непросто.

Никто никогда не объяснит мне, почему, если русские любят Россию и все русское, то они — патриоты, а если мы, украинцы, больше всего на свете любим Украину и все украинское, то мы — националисты, причем всегда с негативным смыслом: «националист» в понимании украинофоба — это потенциальный преступник. В действительности же именно эта любовь есть залогом и обязательным условием успешности страны. Разумеется, и последовательная украинизация (а необходимость ее сейчас особенно очевидна) должна проходить на цивилизованном уровне, с пониманием и уважением к каждому — от ученика в школе до оппонента в дискуссии.

Сейчас же я хочу напомнить читателям об одном «нашем русском«— писателе ХIХ века Николае Семеновиче Лескове (1831—1897), авторе многих романов, повестей и рассказов о жизни России, о русских людях, их драмах и бедах, о русских характерах. Это его, Лескова, один из исследователей — Д. П. Святополк-Мирский назвал самым русским из русских писателей, глубже и шире всех знающего русский народ таким, каков он есть. Сказано это было в 1926 году, когда прошло больше четверти века после смерти писателя и потрясения, поразившие всю Россию, помогли мыслящим людям дать взвешенные оценки, откинув все менее существенное. Лескова неслучайно называли «почвенником» за глубину проникновения в самую суть российской жизни, за неприкрытую правду о ней и о типично русских характерах, написанных с любовью и состраданием. И вот в жизни такого глубинно русского писателя Украина, ее культура и украинцы сыграли очень важную роль.

А. И. Белецкий, выдающийся ученый, один из создателей современного украинского литературоведения и украинской русистики написал о том, что Лесков, живя в Украине «примкнул к тем писателям-великороссам, по поводу которых можно говорить об «украинской стихии» в общерусской литературе» (А. И. Белецкий. «Н. С. Лесков. Личность. Творчество». Киев — Симферополь, 2003. — С.26.).

С 1849-го по 1857 год, а потом еще в 1860 — 1861 годы Лесков жил в Киеве, правда, по роду своей службы, постоянно выезжая в разные края. Но, тем не менее, он выучил украинский язык настолько, что не только свободно читал по-украински, но и (что намного сложнее!) глубоко и тонко чувствовал украинскую литературу. И герои его в некоторых рассказах и романах заговорили по-украински. Даже монахи в знаменитых его «Печерских антиках» говорят по-украински.

Еще до переезда в Киев, в Орле он встретился с известным украинским фольклористом и этнографом А. В. Марковичем и через него заинтересовался украинской историей и культурой. Быть может, именно благодаря этому знакомству в русифицированном Киеве он нашел украинских друзей — художников И. Гудовского и Н. Сажина, которые помогали ему знакомиться с украинской живописью и литературой. Именно от них Лесков впервые узнал о Т. Г. Шевченко. Подумать только: в Киеве, и тогда тоже русифицированном, русский писатель искал и находил проявления украинства, украинской культуры! Считал это важным, необходимым для себя.

Личное знакомство Лескова с Шевченко состоялось зимой 1860 года. Точная дата этого события не зафиксирована, но аргументы исследователей убеждают: в начале 1861 года Шевченко уже говорит о Лескове как о своем близком и настоящем друге.

Лесков написал о Шевченко пять статей. Скажу кратко лишь о двух из них, которые, с моей точки зрения, имеют особое моральное и историческое значение. Наиболее значительная из них, «Последняя встреча и последняя разлука с Шевченко», впервые была напечатана в газете «Русская речь» сразу после похорон поэта — 9 марта 1861 года. Проникновенный аналитик этого уникального произведения Т. В. Казакова справедливо замечает, что, сохраняя все назначение и смысл жанра некролога, этот текст Лескова включает в себя также очерк, мемуары и репортаж. Этим достигается эффект присутствия в тексте великого поэта и человека.

Вначале Лесков открыто выражает скорбь и любовь к украинскому поэту: « Итак, осиротела малороссийская лира... Не стану говорить, как велика эта потеря для малороссийской литературы в эпоху ее возникновения...Значение Шевченко известно всякому, кто любил родное славянское слово и был доступен чему-нибудь высокому, изящному...» И дальше Лесков воссоздает последнюю свою встречу с Шевченко.

В тексте Лескова важны все детали: как не пускал его к Шевченко солдат, который преданно служил тяжело больному поэту и охранял его покой. И как приветливо его позвал к себе Шевченко, догадавшийся о его визите. Как был одет Тарас Григорьевич и как выглядел. Несмотря на признаки тяжелой сердечной недостаточности и признание самого Шевченко о предчувствии скорой смерти, если он не сможет уехать в Украину, все в Лескове протестовало против этого: он « глубоко верил, что могучая натура поэта, вынесшая бездну потрясений, не поддастся болезни». И дальше Лесков описывает подробно, выразительно, как истинный художник, как оживал Шевченко, когда речь шла о букваре, им составленном для украинского народа, о киевских друзьях, о поездке в Украину, о которой поэт не переставал мечтать... В эти минуты, слушая Шевченко, признается Лесков, он чувствовал, как у него самого набегали слезы.

Известие о смерти Шевченко поразило его, как громовой удар. Лесков подробно описывает отпевание и похороны Шевченко. Говорит о глубоком искреннем горе не только присутствовавших украинцев, но и русских друзей Шевченко. Заключительные слова некролога настолько значительны, что часть из них следует привести полностью: «Но как поэтическая деятельность Шевченко останется в числе лучших страниц малороссийской словесности, так и самый день его погребения навсегда останется знаменательным в истории украинской письменности и гражданственности. Любимейшая мечта поэта сбылась и громко заявила свое существование. Малороссийское слово приобрело право гражданства, раздавшись впервые в форме ораторской речи над гробом Шевченко. Из девяти напутствований, сказанных над могилою поэта, шесть были произнесены на малороссийском языке. Из остальных трех речей две были произнесены по-русски и одна по-польски, как бы в значение общего горя славян, пришедших отдать последний долг малороссийскому поэту-страдальцу». Читатель должен помнить, что все описанное Лесковым происходило в Петербурге в середине XIX века, отсюда слово «малороссийский», тогда синонимичное слову «украинский» и не имевшее того пренебрежительного оттенка, который оно приобрело позднее.

Лесков очень резко выступал в защиту Шевченко от нападок некоего В. Аскоченского, писавшего свои пасквили в «Домашней беседе»: в каждом веке есть свой Бузина.

Заслуживает непременного упоминания и короткая заметка Лескова «Забыта ли Тарасова могила?» («Новое время», 1882 год, 1 сентября.). Лесков много раз приезжал в Канев и всегда подымался к могиле Шевченко. Его беспокоило, что земля на Чернечей горе начала осыпаться. Он думал о том, как лучше обустроить могилу, объясняя попутно, что земля осыпается не оттого, что могила не обустроена, а оттого, что слишком много людей подымается на Чернечую гору, чтобы поклониться своему поэту. Лесков предложил построить лестницу, ведущую от подножия наверх (что и было впоследствии сделано). Однажды, увидев у могилы Шевченко молодую украинскую женщину редкой красоты и очень печальную, с маленьким ребенком на руках, он сказал: «А вот и Катерина!» Это ли не свидетельство, что поэзия Шевченко не забывалась, что она по-прежнему жила в душе русского писателя.

На этом я хотела закончить свою статью. Если бы не одна цитата, случайно попавшаяся мне на глаза: профессор кафедры русского языка Луганского национального университета имени Тараса Шевченко(!) горько сетует на «изгнание русской литературы... Заполнить брешь нечем: равноценной украинской литературы нет. Это факт неоспоримый. Списки обязательной литературы заполняются второстепенными именами, лишь бы был украинский контекст«(«Радуга», 2009, № 2. — С. 141.).

Хотелось бы задать профессору Л. Синельниковой вопрос: какая литература лучше — французская или английская, немецкая или итальянская? Это касается не только литературы, но и культуры в целом. Можно, скажем, назвать впечатляющий список немецких композиторов, но у них нет... Эдварда Грига: он принадлежит другой стране и нации.

Украинская литература не хуже русской. Как и любой европейской. Она просто другая. Ее нужно знать. Ее стоит понять. Если есть к тому желание, если человек естественным образом отождествляет себя со страной, в которой живет.