Приватизационная привлекательность традиции

Давно отставленный парламентом, а теперь еще и увольняющийся по собственному желанию премьер Ю. Ехануров — хромая утка, как говорят американцы, — широкими мазками обрисовал для своего преемника (преемницы) перспективы развития страны. Среди таковых одно из первых мест занимает «максимально полная приватизация».

Что приватная экономика работает куда как эффективнее государственной — это известно всем и давно. Правда, теоретически: все уже позабыли, откуда им это известно. И только нам (экс-гражданам страны Советов) выпало великое счастье на собственной практике (шкуре) познать истину (как учит марксизм-ленинизм, только практика есть абсолютный критерий истинности всякого знания).

Почему же после 15 лет приватизации в постсоветской Украине нужно все еще напоминать об очевидном и, более того, намечать в качестве перспективы на будущее? Потому что крайне тяжело и крайне скудными каплями выдавливается из постсоветского человека принцип «все кругом колхозное, все кругом мое».

Прижившаяся на украинской почве интернационально-революционная максима «Лишь мы владеть землей имеем право, а паразиты — никогда!» толковалась постсоветскими украинскими чиновниками расширительно: не только земля, но и всякая мало- мальски привлекательная для покупателя госсобственность пряталась под защиту закона (см. постоянно обновляемый Верховной Радой список объектов права государственной собственности). К приватизации определялись объекты, не представлявшие особого интереса для инвестора (немногочисленные лакомые куски общенародного достояния либо меняли статус собственности с общенародной на олигархическую, что случалось в результате разборок «по понятиям», либо, когда разнонаправленные олигархи упорно не хотели понять друг друга, госсобственность оставалась ничейной).

Поэтому лозунг текущего момента таков — поднять инвестиционную привлекательность объектов приватизации. Наконец-то решили продавать объекты вместе с землей, на которой они расположены. Как точно подметил министр В. Пинзеник, приватизированные ранее предприятия «висят» в воздухе: землей под ними по-прежнему лишь «мы» владеть имеем право (не путать с одноименным избирательным блоком!), а «паразиты» пусть обзаводятся крыльями и вместе со своими предприятиями болтаются в подвешенном правовом состоянии. А сколько копий ломается в борьбе за право/запрет продажи сельхозугодий!

Проблема приватизации земли замечательна тем, что точно указывает на субстанцию приватизационной привлекательности вообще. Земля — это неподвижность (недвижимость), неизменность, вечность. Она приносит доход при любой погоде, дает независимость и значимость земельному собственнику. Древний Рим потому стал Вечным, что его легионеры тотчас захватывали плугом то, что ранее было завоевано копьем. «Величие Рима было основано на владычестве граждан над землей и на тесно сомкнутом единстве такого прочно привязанного к земле населения» (Т. Моммзен). «Земля — единственное на свете, что имеет ценность, потому что она — единственное, что вечно! Единственное, ради чего стоит трудиться, за что стоит бороться... и умереть!» — учил беспечную Скарлетт О’Хара ее отец.

...Чешского пивовара как-то спросили: что нужно, чтобы сварить хорошее пиво? Хорошая вода, хороший солод, хорошее оборудование и... триста лет традиции. Вода, солод и оборудование, иными словами, все движимое, изменяемое, производимое проблемы нынче не составляет. Вечное, неизменное, традиционное — вот настоящая проблема. Можно купить суперсовременную газонокосилку и нанять квалифицированного британского газонокосильщика, но традиционный английский газон вы получите не раньше, чем через 300 лет ежедневного покоса.

Нет ничего более ценного, нежели живая добрая традиция. Традиция, как справедливо заметил русский Карамзин, — вообще, душа держав. Вечная и неизменная. Поэтому, по идее, должна быть объектом с максимальной приватизационной привлекательностью.

Приватизацию традиции можно понимать буквально: например, как передачу (пока еще сохранившихся) древних усадеб и замков на условиях сервитута в руки ответственных собственников. Да и приватизация пахотной земли фактически означает приватизирование традиции. Лозунг «Земля — крестьянам!» есть, прежде всего, призыв к сохранению почвенности, духовности (в отличие от «Фабрики — рабочим!» — призыва, который ведет не только к экономическому развалу, но также к космополитизму с бездуховностью). И только потом уже призыв к увеличению намолотов и повышению надоев. Недаром же во всем мире своих крестьян государство экономически поддерживает, а не покупает дешевое за рубежом. Бережет свою душу.

Приватизировать традицию можно посредством приватизации предприятий с давними традициями. Но где их найти? Вот, скажем, у нас в Харькове есть Новобаварский пивзавод, расположенный в районе Новая Бавария и выпускающий одноименное пиво. Завод в дореволюционные времена основал немец, выходец из Баварии. Не случись двух мировых войн, не испытай наша страна ужасов коричневого и красного тоталитаризма, сегодня, наверное, харьковское «Новобаварское» конкурировало бы с «Bavaria». А так традиция умерла. Точнее, убита, и примеров такого убийства души нашей державы предостаточно в украинской истории.

Однако есть в Украине уникальное предприятие, старейшее в своем роде, традиция которого не прерывается вот уже два века. Так же, как и спрос на его продукцию. Предприятие, способное динамично развиваться и приносить немалую прибыль, если из немощных рук государства перейдет в руки сильного приватного собственника. Это — Харьковский университет. Старейший вуз Украины (1805 г.). Колыбель украинского национального Возрождения.

Вообще, непонятно, почему предприятия сферы образования de facto исключены из приватизационных списков. De jure их продажа не запрещена: в имеющем силу закона списке объектов права государственной собственности нет ни одного вуза. Дело это — высшее образование — отнюдь не такое депрессивное, чтобы капитал им не заинтересовался. Так за чем остановка?

Все говорят о реформировании, о необходимости сделать реальным госзаказ на специалистов, о том, чтобы госбюджетные деньги, отпускаемые на бесплатное образование украинцев, «ходили» за учащимся, о возвращении науки в университеты и пр., и пр., но почему-то самый эффективный способ решения всех этих проблем даже не упоминается. Да, у нас есть приватные вузы, но ни один из них не образовался путем приватизации государственного. Все это — «новоделы», и традицией они пока еще похвалиться не могут. Так что же — ждать сотни лет, чтобы эффективность приватного управления соединилась с традицией? Или, может быть, все-таки проще приватизировать наличную традицию?

Современная экономика — экономика знаний. Великобритания зарабатывает на обучении иностранных студентов больше, чем получает Россия от продажи нефти и газа. От приватизации университетских традиций мы можем получить во сто крат больше, чем от продажи «Криворожстали».

Или, по крайней мере, узнаем точно, чего стоит на мировом рынке наше университетское образование...