«Зосталася на місці тільки гнучка лоза»

Окончание. Начало читайте в «День» № 22 от 8 февраля

До сих пор не удалось найти никакой информации, в связи с чем кандидатура Е. Чикаленко была 20 марта 1917 г. провалена на выборах в Центральную Раду. Его избрали в ее состав только на Всеукраинском национальном конгрессе. Он также отстранился от работы в Совете «Товариства українських поступовців», неформальным лидером которого был в дореволюционное время. Возможно, первые встречи на публичных собраниях с М. Грушевским, который вернулся в Киев со ссылки, острый тон и намеки на «буржуазность» Е. Чикаленко убедили его в том, что он должен уступить место деятелям социалистического лагеря.

Он принадлежал к старшему поколению украинских национальных деятелей, которые вследствие своего либерально-демократического мировоззрения скептически относились к массовому увлечению социалистическими и радикальными идеями, и потому отошли на второй план весной 1917 г. Собственно, о Е. Чикаленко и близких ему по духу Л. Житецком, В. Леонтовиче, П. Стебницком, А. Лотоцком и пр. писал в своих воспоминаниях Д. Антонович. Он, в частности, отмечал, что сразу после учредительного собрания Украинской Центральной Рады «Чикаленко і всі інші відпоручники ТУП, почуваючи відразу до демагогії, перестали ходити на її засідання...».

Е. Чикаленко, занимаясь хозяйством в селе, не оставался без информации о становлении власти в Украине. Он регулярно получал письма от В. Винниченко, С. Ефремова и А. Никовского. Возможно, самую ценную информацию он имел от своих сыновей — Левка и Петра, которые работали в аппарате Центральной Рады. Переписка с П. Стебницким, который представлял УЦР в Петрограде, давала ему информацию об отношении Временного правительства к украинскому движению. Судя по переписке Е. Чикаленко, часть украинских деятелей были разочарованы курсом Центральной Рады и не воспринимали непоследовательность и заигрывание с радикально настроенными политическими силами, необдуманность ее решений. Один из близких приятелей Е. Чикаленко — Петр Стебницкий писал, что ему «за київські справи боязно». «...Знизу стихія, яка правда розбурхалася, але без доброго керівництва сама нічого не здобуде, — подчеркивао он. — А зверху організоване представництво трьох політичних напрямків: соціалісти, белетристи та гімназисти. З такою спілкою трудно вести добру політику і зостається покладати надію... на українського Бозю». Не менее критичным был в своих комментариях по поводу тогдашнего украинского провода и А. Никовский, который откровенно насмехался над низкой культурой молодых украинских политиков «Качество наше мале, говорити не вміємо, культура отакесенька. Будемо ще при кориті, не розбитому, правда, але кориті». Очевидно, что они видели в Е. Чикаленко противовес М. Грушевскому, который «тепер помолодшав і йде вкупі з молодшими; так само, як він зробив і в 1905—1907 роках». Но здоровье его весной существенно ухудшилось, он чувствовал, що не имеет «ні сили, ні охоти входити в конфлікти, в суперечки». Кроме того, он считал свое пребывание в Киеве в статусе большого земельного владельца ненужным.

Горячо любя Украину, ее народ, культуру, Е. Чикаленко имел достаточно трезвый взгляд на украинское селянство. Он видел, что крестьянина в революции больше всего интересовало разрешение аграрной проблемы, потому настаивал на теснейшем сочетании национально-государственного строительства с земельным вопросом. Он был уверен, что «Україну треба будувати на середньому землевласнику, що має від 15 до 150 десятин землі, бо це єсть найпевніший, найздоровіший елемент на селі». Надежды Е. Чикаленко были связаны со средним классом как наиболее заинтересованным в социальной стабильности, национальной государственности и самом надежном элементе села.

Как землевладелец и в то же время опытный человек, он не воспринимал закон о социализации земли, который стремилась реализовать в Украине Украинская партия социалистов-революционеров. Зато он считал, что для Украины крайне необходимо было проведение земельной реформы, которая устанавливала бы максимальные нормы землевладения и предусматривала парцелляцию крупных хозяйств через их распродажу. По его мнению, в зависимости от географических условий местности, этот максимум должен был колебаться в пределах 150-250 десятин земли. Такая реформа была выгодной и для государства, и для селян. Стоит отметить, что опыт и осведомленность Е. Чикаленко признавали все, с кем ему приходилось сотрудничать и кто знал его еще со времен дореволюционных. Поэтому неудивительно, что накануне и после гетманского переворота политические деятели разной ориентации — от украинских эсеров до украинских хлеборобов-демократов — обращались к нему с предложением возглавить Министерство земельных дел.

Авторитет Е. Чикаленко как умеренного национального деятеля, а также связи, в частности через зятя О. Скоропис-Йолтуховского с немецким военным командованием, послужили причиной для предложения от оккупационной власти возглавить правительство и навести порядок в Украине. Но Е. Чикаленко не осмелился взять «владу з рук німців», так как это значило «стати проти всіх шарів громадянства і народу». «Я визнаю, що треба це зробити, але у мене для цього замало духу, не хватить сміливості... Я великоземельний власник і аграрну реформу буду робить (по думці всіх) в інтересах свого класу», — писал он. Кроме того, он не чувствовал в себе знатности к публичной работе. В итоге он так определил свой выбор: «...Як прадіди наші казали — «до булави — треба праці й голови», а я свою голову не вважаю до того здатною і ненавиджу боротьбу, а люблю спокій, мир і тишу».

После прихода к власти П. Скоропадского в Украине ширились антиправительственные настроения, подогреваемые пропагандой украинских социалистов и большевиков. Е. Чикаленко был обеспокоен отсутствием консолидации в среде украинской умеренной элиты, которая должна была иметь целеустремленную и проверенную программу. Его чрезвычайно тревожила ее неспособность объединиться вокруг идеи построения национальной государственности в Украине. В неблагоприятных внешнеполитических условиях украинская интеллигенция избрала путь взаимной политической борьбы и не стремилась найти компромисс.

На собраниях он не раз был участником обсуждения вопроса формирования национального правительства при гетмане П. Скоропадском, поскольку кабинет Ф. Лизогуба, по мнению большинства украинской национально-демократической интеллигенции, дискредитировал себя якобы пророссийской политикой. Обсуждался и механизм его смены: постепенное вытеснение пророссийских министров или отставка действующего правительства и замена его украинскими министрами. В последнем варианте Евгений Харлампиевич видел опасность государственного переворота, которая могла повлечь полную потерю национальной государственности. В самом начале гетманства П. Скоропадского он воспринимал его исключительно как пророссийский проект, который якобы реализовывали бывшие «старорежимники», «свідомі вороги української ідеї», «які вславились на Україні своєю обрусительскою, антидемократичною діяльністю» и т. п. Но, несмотря на это, Е. Чикаленко постоянно думает над тем, как использовать сложившуюся ситуацию и специалистов в правительственных учреждениях на пользу Украине. Уже летом Е. Чикаленко убедился, что правительственные чиновники, несмотря на все обвинения их в антиукраинстве, работают на будущее Украины, и даже рассуждает над возможностью вхождения представителей украинских партий в кабинет, который мог бы возглавить И. Кистякивский. Такой вариант, по его мнению, имел бы для Украины большие перспективы. В октябре 1918 г. Е. Чикаленко вновь получил приглашение возглавить правительство, создание которого стало результатом переговоров между Украинским национальным союзом с гетманом П. Скоропадским. Но и в этом случае он не считал для себя возможным стать во главе кабинета.

Е. Чикаленко еще в дореволюционное время не укрывался со своим «германофільством». В своем дневнике и в письмах он пишет о том, что немцы своей организованностью, дисциплинированностью, отношением к труду могут способствовать консолидации и воспитанию украинской нации. Примеры этого он видел в Чехии и Прибалтике. Поэтому вполне положительно воспринял приход в Украину немецких войск в 1918 г. Немцы, по его мнению, могли не только навести порядок в Украине, население которой было растлено социалистическими обещаниями и беспорядком и не воспринимало действий украинской власти.

Несмотря на свое довольно скептическое отношение к личности П. Скоропадского, Е. Чикаленко считал, что падение его режима приведет к потере независимости. Он призывал представителей украинских национально-демократических партий к сотрудничеству с гетманским правительством и его поддержке, что могло бы нейтрализовать негативное влияние пророссийских сил и снять политическое напряжение в Украине. Е. Чикаленко был категорическим противником организации антигетманского восстания и не ожидал позитивных последствий от действий Директории, которые усложнялись внешнеполитическими факторами. После выхода войск Центральных государств из Украины ее территория попадала под угрозу советской оккупации.

С началом 1919 г. начинается эмиграционный период жизни Е. Чикаленко. «Така вже доля наша: налетів ціклон, — писал он в письме В. Липинскому, — розвіяв нас як листочки по всьому світі, навіть повиривав дерева з корінням, до яких причислюю і себе з Вами, бо ми сиділи на землі, здається глибоко запустивши коріння: зосталася на місці тільки гнучка лоза та бур’яни».

Он считал, что украинцы оказались неготовыми к решению своей исторической задачи в 1917 г., а их разобщенность, раздор и неорганизованность имели для Украины фатальные последствия. Но, несмотря на это, по мнению Е. Чикаленко, «не треба марнувати часу, а треба працювати над фундаментом для своєї державности». Больше всего он имел нареканий к украинской интеллигенции, которая «проявила за цей час багато всякого паскудства, анальфабетизму, що свідчить про її політичне дитинство». По его мнению, она еще не имела «ніяких устоїв, навіть моральних». «Я не раз кажу, що аж тоді збудується українська державність, коли повиростають діти отих наших соціялістів, які, будучи міністрами, понакрадали мільйони, і таким робом витворять свою буржуазію, якої у нас досі майже не було», — писал 21 января 1920 г. Евгений Харлампиевич в письме Вячеславу Липинскому.

Львиную долю своего времени в эмиграции Е. Чикаленко посвятил подготовке к печати и публикации своих мемуаров, которые стали настоящей энциклопедией украинского национального возрождения.

Е. Чикаленко всегда отличался точностью высказывания и яркой образностью мышления. Это выразительно прослеживается во многих местах его дневников. Примером может быть приведенное им сравнение хода национального возрождения в Украине с построением колокольни Киево-Печерской лавры. По словам Е. Чикаленко, и деды, и отцы тогдашних украинских общественных деятелей из года в год работали на национальной ниве подобно зодчим монастырской колокольни, чья работа, сделанная днем, «вночі впірнала в землю». Так и национально-осведомительная работа пращуров «впірнала в глибину народних мас... Аж за революції 1917 року ота праця скількох поколінь раптом виявилася на світ, як Києво-Печерська дзвіниця з надр землі».

Сегодня, когда киевляне обсуждают, должна ли в Киеве появиться площадь в честь великого украинского деятеля, издателя и мецената, они должны знать, что кропотливый ежедневный труд Евгения Чикаленко, газета «Рада», которую он издавал; деятельность «Товариства українських поступовців», одним из основателей которого он был, стали настоящей предтечей многотысячного национального движения в Украине, которое в 1917 г. разлилось широким потоком по ее городам и селам.