«...Дальше весны этот парламент не просуществует»

Встреча с крымчанином народным депутатом V, VI, VII созывов Андреем СЕНЧЕНКО произвела на студентов Летней школы журналистики «Дня» сильное впечатление. Сенченко — фигура известная своей принципиальной позицией и знанием украинского политикума не понаслышке. К примеру, напомним, что именно он в Администрации Президента занимался выводом украинских военных и техники из Крыма, когда было принято такое решение, и именно под его руководством парламентская комиссия проводила расследование причин Иловайской трагедии. Сам Сенченко в нынешний состав парламента не попал и, по его словам, об этом не жалеет, ибо не видит в нем эффективности и перспективы. Участники ЛШЖ подняли целый ряд вопросов: аннексия Крыма, пути его возвращения, ситуация в зоне АТО, изменения в Конституции, качество кадровой политики и т. д.

«ЗАЧЕМ БЫЛО ЕЛЬЦИНУ В 90-х ВВЯЗЫВАТЬСЯ В ИСТОРИЮ С ЗАХВАТОМ КРЫМА, КОГДА ОН МОГ ЧЕРЕЗ КУЧМУ «РАСПОРЯЖАТЬСЯ» ВСЕЙ УКРАИНОЙ»

София РУСЬКИХ, Национальный педагогический университет имени М.П. Драгоманова:

— По вашему мнению, можно ли было предотвратить аннексию Крыма, исходя из того, что еще до февраля 2014 года ходили слухи о планах России на полуостров? Известно, что в 1990-х годах Кремль уже предпринимал попытку реализовать «сценарий 2014-го», но тогда он был предотвращен. Почему не получилось сейчас?

Андрей СЕНЧЕНКО: — Желание у сил, которые проводили идею захвата Крыма, в России были всегда. И в начале 90-х, и в 2014-м работали российские спецслужбы, политтехнологи, различного рода агентура. Первая атака «мешковского переворота» была отбита. Другое дело, что на тот момент Борис Ельцин посчитал, что ему проще будет управлять Украиной через Леонида Кучму, на которого он имел влияние, в частности, через газовый кран. Тогда тема украинских долгов за газ была на слуху. Такая была игра. Ельцин играл, как кошка с мышкой, с Украиной, или, по крайней мере, ему так казалось. Зачем было Ельцину ввязываться в историю с тем, чтобы забирать Крым из состава Украины, когда он мог через Кучму «распоряжаться» всей страной.

То, что произошло сейчас — не могу сказать, что это спонтанно. Определенная почва для аннексии внутри самого Крыма создавалась годами. С одной стороны, в результате действий российских спецслужб и провокаторов — таких, как Затулин и Жириновский, которые регулярно, приезжая в Крым, объявляли Севастополь российским городом, а Крым — российским регионом. С другой стороны, в результате бездействия и преступных решений украинской власти. К сожалению, с середины 90-х гг. отношение центральной власти Украины к Крыму было «хищническое» — старались отхватить себе кусок земли. Соответственно, в Крыму вырастили специфический тип чиновников, которые и руководили автономией, особенно южным побережьем. Этот тип чиновников я называю «обслуживающим персоналом», который был готов за крошки со стола хозяев исполнить любые фокусы, даже абсолютно незаконные. Фокусы-то исполнялись, а вот люди жили хуже и хуже. И это притом, что регион имеет огромный потенциал.

Другое дело, что в Крыму также всегда был специфический оттенок — в связи с определенной островной психологией: «Мы особенные», «мы вот такие»...

Режим Виктора Януковича был совершенно не настроен что-то менять в Крыму. Их все устраивало. Более того, бывшие правоохранительные структуры, такие, как СБУ, ГПУ, МВС были заточены на другую задачу — не на защиту конституционного строя и территориальной целостности, а на обеспечение безопасности «хозяев страны», какими они себя считали, от гнева народа. Соответственно, менялся состав, допустим, управления СБУ в Крыму — это в основном были донецкие выходцы, которые опекали незаконные приватизационные процессы в интересах этих «хозяев жизни».

Теперь возникает вопрос — можно ли было избежать аннексии Крыма после победы Майдана? Как человек, для которого потеря Крыма — это личная трагедия, могу сказать, что можно было предпринять целый ряд шагов, которые может быть могли бы на что-то повлиять. Во-первых, не было гарантий, что благодаря этим действиям мы могли удержать Крым. Во-вторых, часть этих действий (например, начать стрелять) могла бы дать Владимиру Путину оправдание для вторжения в Киев. Мы знаем, что такой сценарий в окружении Путина рассматривался. Воспользовался бы он им или нет — сложно сказать. Что могла тогда сделать власть в Киеве? К примеру, были предложения затопить паром в Керченском проливе. Это могло сбить темп противника, хотя у них была масса других возможностей реализовать свои планы (высадить десантников...).

Но одну возможность украинская власть точно не использовала, и в этом виновны абсолютно конкретные лица. Это возможность состояла в оперативной смене власти в Крыму. По Конституции полуострова, высшим должностным лицом является спикер парламента, но по факту наиболее влиятельный политик — это премьер-министр Крыма. Мы смогли собрать семьдесят шесть голосов, а там всего сто депутатов, за смену премьер-министра Анатолия Могилева (он сам был не против). Но, когда я этот вопрос поставил перед Турчиновым, он сказал: «Да, это нужно сделать, но сначала необходимо сформировать власть в Киеве, поскольку еще нет ни правительства Украины, ни коалиционного соглашения». Власть в Крыму тогда стояла на втором месте.

Тем не менее, Турчинов все равно предложил провести консультации с руководителями парламентских фракций, которые намерены были входить в коалицию. Пригласили Олега Тягнибока, он говорит: «Я готов на любой вариант, так как надо спасать Крым». Я участвовал в этих консультациях. Далее в кабинет Турчинова приглашают Виталия Кличко, а он говорит: «Я категорически возражаю». Мы: «Ну, как, надо же срочно принимать решение». Он: «Пока не поделим шахматку до районной администрации, я против». Три дня его уговаривали — ни в какую. А это единственное, что могло серьезно изменить ситуацию, удержав крымский парламент от фейкового референдума. Это не значит, что путинские спецслужбы не нашли бы какой-то ответ, но это уже была бы другая история.

Иван КАПСАМУН: — Неужели без договоренностей в Киеве, а по сути «дележки пирога», нельзя было действовать? Тем более, когда речь шла о территориальной целостности.

А. С.: — Это норма Конституции. Дело в том, что нужно письменное согласие Президента на смену премьер-министра Крыма. Это письменное согласие подается в парламент автономии, и тогда принимается решение. Даже если бы мы провели голосование в крымском парламенте без письменного согласия Президента, оно было бы неконституционно. А на тот момент очень важно было все-таки войти в конституционное русло. Но, самое главное, что Кличко в последний день — 25-го февраля, когда была последняя попытка его «придавить», сказал: «Если вы будете так нажимать или без меня решите вопрос, то я не подпишу коалиционное соглашение». А теперь представьте себе, что не появилось бы правительство страны. Нет Президента, а есть только парламент сложного состава — какова бы была судьба Украины?

«ОККУПАНТЫ В КРЫМУ ДОЛЖНЫ ЖИТЬ В КОШМАРЕ...»

Наталья ШИМКИВ, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— Как вы относитесь к транспортно-товарной блокаде крымского полуострова? Какие последствия могут быть? Как вы вообще оцениваете борьбу Украины за Крым?

А. С.: — Если мы с вами возьмем листок чистой бумаги, разделим его пополам и попробуем с одной стороны написать меры по интеграции Крыма в РФ, а с другой — меры по реинтеграции Крыма в Украину, то вторая половина страницы будет пустой. К сожалению, ничего не делается. Я честно скажу, что превысил свои должностные полномочия, когда в качестве заместителя главы АП перекрыл поставку воды по Северокрымскому каналу на полуостров после его оккупации Россией. И считаю, что сделал правильно. Конечно, меня тогда всячески пытались критиковать, даже некоторые лидеры меджлиса. Но сегодня те же люди мне говорят: «Ты был прав!».

Что еще надо было сделать? Безусловно, товарная блокада. И все эти крики: «Как, там же наши граждане будут вымирать!», — вранье. Крым — не остров, есть масса возможностей, которые эксплуатируют оккупационные власти, в том числе, Керченский пролив. Да, номенклатура товаров стала иной. Да, цены повысились. Но жизнь на оккупированной территории Украины не может быть лучше, чем на ее свободной части. Сегодня, например, мало кто знает, что у нас продолжаются железнодорожные поставки сырья на заводы Фирташа в Армянске и Красноперекопске, а оттуда таким же образом вывозится продукция и через наши порты поставляют на экспорт. При этом Фирташ зарегистрировал фейковое предприятие на континентальной части Украины, которое и ведет эти операции. А где реакция властей?

Другое дело, что взять и вырубить рубильник электричества было бы неправильно, так как по CNN сразу же покажут картинки с умершими роженицами или что-то подобное. Хотя, хочу вам сказать, что российские военные натащили туда альтернативные источники электроэнергии — огромное количество газотурбинных установок. Но все равно, отключение электроэнергии для оккупационных властей стало бы огромной проблемой. Они должны жить в состояние постоянного кошмара — как обеспечивать полуостров. Этим украинская власть абсолютно не занимается.

Другая сторона вопроса — как быть с гражданами? Вот тут как раз у нас принимаются абсурдные решения — пассажирская транспортная блокада. Зачем? Поезда «Киев—Симферополь», «Херсон—Симферополь» должны ходить, потому что нам очень важно, чтобы дети, которые оканчивают школу в оккупированном Крыму, имели возможность продолжить учебу здесь на континенте, чтобы они ездили в Крым к родителям, бабушкам-дедушкам и меняли их советское мышление. Родители заняты выживанием, а их дети как раз несут информацию о том, что на самом деле происходит. Нам очень важны эти семейные связи.

Что еще должна сделать власть? Она должна тем, кто вынужденно выехал из Крыма, четко закрепить их права. У нас уже полтора миллиона вынужденных переселенцев из Донбасса и Крыма — люди мечутся по стране в абсолютно неопределенном и озлобленном состоянии. Так вот, в первую очередь должен быть четко определен правовой статус, дальше — это содействие в получении временного жилья и рабочего места.

Теперь что нам делать в отношении тех граждан, которые живут в Крыму? Есть Женевская конвенция 1949 года, которая определяет статус оккупированных территорий и обязанности оккупационных властей. Мы должны жесточайшим образом контролировать действия оккупационной власти на предмет соблюдения требований Женевской конвенции и реагировать на каждое нарушение. Например, должна быть специальная структура УВД Крыма, чтобы люди, которые попали в соответствующие обстоятельства, могли написать заявление, и по нему велось расследование. И так далее.

«МИНСКИЙ ФОРМАТ И СОГЛАШЕНИЕ — ЭТО БОЛЬШАЯ ОШИБКА. ЧЕМ БЫСТРЕЕ СТРАНА ВЫЙДЕТ ИЗ ЭТОЙ ЛОВУШКИ, ТЕМ ЛУЧШЕ»

Ирина СТЕЛЬМАХ, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— Как вы думаете, чем обусловлен выбор Минского формата в переговорах с Россией? Какой формат нужно выбрать и почему?

А. С.: — За столом в Минске мы точно не сможем вернуть Крым. Данный формат и соответствующе соглашение — это большая ошибка. Чем быстрее страна выйдет из этой ловушки, тем лучше. На самом деле Минский формат был нужен Путину для того, чтобы выйти из положения ответственного за преступления в Украине. При молчаливом согласии Ангелы Меркель и Франсуа Олланда он представил себя некой миротворческой стороной.

Конечно, мы понимаем, что в любом случае война заканчивается за столом переговоров. Капитулировать мы точно не собираемся, как и не собираемся проходить маршем по Красной площади. Следовательно, нам нужны переговоры с адекватным представительством от Украины. Также на переговорах должны присутствовать не только россияне, но и все гаранты Будапештского меморандума — у нас есть моральное и правовое основания требовать их присутствия.

Что нужно, чтобы Россия села за этот стол переговоров? Есть один единственный способ — Путин будет разговаривать только тогда, когда экономика России окажется на грани разрушения. А для этого должны усиливаться санкции. Есть также дополнительные факторы, которые играют в нашу пользу — например цены на нефть. Что еще может побудить Путина вернуть Крым и уйти с Донбасса? Ситуация в самой России — для Путина важно сохранения лица, рейтингов, перспективы. Утрата власти для Путина, как и для Януковича, влечет за собой тяжелейшие последствия. Просто выйти на пенсию, он уже не может, ему нужно по гроб жизни удерживать эту власть. Поэтому он будет идти на переговоры.

Так что Крым можно вернуть, но для этого нужно действовать системно. Вернуть его можно в достаточно короткий срок, а не так, как рассказывает Арсений Яценюк о перспективе для наших внуков. Просто проблема премьера и Президента в том, что они мечтали править в мирной стране. Они даже готовы «отрезать проблему» и править на остальной части Украины. И мы — граждане, с этим пока реально соглашаемся. Нам нужны политики абсолютно другого уровня.

Виктория ПРЫМАК, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— По вашему мнению, насколько эффективно Украина борется в международных судах за компенсацию в связи с преступлениями в отношении ее территории и граждан?

А. С.: — Самое главная проблема — отсутствие концепции действий. Есть много красивых слов, но за ними нет реальных шагов. Берутся какие-то цифры с потолка, например, по нанесенному ущербу, а где доказательная база? Конечно, Россия как агрессор должна платить, тут сомнений нет, но к судам нужно профессионально готовиться. Ведь есть несколько уровней: ущерб нанесенный государству Украина, ущерб государственным компаниям... Вот, например, государственная акционерная компания «Черноморнефтегаз», отобранная у Украины, которая, в том числе, эксплуатирует печально известные «вышки Бойка» в интересах Российской Федерации. Все должно быть адекватно посчитано, мотивировано и соответствующим образом предъявлено.

Теперь берем следующий слой — пострадавший бизнес. Олигархи имеют средства для того, чтобы судится, но возникает вопрос — а как быть с тысячами предпринимателей, живущих по всей стране, где они возьмут деньги на западных адвокатов? И основной вопрос — как быть с пострадавшими гражданами?

Также речь идет о юридическом фонде, то есть четырех основных видах ущербов, которые дальше уже делятся на подвиды. Первое — самое тяжкое, когда погиб человек — военный или гражданский, и у него осталась семья. Второе — это раненые и покалеченные, то есть ущерб здоровью. Третье — это имущественный ущерб, нанесенный гражданам в результате российской вооруженной агрессии. Четвертое — моральный ущерб. Я сам являюсь «живым примером» — вынужденный переселенец из Крыма, у которого, как говорят оккупанты, национализировали практически все имущество. Например, в моем бывшем офисе в Симферополе теперь находится одно из подразделений ФСБ по Крыму и Севастополю.

Конечно, государство должно заниматься проблемами своих граждан, но если оно это не делает, есть мировая практика. Граждане сами могут судиться с государством-агрессором. Почему я считаю, что очень важно распространить данную практику. Помимо того, что агрессор должен заплатить, а люди должны получить какую-то компенсацию от ущерба, параллельно данный процесс будет менять сознание и отношение граждан к государству-агрессору.

«ЕСЛИ ЧЕСТНО — ФЛОТА У НАС ПОКА НЕТ. В ЭТОЙ СФЕРЕ НАДО ПЛОТНО РАБОТАТЬ С ЕВРОПЕЙЦАМИ»

Наталья БЕЗВОЗЮК, Одесский национальный университет имени И.И. Мечникова:

— После аннексии Крыма Украина частично вывела свой флот с полуострова. Почему не удалось вывести все корабли? Почему сейчас не решается вопрос их возвращения? И как вы оцениваете сегодняшнее состояние Военно-морских сил Украины?

А. С.: — 11 марта 2014-го я пришел в Администрацию Президента по просьбе Турчинова. Передо мной стояли три задачи. Первая — нужно было вытаскивать с подвалов и тюрем наших активистов, которых российские спецслужбы и банды Аксенова захватили и пытали. Вторая — вывод семей военных. Третья — вывод техники. К сожалению, решение о том, чтобы корабли ушли с бухты, было принято с опозданием. Вот пограничники как раз это сделали вовремя — все, что было на ходу, они вывезли. Поэтому морские части погранвойска практически не утратили свой боевой состав.

С флотом ситуация сложилась намного хуже. Во-первых, скажем так, добрая половина ВМС не была на ходу. Тогда возникает вопрос — почему не вышла вторая половина? Я напомню, что во время Евромайдана Янукович назначил начальником Генерального штаба адмирала Ильина, который оказался предателем. Как известно, военные люди действуют по приказу, а Ильин приказа на вывод флота естественно не давал. Избавиться же от самого Ильина было непросто. Для начала, у нас должен был появиться Президент. И все эти процессы занимали время, а это означало, что мы теряем темп. Каждый день российские военные предпринимали какие-то действия, например, выгоняли БТРы на взлетные полосы, чтобы с Бельбека не могли взлететь наши самолеты, загораживали выход из бухт Севастополя и т. д.

Что было потом? Начались сложные консультации с Российской Федерацией на тему вывода наших военных с полуострова. Но я вам честно скажу, как мог на своем уровне до последнего сопротивлялся данному решению. Это было 23 марта, у меня тогда состоялся разговор с Турчиновым. Он говорит: «Все, подписываю решение». Я еще как-то пытался возразить, но он продолжил: «Ты пойми, если мы сейчас это решение не примем, то у нас там армия вся растворится». Поэтому, когда сейчас задним числом говорят: «Ну, мы там..., нам бы только приказ». Знаете, на самом деле, героев было немного... Следовательно, было принято решение выводить военных. В общей сложности, до 16 июня прошлого года мы выводили оттуда наше вооружение — удалось вывести 3502 единицы техники и вооружения. По рыночным ценам это примерно на миллиард долларов.

Иван КАПСАМУН: — Что сегодня представляет собой ВМС в Одессе? Что удалось забрать из Крыма?

А. С.: — «Гетьман Сагайдачный» тогда находился в Средиземном море, поэтому данный корабль нам удалось сохранить. В основном забрали вспомогательный флот — часть противодиверсионных кораблей, судна размагничивания. Они тоже важны. Но основные боевые единицы — корветы, судно управления остались там. Поэтому, если честно — флота у нас пока нет. Рассказы, что мы там что-то возвратим, не имеют смысла. На самом деле надо плотно работать с европейцами. Например, в свое время Германия передавала Грузии два эсминца. Естественно, необходимо развивать собственное кораблестроение. База у нас есть.

«НЕВВЕДЕНИЕ ВОЕННОГО ПОЛОЖЕНИЯ — ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ»

Алина ВАВРЫНЮК, Черновицкий национальный университет имени Юрия Федьковича:

— Как вы оцениваете ситуацию в зоне АТО? Не считаете ли вы, что вовремя введенное военное положение было бы эффективнее?

А. С.: — Введение военного положения — это не вопрос «хочу — не хочу». Есть статья закона, в которой четко расписаны признаки агрессии по отношению к государству. У нас на лицо пять из шести признаков российской агрессии, а военное положение не введено. Хотя повод существует даже при наличии одного признака. То, что военное положение не было введено до выборов президента, это было нарушением законов Украины. Все ждали полноценно избранного президента, поэтому осознанно пошли на нарушение закона. Даже были подготовлены проекты указов о введении военного положения. В двух вариантах. Первый — это территория Донецкой и Луганской областей. Второй — территория Донецкой и Луганской областей, плюс по периметру примыкающие районы соседних областей — Харьковской, Днепропетровской, Запорожской. Проекты были готовы перед выборами президента, в ожидании того, что появится легитимный президент и выполнит это требование закона. Но решения так и не последовало. А это уже преступление.

К чему приводит ситуация с АТО? Она фактически создает реальность, что у нас война на общественных началах. Потому что числятся одни, командуют другие, а ответственность на тех, кто гибнет. Яркий пример данной ситуации — отсутствие точки в расследовании гибели наших десантников и экипажа на Ил-76 под Луганском. Не хотят расследовать до конца Иловайскую трагедию, задушили все разговоры по поводу Дебальцево, Бахмутки и т. д.

Для меня не существует альтернативы. Я считаю, что и тогда, и сегодня необходимо вводить военное положение. Более того, на мой взгляд, это связанно с темой будущих местных выборов. В такой обстановке категорически нельзя проводить выборы на оккупированной территории. Это нонсенс. Представьте себе, что нацистская Германия оккупировала территорию Украины, и тут проходят выборы. Я не вижу разницы.

«РАССЛЕДОВАНИЮ ПО ИЛОВАЙСКОЙ ТРАГЕДИИ ПРЕПЯТСТВОВАЛИ И ПРЕПЯТСТВУЮТ»

Мария ГЕНЫК, Одесский национальный университет имени И. И. Мечникова:

— По-вашему мнению, что нужно сделать, чтобы Иловайская и другие трагедии расследовались, чтобы виновные были привлечены к ответственности?

А. С: — Парламентская комиссия по расследованию Иловайской трагедии была сформирована Верховной Радой 4 сентября прошлого года. Уже 5 сентября в два часа ночи я выехал как председатель данной комиссии в зону АТО, где общался с теми военными, которые выходили из Иловайска. Далее мы подготовили большие вопросники для Минобороны, Генерального штаба, пограничников, МВД, СБУ, штаба АТО, Национальной гвардии, то есть для всех ведомств, которые так или иначе были к этому причастны. По закону органы власти обязаны дать ответ в течение 10 дней. Например, пограничники прислали ответы, которые на 99% удовлетворяли наши вопросы. МВД и Нацгвардия приблизительно тоже уложились в строки и где-то на 70% ответили на наши вопросы.

От Минобороны с нарушением сроков — на 12-й день, мы получили отписку из одного абзаца. Аналогичную отписку под копирку мы получили и от Генштаба, где было написано о том, что должностные лица, которые владеют информацией, находятся в зоне боевых действий, поэтому мы просим дополнительный срок. На 22-й или 23-й день мы таки получили ответы из Минобороны и Генштаба — также под копирку выполненные документы, которые были полностью засекречены. А это означает, что ни на одну строчку я не мог сослаться в нашем отчете. Мало того, что они засекретили документы, так они еще фактически дали ответы на свои, а не наши вопросы. Когда затем мы ставили Гелетею и Муженко вопросы — зачем вы засекретили даже список награжденных, они обосновывали свой шаг тем, что этих людей могут преследовать. Так я им говорю: «Зайдите на сайт Президента, он же их своим указом награждает». На это, конечно, у них не было ответа. На самом деле, это попытка уйти от ответственности.

Когда вы прочитаете промежуточный документ нашей комиссии, который мы в результате подготовили, думаю, вы получите ответы на многие свои вопросы. Конечно, остались белые пятна. Мы и указали в своем отчете, что не смогли расследовать все до конца, так как нам оказывали противодействие Минобороны и Генеральный штаб. Тем не менее, мы расследовали Иловайскую трагедию на всех ее этапах. Это ведь не только то, что произошло во время прорыва из Иловайского котла. Эта трагедия начиналась с ошибочных действий наших военных в секторе «Д». Тогда придерживались такой концепции, что нужно нашими войсками занять всю приграничную полосу. Но, во-первых, не рассчитали силы, а во-вторых, не ожидали, что Путин перейдет очередную черту, когда они начали с российской территории «Градами» обстреливать нашу землю.

Задача военачальников — своевременно принимать адекватные решения. Но в данном случае этого не было. Я разговаривал с командиром одной из бригад. Он говорит: «Поймите правильно, когда мы наступаем или просто воюем, и при этом гибнут люди, меня все равно понимают. Но когда мы стоим, и я не имею права отдать приказ, чтобы отвести людей из зоны обстрела, потому что у меня нет таких полномочий. Кода просто без боя гибнут люди. Когда я даже не могу дать разрешение — стрелять в ответ, у ребят сдают нервы. В таких условиях, я понимаю, что в любой момент могу получить пулю в спину. Они меня начинают ненавидеть». Между прочим, все это результат Минских соглашений. Людей фактически доводили до исступления. Это продолжалось целый месяц. Когда же происходили ротации, тех, кого забирали, надо было уже вести в сумасшедший дом, а не на реабилитацию. А главное, следующих завозили на то же место и снова ставили под обстрел.

Через сектор «Д» 23 августа началось массовое окружение Иловайска. А теперь главный вопрос — для чего нам вообще было занимать Иловайск? Первоначальная концепция состояла в том, что это часть операции по окружению Донецка. Была задача — создать два полукольца, чтобы отрезать снабжение российских и сепаратистских войск, которые находились в Донецке. Для этого нужно было перерезать трасу Торез—Донецк. Но, опять же, не рассчитали силы. Начали двигаться двумя полукольцами, одно из которых уперлось в Иловайск. По большому счету, его можно было обойти и оставить сбоку, но почему-то было принято решение идти через Иловайск. Зашли. Хотя, когда заходили в город, почему-то делали это не регулярные части Вооруженных сил, которые остались на блокпостах вокруг Иловайска, а добровольческие батальоны, вооруженные легким вооружением. Вот вам следующий вопрос — почему?

Говорят, данные разведки показали, что там ничего особенного, только лишь местные какие-то бандиты и никаких укреплений. Но существовала альтернативная разведка от бойцов добровольческих батальонов, которые утверждали, что еще в мае были залиты бетонные укрепления и на позициях с той стороны стояли танковые орудия. То есть, там была серьезная линия обороны. Кроме всего, когда Генеральный штаб планировал наступление на Иловайск, они не обратили внимания, что город фактически разрезан то ли 18-ю, то ли 20-ю железнодорожными линиями. А это очень серьезная преграда. Там наступать должны были танки, а не добровольцы с легким вооружением. В итоге, когда две четверти города зачистили, уперлись — все, наступило равновесие. Сил нет наступать, команды нет отступать. Это продолжалось — день, два, но нужно было принимать решение, а у нас как всегда с решениями проблемы, потому что АТО и коллективная безответственность. Если в военном отношении на тот момент для нас важен Иловайск, значить, надо было добавлять резерв и брать город. Если он сейчас не столь важен для нас, а тем более, нет резервов, значит надо принимать решение и выходить из Иловайска. Ни того, ни другого не было.

24 августа началось окружения Иловайска. Опять были доклады, требования: «Примите решение, что нам делать?». В ответ слышали: «Ждите решения!». И 24-го, и 25-го еще можно было выйти, даже 26-го выскочил автобус с раненными. Плотного кольца еще не было. Все это время команды на выход никто не давал. Военным нужен приказ, они не могут самовольно покинуть позиции, иначе пойдут под трибунал. А им говорят: «Ждите подмоги». Дождались. Кольцо полностью замкнули. Военные из окружения опять запрашивают — что делать, может прорываться? «Нет, ждите подмоги, мы уже направили силы на деблокирование», — отвечают в Генштабе. В результате, Иловайск был окружен силами 4-х батальонных тактических групп регулярных войск Российской Федерации. Плюс, там было где-то 500 бандитов, которые также участвовали в окружении: казаки, уголовники и т.д.

Сначала Генштаб направил в сектор «Д» на деблокировку одну ротную тактическую группу 51-й бригады, то есть, по сути дела, людей отправили на смерть. Их разнесли в клочья. После этого Генштаб собирают еще одну сводную ротную тактическую группу в Чугуеве Харьковской области. Это кадрированная воинская часть, в которой 20 лет танки не заводились. Их грузят на платформы, везут в Донецкую область, где разгружают в 80-100 км от Иловайска, потому что дальше железная дорога была уже не пригодна. Затем они должны были маршем идти до Иловайска. Вообще-то, марш для военной колоны в 100 км — это сложная военная операция. Половина техники там и осталась, потому что когда ее разгрузили, дальше она не поехала. И вот таким составом и оставшейся техникой они, прямо с марша, попадают под обстрел «Градов». Мы так и не смогли добиться от Генштаба ответа — сколько было личного состава в этой тактической группе? Командир — погиб, начальник штаба — погиб. По нашим данным осталось 37 живых. Сколько их было в сводной роте (от 130 до 250 человек), до сих пор неизвестно.

Когда мы расследовали эту трагедию, нам удалось «вытащить» на заседании комиссии Муженко с Гелетеем. Так они там устроили истерику. Единственное что нас спасало — мы сразу сказали: «Секретного расследования не будет, потому что мы представляем парламент, а это орган, который занимается публичной политикой. Тем более, общество требует ответа». Но, как я уже говорил, всю информацию они засекретили. Я даже был вынужден дважды обращаться к Президенту как к Верховному Главнокомандующему, которому непосредственно подчиняются и министр обороны, и начальник Генштаба. Но опять-таки получил отписку с подписью Бориса Ложкина примерно такого содержания — мол, ваше обращение направлено на рассмотрение Гелетею и Муженко. Одним словом, этому расследованию препятствовали и препятствуют.

Почему отчет назывался промежуточным? Потому что обычно следственная комиссия работает 3—6 месяцев в зависимости от сложности вопроса, затем докладывает отчет парламенту. Но, так как полномочия данного созыва Верховной Рады заканчивались, мы вынуждены были дать хоть какие-то результаты. Я подошел к Турчинову и говорю: «Давайте мы в сессионном зале все озвучим». А он говорит: «Знаешь, такая сложная повестка, через неделю уже новые выборы, наверное, сейчас уже не получится». Я понимал, что этот вопрос замнут, поэтому мы решили провести обнародование.

«ПРЕЗИДЕНТ ПОД ВИДОМ ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИИ ЗАПУСКАЕТ ПРОЦЕСС ПО МОНОПОЛИЗАЦИИ ВЛАСТИ»

Марта ФРАНЧУК, Национальный университет «Киево-Могилянская академия»:

— Как вы оцениваете поданные Президентом изменения в Конституцию?

А. С.: — На самом деле, Президент под видом децентрализации запускает процесс по монополизации власти, приписывая себе очень серьезные и несвойственные главе государства полномочия: распускать местные органы власти, приостанавливать их решения, увольнять префектов. По сути дела, это ручное управление органами местного самоуправления по всей стране. Я предполагаю, что в значительной степени эта часть полномочий, за которые борется Президент, связаны с будущими выборами на Донбассе и теми обещаниями, которые он надавал в Минске. Но нам не нужны такие эксперименты со страной. Как известно, анонсируется три блока изменений в Конституцию: децентрализация, судебная реформа и все что касается гражданских прав. На самом деле судебная реформа и гражданские права не в приоритетах сегодня на Банковой, для них главное — перераспределение властных полномочий.

— Анна ШЕРЕМЕТ: — Как вы оцените нынешний парламент? Готов ли он сказать свое слово в данном вопросе?

А. С: — Недавно я беседовал с одним сотрудником Верховной Рады, который работает в парламенте с первого созыва и по сей день. Так вот он мне рассказал, что такого паршивого состава не было никогда за все годы независимости. Во-первых, процент «политических амеб», у которых отсутствуют мозги, существенно возрос. Во-вторых, количество амбициозных идиотов, которых всегда было много, также существенно увеличилось. То есть, процент адекватно мыслящих людей в парламенте становится все меньше и меньше. Казалось бы, пришли люди, которые считались независимыми, стояли на Майдане, активно проявляли себя, но власть их изменила — часть из них оказались не теми, за кого себя выдают, часть соблазнилась материальными благами, а часть поддалась давлению власти. Поэтому на что они способны — сложно сказать.

Понимаете, тут весь ответ — на что готов народ. На мой взгляд, сейчас риторика власти такова — война, значит, все должны быть вместе. И часть общества думает точно также. На самом деле, это неправда. Надо заниматься селекцией в политическом классе. Особенно с такой властью, которая за спиной народа занимается своими «черными делами».

«У НАС НА ПАТОЛОГИЧЕСКОМ УРОВНЕ СУЩЕСТВУЕТ НЕЖЕЛАНИЕ ДЕЛИТЬСЯ ВЛАСТЬЮ С ДРУГИМИ ПОЛИТИЧЕСКИМИ СИЛАМИ»

Марьяна ЧОРНИЕВИЧ, Национальный университет «Львовская политехника»:

— Как вы прокомментируете назначение иностранцев на руководящие должности в Украине? Почему у нас так легко и быстро раздается гражданство?

А. С: — То, что происходит с гражданством сегодня, ничем не отличается от того, что делал Янукович. Вспомним, когда он аналогичным образом выдавал гражданство Саламатину, который сначала стал народным депутатом, а затем был назначен министром обороны. Именно благодаря Саламатину в Министерство обороны ввели массу российских агентов. Сегодня аналогичным образом нарушается закон и раздается украинское гражданство.

Я согласен, что надо приглашать иностранных экспертов. Более того, я бы поддержал, если Украина пригласила бы на должность главы Национального банка кого-то из известных банкиров, например, из руководства Федеральной резервной системы США. Так делали Израиль, Великобритания. Данная должность не имеет отношения к государственной службе. Более того, там отсутствует конфликт интересов с точки зрения оплаты труда, потому что Национальный банк может заключить контракт и платить столько, сколько стоит данный специалист.

Когда же речь идет о политиках, то они должны жить в Украине, иметь корни, чтобы понимать, как думает и как живет украинское общество. Они несут политическую ответственность перед народом. Почему у нас вообще появились иностранные наемники? Все очень просто: от нереализуемой концепции, что все должны быть из «Рошена» и «Богдана», в крайнем случае — из компании Гонтаревой. У нас на патологическом уровне существует нежелание делиться властью с другими политическими силами.

Все это заворачивают в яркую обложку и говорится — они закончили гарварды, оксфорды... Что за дискриминация нашей системы образования? Получается, что каждый, кто закончил Гарвард или Оксфорд, — умный, а каждый, кто закончил украинский ВУЗ, — дурак? Или, каждый, кто имеет иностранный паспорт, — честный, а каждый, кто имеет украинский, — вор? Кстати, если оценить качество работы наемников, то визуально более-менее выглядит только Яресько.

«ГОТОВИТСЯ КОМБИНАЦИЯ ПО РАЗДЕЛУ ВЛАСТИ НА СВОБОДНЫХ ТЕРРИТОРИЯХ ДОНБАССА МЕЖДУ ОППОБЛОКОМ И БПП»

Елена ЛИТВИНОВА, Львовский национальный университет имени Ивана Франко:

— Мы видим, что с оппозицией в стране сегодня проблема. Какая может быть сейчас альтернатива нынешней власти?

А. С: — Если говорить о парламенте, то ситуация сложная. Конечно, Оппоблок — это не оппозиция. По моей информации, вообще готовиться комбинация по разделу власти на свободных территориях Донбасса между Оппоблоком и БПП. Я имею в виду на местных выборах.

Теперь по поводу коалиции. По моему мнению, она существует только на бумаге, по факту ее уже нет. Дальше весны данный парламент не просуществует. И ничего страшного в этом нет. Главное еще раз не избрать тех же самых.

Оксана ГРУБА, Львовский национальный университет имени Ивана Франка:

— Украина уже пережила два Майдана, но ситуация в стране остается сложной. Коренных реформ нет. Скажите, можно ли избежать третьего Майдана? Какие другие пути существуют для нашей страны?

А. С: — Будущее нашей страны зависит в первую очередь от нас с вами — от избирателей, а не от тех, кто временно находится в каких-то креслах. У нас есть право не только один раз в несколько лет прийти и проголосовать, у нас есть право — контролировать власть и требовать от нее изменений. Я считаю, что на сегодня уже очевидно — смена власти не за горами. Другой вопрос — в какой момент и в какой форме? Для общества должно быть очень важно, чтобы все происходило в соответствии с Конституцией и законами. Нам очень важно удержатся в фарватере выборов. Почему? Потому что во время войны Майдан очень легко превращается если не в военный переворот, то в видимость военного переворота. Для Путина это может быть основанием для серьезных агрессивных действий. Поэтому мы должны сделать все для того, чтобы страна удержалась в мирном русле развития событий, но не увязла в сегодняшней трясине. Нужна золотая середина.