«Аргентинский вариант» у нас уже не получится

Оказалось, что в Украине уже пытались предпринимать нечто подобное «аргентинскому варианту», но пока что из этого ничего не получилось. Впрочем, эта экономическая схема может быть таки применена, если правительство рассчитывает на гиперинфляцию.

Все страны, согласившиеся ввести у себя модель валютного управления (являющуюся ключевым элементом и аргентинской экономики) исходили из необходимости обуздать инфляцию, полагаясь лишь на внутренние резервы. Именно поэтому вместе с изменениями валютного режима должна реализоваться осмысленная экономическая политика, направленная не на ожидание капризных иностранных инвесторов, а на формирование системы внутренних сбережений граждан и предприятий, деньги которых одни только и могут стать действенным стимулом для экономического подъема. Более того, само общество должно быть готово и к массовым банкротствам, и к безработице, и к урезанию социальной сферы. Обычно такая готовность созревает только после нескольких изматывающих лет жизни в условиях гиперинфляции.

Основные принципы currency board (валютного комитета) достаточно просты. Курс национальной валюты привязывается к курсу одной из твердых валют мира. Объем денежной эмиссии ограничен и связан с золотовалютным резервом Национального банка. Все это решает очень важную, но не единственную задачу страны — делает национальную валюту настоящими деньгами, которым доверяют как внутри страны, так и за рубежом. Как известно, система валютного контроля помогла укрепить экономику Аргентины. Использовав currency board, Эстония стала первой и пока единственной из постсоветских стран, получившей приглашение и уже начавшей переговоры о вступлении в ЕС. Для справки, доля экспорта в процентах к ВВП у стран currency board: Аргентина — 9%, Болгария — 49%, Литва — 58%, Эстония — 75%, Гонконг — 147%.

Впрочем, Лев Голуб, доктор экономических наук, профессор из Эстонии, предостерегает от слишком эйфорического отношения к успехам его страны. Достижения дались ей слишком дорогой ценой. Летом 1992 года Эстония ввела свою собственную валюту, эстонскую крону (ЕЕК), установив ее соотношение с немецкой маркой как восемь к одному. Это соотношение остается неизменным и сегодня, однако покупательная способность кроны внутри Эстонии уменьшилась минимум в пять раз. Особенно сильно выросли цены в сфере услуг. Так, при введении кроны цена билета на общественный транспорт в Таллинне была 60 сентов (1ЕЕК=100 сентов), сейчас билет стоит 5 крон. Ежемесячная плата за трехкомнатную квартиру в Таллинне, включая стоимость коммунальных услуг, зимой может достигать 80—100 долларов. Средняя же зарплата в Эстонии составляет примерно 300 долларов, из которых почти четверть нужно отдать государству как подоходный налог. Ясно, что до бесконечности наращивать разрыв между стабильным внешним курсом эстонской кроны и падением ее внутренней покупательной способности нельзя. И хотя уровень инфляции в Эстонии сегодня составляет около 12% в год, разговоры об изменении соотношения курса кроны на внешнем рынке идут постоянно.

Первые годы действия валютного комитета были очень тяжелыми для экономики Эстонии. Прежде всего из-за острой нехватки оборотных средств. Кредитных ресурсов у банков почти не было. В результате многие промышленные гиганты просто прекратили свое существование. Частично спасал лишь шедший через страну мощный поток цветных металлов, в начале 90-х Эстония была их крупнейшим экспортером (речь идет о российском реэкспорте). Жертвой начального периода действия валютного комитета стала не только крупная промышленность, но и сельское хозяйство. Мясомолочная отрасль Эстонии была самой лучшей в СССР, а сейчас мясокомбинаты и молокозаводы работают на импортном сырье. «Неудивительно, что изменения внешнего курса кроны в Эстонии ожидают со страхом, поскольку уже сейчас очевидно, что новая пропорция будет не в пользу кроны», — резюмирует профессор Голуб.

Безусловно, у читателя не могло не возникнуть ощущения, что все или почти все побочные эффекты currency board, Украина, как и Эстония и ряд других стран, уже сполна испробовала. Примерно с конца 1994 года (года начала кредитных отношений с МВФ) правительством и Нацбанком проводилась исключительно жесткая денежная политика, а установившийся на то время курс карбованца к доллару вполне соответствовал большим инвестиционным ожиданиям. Проведение в 1996 году денежной реформы только закрепило эти тенденции. Вначале кредиты МВФ, затем спекулятивные капиталовложения на фондовом рынке обеспечивали эмиссию карбованцев и гривен притоком долларов, как это и требуется по «плану Ковальо». И только массовое бегство капитала в конце 1997 года поставило страну на грань банкротства и экономического коллапса. Фактически с этого времени Украина перестала жить с currency board, иначе курс гривни уже сейчас перевалил бы отметку в 5 грн. за доллар.

Правда, в Украине еще и раньше было несколько существенных отклонений от аргентинского, эстонского и прочих путей. Фактически зафиксированный в 1995 году «управляемый» курс доллара был занижен, а не завышен относительно реальных потребностей экономики. Он угнетал экспорт, стимулировал импорт, способствовал деградации экономики и при ухудшении конъюнктуры внешней торговли создал отрицательное сальдо торгового баланса. А прибавить к этому годами небалансируемый бюджет (скрытый дефицит в среднем достигал 15—20%), тогда и вовсе станет ясно, почему у нас до позитива дело так и не дошло.

В настоящее время стартовые условия Украины для currency board — возможный размер резервов и дефицит бюджета — просто несопоставимы ни с аргентинскими, ни с эстонскими. Переживет ли реальный сектор неизбежную острейшую нехватку денежных ресурсов, когда экономика и без того долгое время существует практически без денег? К тому же и местные власти, и национальная валюта пока лишены самого главного ресурса — доверия. Одним словом, нынешняя ситуация больше подходит для запуска инфляции, чем для «валютного управления».