Безопасность во времена организованной ненависти

В связи с палестинскими самоубийцами-подрывниками, а также массовым убийством и коллективным самоубийством, произошедшим 11 сентября прошлого года, мир все еще пытается переопределить, что же он понимает под безопасностью. Нам известны случаи массовых самоубийств членов религиозных сект и индивидуальных самоубийств, имевших место в ходе военных операций. Однако никогда раньше мы не были свидетелями военной операции, участники которой принимали бы свою смерть не только как просто возможность, но как неизбежный и в самом деле желанный исход.

Суицидальное массовое убийство проистекает из организованной ненависти — ничем не обусловленного стремления уничтожить врага не за то, что у него есть (как из чувства зависти), не из-за того, что он делает (как от злости), но за то, что он есть. То, что человек или группа имеют или делают, может быть изменено путем перераспределения или с помощью санкций, но их существование можно изменить лишь путем их уничтожения.

Как экспрессивное действие религиозной мании, организованная ненависть уходит своими корнями в снизошедшее одновременно на многих откровение божественного порядка и обязанности из него проистекающие, вместе с божественной наградой для тех, кто взял на себя безусловное обязательство осуществления божественного плана. Зависть, злость и печаль причиняют душевную боль. Но ненависть может сопровождаться приятными для себя эмоциями от осознания того, что ты выполняешь героическую миссию.

Было бесчисленное множество попыток связать ненависть тех, кто совершил атаки 11 сентября, с чем-то еще: американская глобальная экономическая мощь и политическая гегемония по крайней мере вскормили те условия, в которых такая ненависть могла развиться. Не это ли имела в виду администрация США, говоря о своем «видении палестинского государства» или изредка критикуя политику Израиля без видимой строгости?

Но в то время, как поворот в риторике США может определяться «побочными выгодами» текущей военной операции, объяснение организованной ненависти только лишь за счет фактора Израиля не достаточно. Среди террористов, участвовавших в атаках 11 сентября, не было палестинцев, а солидарность исламского мира в случае с Палестиной в любом случае является в значительной степени риторической и тактической. Аналогичным образом лишь немногие в исламском мире рассматривают поражение Ирака в войне в Персидском заливе как оскорбление, нанесенное США всем мусульманам.

Исламский терроризм в корне отличается от революционных и национально-освободительных движений третьего мира с их относительно рациональной антиимпериалистической позицией. То, что Америка или Запад делают или делали в прошлом, значения не имеет; для радикальных исламистов значение имеет западный еретический либерализм, индивидуализм и идея отделения церкви от государства.

Итак, что следует сделать, чтобы восстановить безопасность?

Президент Буш однажды сказал американскому Конгрессу, что «Аль-Каеда в терроре — это то же самое, что мафия в преступности». Возможно, приятно верить в то, что обезглавливание некоторой иерархически построенной законспирированной организации предотвратит дальнейшие атаки. Но эта аналогия не подтверждается социологически: в противоположность страху (излюбленное средство мафии), ненависть нельзя генерировать и внушать регулярно. Ничем не обусловленному желанию к разрушению и самопожертвованию нельзя научить или научиться. Аль-Каеда скорее собирает вместе, а не вырабатывает ненависть автономных преступников. И невозможно обезглавить сети, тем более сети не ограниченных какими-либо условиями ненавистников.

Безопасность не может также основываться исключительно на запугивании, в чем, возможно, сейчас убеждается Израиль. В отличие от холодной войны, по логике которой, основанной на взаимных гарантиях ядерного разрушения, предполагалось, что все предпочтут выжить, а не умереть, «война» против терроризма обладает намного меньшим иммунитетом к эскалации. И действительно, поскольку исламский терроризм полагается на логику рассредоточенной безусловной ненависти, то эффект даже самой точной превентивной военной атаки может быть отрицательным и может вместо позитивных результатов спровоцировать демонстративные действия, предпринятые с целью мести.

С другой стороны, глубокое и морально оправданное чувство ненависти и общее беспокойство (которое хорошо ощущается за пределами Америки) делает невозможным с политической точки зрения не ответить на это военными мерами. Администрация Буша, как кажется, осознает наличие этих ловушек, акцентируя внимание своих граждан и мировой общественности на необычном характере предстоящей войны с терроризмом, на том, что потребуется применение военных, дипломатических и юридических мер принуждения, а также гуманитарных мер, и что победить в этой войне будет сложно.

Но победить будет даже еще сложнее, если этот новый тип международного конфликта будут продолжать использовать для оправдания целей, достижение которых грозит умножить обиды на Запад. Китай изо всех сил стремится в ВТО. Президент Буш стремится получить одобрение Конгресса относительно его полномочий по «ускоренному» одобрению соглашений по свободной торговле. Путин получает «проходной балл» по Чечне. США выходят из договора по ПРО. Усилия, направленные на открытие южной границы США и восточной границы Евросоюза, отложены на более позднее время.

Никакие из этих событий — или массированные субсидии, неохотно выделяемые американским и европейским деловым кругам, пострадавшим от событий 11 сентября — не приближают нас к пониманию истоков ненависти и обеспечению безопасности. Напротив, они несут угрозу того, что конфликт между теми, кто поддерживает минимальные стандарты цивилизованного человеческого существования и бандой религиозных фанатиков, будет восприниматься как борьба против высокомерных, хищнических коррумпированных агентов западного рационализма.

Гарантированное достижение победы над организованной ненавистью требует в корне отличного подхода, такого подхода, который привлечет поддержку тех, чье материальное положение и духовное состояние делает их наиболее подверженными религиозному экстремизму. Это явно требует более существенных мер, чем военная мобилизация и проводимые по собственному выбору и для определенных регионов мероприятия по списанию долгов и оказанию гуманитарной помощи.

Борьба с организованной ненавистью означает, что мы должны на более постоянной основе уделять внимание «мягким» проблемам в международной политике, таким как права человека, взаимное признание и установление доверия между цивилизациями и религиями, наднациональные гарантии стабильности и мира, а также надежные и справедливые стратегии экономического развития. Обобщая, можно сказать, что подлинная безопасность при существовании такой напасти, как террористы-самоубийцы, требует и от нас желания к самоограничению — ради уменьшения поддержки тем, от чьей ненависти сообщество должно быть защищено.