Еще не было... анархистов

Офис профессионального бунтаря Дмитрия Корчинского находится прямо в «стане врага» — среди административных зданий, на улице Грушевского. Окна штаба выходят прямо на Верховную Раду. Такое соседство Корчинского не смущает. Дескать, можно пикетировать парламент, не выходя из офиса. Лидер «Братства» — фигура неоднозначная. Его идеи называют абсурдными и эпатажными, а самого — конъюнктурщиком. Правда, все с одинаковым интересом следят, что он еще такого выкинет. А за ним, как говорится, «не заржавеет». Недавний съезд — тому свидетельство. На Замковой горе, с кострами и кинжалами под лозунгом «Чиновники, вы судите народ народным судом, народ будет судить вас военно-полевым!»...

— Вы в воскресение не замерзли на своем съезде?

— Наши съезды проходят очень быстро, этот был самым длинным, он длился около 25 минут. Нам, наоборот, было жарко...

— Вообще, каков ваш электорат? На чьи голоса вы рассчитываете?

— Это, как правило, люди с выраженной эстетической жилкой. Т.е. за нас голосуют только любители жанра. Они рассредоточены более-менее равномерно по социальным группам и по регионам. Это люди, которые не верят в уже существующую систему, те, кто противопоставляет себя системе. Они понимают, что путем выборов ничего не достигнешь, но боятся заносить тротил в исполкомы и администрации и в качестве такой «бомбы под режим» голосуют за «Братство». Люди считают, что их «кинули», причем неоднократно. Во всяком случае, кухонные разговоры сейчас радикализировались очень сильно, — я на фоне этих разговоров выгляжу сдержанным человеком.

— А кто вы по идеологии — правый или левый?

— Разделение на правых и левых утратило свою актуальность еще 50 лет назад.

— А как же коммунисты и Витренко, — разве они не левые? Кстати, вас часто видели в последнее время в обществе пани Витренко.

— Мы действительно провели несколько антинатовских акций, но на этом все и закончилось. Нас интересует только одно: можем ли мы создать параллельное общество. Безусловно, должны существовать все бюрократические формы — и украинские, и международные. Должны быть какие-то контролирующие и координирующие механизмы, но эти механизмы не должны быть самодостаточными. Чиновник все-таки должен служить украинцу, а не судить его. Это значит, что бюрократия должна быть лишена права на насилие. А вот над бюрократией должно быть что-то вроде военной аристократии, которая время от времени будет бить чиновников по головам.

— Что тогда для вас означает быть при власти? Скажите, у вас есть кого предложить в коалиционное правительство?

— Состав коалиционного правительства нас не интересует. Нам нужна бонапартистская модель — это буржуазный базис и аристократическая надстройка. «Аристократическая» — это технический термин. Это не значит, что все должны ходить в манишках и делать книксены. Правительство должно функционировать, как оно функционирует. Но почему правила игры должны определять в Брюсселе, на Банковой или даже в жэке? Это ненормальная ситуация. Кроме всего прочего, сейчас мир стремительно глобализируется. И за господство в глобальном мире уже ведется борьба. Исламисты и верхушка американской бюрократии уже ведут активную борьбу. Возможно, китайская элита тоже скоро включится... А православные еще даже не подошли к осознанию этой борьбы. У нас нет политического православия.

— Вернемся к избирательной теме: в ваших списках случайно нет спортсменов, певцов? Это сейчас модно.

— Ни в коем случае. Артисты должны петь на сцене, спортсмены — бегать и плавать.

— Вот вы создали блок с анархистами. Вам не кажется, что в этих блоках происходят, так сказать, «похороны» партийных идеологий? Создается впечатление, что накануне введения политреформы в стране произошла почти полная департизация...

— Видимо, кроме Коммунистической партии, которая тоже, скорее всего, не столько имеет идеологию, сколько играет на ностальгии. У нас нет идеологических партий и не было. Это были бренды. Нельзя же сказать, что у «Кока-Колы» была иная идеология, чем у «Пепси-Колы».

— Простите, но ведь была такая мощная сила, как Рух?

— На самом деле у Руха не было никакой идеологии, никогда. Я был одним из основателей Руха, потом наблюдал деятельность этой странной структуры. Время Руха прошло в начале 90-х, потом был пустой бренд, который пытались наполнить то одни, то другие люди. И этих людей не интересовали никакие идеологии, их интересовали деньги — то, что интересует всех политиков. У нас было много разных названий, теперь названия заменены именами. Никто не хочет голосовать за пустые формы или за названия, которые ничего не означают. Сейчас пропорциональная избирательная система попробует реанимировать эти формы, мне кажется, — поздно. Пропорциональная система так же утратила какой-либо смысл. И поэтому мы противопоставляем олигархически-номенклатурной «пропорционалке» «мажоритарку» стачкомов. В день выборов у нас возле каждого участка будет стоять палатка или столик, и люди будут формировать стачком. Т.е. люди должны знать, что они голосуют за свою любимую партию и сразу формируют ту структуру, которая будет бороться против любимой партии. Мы попытаемся создать сеть забастовочных комитетов и начать подготовку к общенациональной забастовке.

— А вдруг так случится, что вы попадете в Верховную Раду?

— Так не случится. Цена очень высока. Кощунство заключается в том, что государство еще и компенсирует по 30 млн. грн. каждой партии, преодолевшей 3-процентный барьер. Но бюджет наполняем мы все. Я, например, не хочу финансировать НСНУ, как и любую другую партию. Поэтому наш девиз — вся власть стачкомам. И нужно забыть, что что-то можно изменить путем выборов.

— Какие спекуляции будут на этих выборах?

— Первая тема — это Евросоюз и НАТО. Когда нам рассказывают о Евросоюзе и НАТО, нам не приводят ни единой цифры. Всегда идет аргументация оскорблениями и чувствами. Вторая тема — федерализм. Региональные олигархи, которых достала несостоятельность Киева, хотели бы сделать себе вотчины для управления. Сама по себе федеративная идея неплоха, но они хотят создать десяток субъектов федераций, в которых будут безраздельно господствовать. На самом деле нам нужно 10 тысяч субъектов федераций. Нам нужна реальная свобода, т.е. нам нужно, чтобы каждое село было субъектом федерации. И третья тема — возможно, в последний раз будут спекуляции вокруг русского языка, его государственного статуса. Мы против предоставления государственного статуса любому языку, будь он русский или французский. Язык — это выше, чем государственный статус.

— И в завершение — личный вопрос. Вы не скучаете по телевидению?

— Я не скучаю, я временно был на телевидении и выступал в неприсущей для себя роли журналиста. Но и тогда мне было понятно, что мне намного приятнее отвечать на вопросы, чем задавать их. Создавать события значительно интереснее, чем их описывать.