Феномен нашего времени:

Оказывается, у украинцев не было, нет и не может быть элиты, поскольку они органически неспособны ее сформировать. Оказывается, украинцам присуще очень низкое чувство достоинства. Оказывается, они не могут усердно работать изо дня в день, максимум, что им удается — какой-то героический импульс, пускание фейерверков, а не кропотливый труд. И вообще, «эта страна» не имеет будущего. Есть, конечно, «священные коровы украинства» вроде Ивана Дзюбы, Мирослава Мариновича, Евгения Сверстюка и других — но они не делают и не способны делать погоды в обществе. Ибо главный недостаток всего, что делалось и делается украинскими культуртрегерами и политиками — это попытка построения чего-то истинно украинского, а это невозможно. Единственный выход — настраивать молодежь действовать не согласно какой-то там «украинской идеи», а как патриотов своей территории. Чтобы не было каких-то устаревших «-измов», а чтобы молодое поколение выработало трезвый, прагматичный status quo: чтобы все могли жить в «этой стране» как сумме определенных территорий независимо от того, какие у кого герои и идеалы и кто к чему стремится.

Вот такие вещи пришлось недавно прочитать (я передаю их почти дословно) в интервью одного известного галицкого постмодерного интеллектуала в довольно популярном еженедельнике. Пересказываю я эти вещи потому, что подобные мысли в последнее время выражают десятки галицких — прежде всего именно галицких, но далеко не только они — интеллектуалов разного калибра, в том числе и серьезного, люди от рождения украиноязычные и вроде украинокультурные. А если звезды зажигают, значит, кому-то это нужно, не так ли?

Другой, еще более известный галицкий интеллектуал в своих «апрельских тезисах» к Национальному круглому столу отметил почти то же самое: все беды от того, что национал-демократы и команда Виктора Ющенко пытались формировать в Украине украинскую идентичность, а это крайне ошибочный путь. Следует формировать новую систему ценностей, европейскую по сути, на основе не национального единства, а «открытого общества». Потому что, видите ли, никем не доказано, что успех Польши, Испании, Грузии и других посттоталитарных государств основан на принципах национального единства и национальной идентичности. Вся проблема в общественных и индивидуальных ценностях, которые в целом имеют «устаревший» характер и не связаны с украинской тожсамостью. Следует радикально изменить ценностную основу общественной жизни, отбросить то, что было в истории, — и все станет ОК, по-европейски красиво и уютно.

УКРАИНЦАМ НАДО ОТКАЗАТЬСЯ ОТ УКРАИНСКОСТИ И НРАВСТВЕННОСТИ?

Если эта визия определенной части галицкой интеллигенции справедлива, то, скажем, недавняя презентация книги Ивана Дзюбы «Є поети для епох» была своеобразным заседанием ликвидационной комиссии украинской культуры. Иван Михайлович написал классическую и обстоятельную разведку, посвященную поэтическому творчеству Лины Васильевны, сама поэтесса рассказала в книге о своем жизненном пути, и все. Точка. «Комедію закінчено. Амінь», — как писал молодой Николай Винграновский. Обсудили, постановили, положили в музей пропавших культур, наряду со священными книгами майя, неразгаданными надписями этрусков и загадочными пиктограммами Каменной Могилы.

Что делать потом? Очень просто. Долой примитивную украинскость! Надо, чтобы патриотизм был не привязан к идеологии. Надо, чтобы жизнь основывалась на сосуществовании всего со всеми, независимо от того, нравятся они нам или нет. Надо, чтобы никто никому не навязывал никаких идей, тем более надуманных концепций развития страны. Чтобы наступила полная и окончательная толерантность ко всему подряд. Вот тогда, возможно, что-то и получится...

А что? Действительно, ведь достаточно включить телевизор или взять в руки большинство изданий, как указанная визия начнет казаться правдивой. Впечатление такое, что это «потом» уже наступило, окончательно и бесповоротно. Вот собираются в студии популярного ток-шоу «Большая политика» известные эксперты — литераторы, литературоведы, издатели — действительно, люди компетентные и довольно успешные (включая одного галичанина, кстати). И спокойно сидят рядом с новейшим «корифеем всех наук», нардепом от Партии регионов Вадимом Колесниченко. Сказать, что он русский шовинист — значит поступить слишком политкорректно. Сказать, что он является специалистом в гуманитарной сфере — насмешить даже воробьев во дворе. Сказать, что это человек воспитанный — вспомните многочисленные его выступления и активное участие в «физических упражнениях» по противостоянию оппонентам — тоже невозможно. Зачем он понадобился авторам передачи — понятно. Но с какой стати известные интеллектуалы согласились сесть с ним за один стол и обсуждать проблемы литературы? Полная и окончательная толерантность, прагматичное единство всех со всеми, не так ли? А еще эти интеллектуалы постоянно оправдывались перед нардепом Колесниченко и телеведущим Киселевым за сам факт существования украинского языка и культуры — дескать, мы же тоже имеем право существовать и нигде, кроме Украины, нам нет места... Не Киселев извинялся, что почти за пятилетку работы в Украине он так и не выучил украинский язык, а присутствующие в студии украинские писатели за то, что они собственно украинские!

А еще Евгений Киселев настойчиво требовал ответа на вопрос, почему среди украинцев не оказалось значительных писателей. Некоторые из приглашенных вяло возражали — да нет, были такие, вот Барка, скажем, но они все умерли уже, кто десять, а кто и двадцать лет назад. Неужели только Барку можно вспомнить? А Евгений Маланюк, а Иван Багряный, а Владимир Винниченко (половина его текстов написаны в эмиграции), а Игорь Костецкий, а Тодось Осьмачка? И как «последний неоклассик» — девяностотрехлетний Игорь Качуровский, поэт, переводчик, прозаик, теоретик литературы — до сих пор активно работает так, что молодым остается только завидовать? Но, похоже, персонажи, называющие себя литераторами и литературоведами, просто забыли об этом писателе, а вдобавок еще и исследователе-энциклопедисте.

Не потому ли, что Качуровский — как и все вышеперечисленные достойники культуры — не укладывается в парадигму «врожденной низости украинцев? Ведь, как известно, украинцы неспособны сформировать элиту, они не умеют работать изо дня в день, они не могут создать что-то стоящее, поэтому пусть живет постмодерное сочетание всего со всем, не украинский патриотизм, а чисто территориальный, со Сталиным и ГУЛАГом в одной упряжке, с европейскими и евразийскими ценностями, с блатным сленгом и гопническим поведением как составляющими цивилизованно-прагматической жизни «этой страны»...

Более того, проблема борьбы с заскорузлой украинскостью во имя более высоких ценностей уже перешла границы самой Украины и достигла едва ли не мирового размаха. После того, как президент Киево-Могилянской академии Сергей Квит 10 февраля закрыл выставку «Украинское тело» в Центре визуальной культуры НаУКМА, началась широкомасштабная международная кампания с осуждением этого «акта цензуры» и «вытеснения из публичной дискуссии целого спектра важной социальной и политической проблематики, предотвращения ее критического рассмотрения...» Ну, а после недавней ликвидации этого Центра атаки на «примитивный украинский национализм», о чем нередко говорят критики действий Квита, только усилились.

И действительно: это современное искусство — экспонировать «зеленую бутылку с красной жидкостью», зарисовку мужских «причиндалов» или видеозапись собственной мастурбации! И не имеет никакого значения, что практически все, что было экспонировано на этой выставке, еще как-то могло претендовать если не на художественную ценность, то хотя бы на нахальную свежесть подхода, на новизну, на использование чего-то нетрадиционного где-то сто лет назад, а сегодня выглядит эпигонством эпигонов, «осетриной второй свежести» — все равно речь идет о насилии, об ущемлении свободы, о походе заскорузлых украинских консерваторов против постмодерных европейцев!

Но дело даже не в этом, а в претензии на «важную социальную и политическую проблематику». Ведь в таком случае должен быть выбран и соответствующий художественный язык. Если мы поднимаем важные общественные проблемы, тогда язык должен быть понятен обществу, по крайней мере хотя бы частично резонировать в нем — шокировать, но заставлять людей думать, выражать свою позицию. А для того, чтобы быть воспринятым, что-то новое должно находиться для массового человека в его «зоне ближайшего развития». Это правило, сформулированное выдающимся психологом ХХ века Львом Выготским, действует и в искусстве. Или же, если язык непонятен обществу (и это принципиальная позиция художника — быть непонятым и высокомерным) или произведение искусства просто шокирует (без восприятия аудиторией чего-то как художественного произведения, вызывающего сопереживание) — это совсем другое дело. Такие произведения искусства также имеют право на существование — как форма ради формы, эксперимент ради эксперимента, новое ради нового. Однако тогда не следует демагогично прикрываться «важными проблемами». И не надо жаловаться на соответствующую реакцию со стороны публики, если этот язык воспринимается как сплошные матюки (пусть и в «образной», условно говоря, форме), дозировка которых может зашкаливать. И выставляются такие вещи в Европе не в стенах университетов, компетентно отметила Оксана Пахлевская. Но, похоже, во имя полной и окончательной «свободы искусства» и «толерантности» от Сергея Квита скоро начнут требовать, чтобы он не нарушал права свободно бросать окурки в аудиториях и справлять малую нужду у стен Могилянки, ведь эти вещи также имеют — конечно, для определенной «продвинутой» категории людей — свое эстетическое измерение...

ПРОВИНЦИАЛЬНО-ПОСТМОДЕРНИСТСКИЕ ИГРИЩА НА НЕСВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ

Собственно, в чем проблема? Если «вынести за скобки» те или иные личные качества той шеренги интеллектуалов, о которой идет речь, то одной из главных причин их очень и очень «крутых» теоретических выводов является некритическое усвоение модного в последние три десятилетия на Западе комплекса идей, известных под названием «постмодерн» или «постмодернизм».

Подробное рассмотрение этого комплекса идей — это отдельная тема, тут же следует отметить главное. Постмодернистский взгляд на мир и постмодернистская культура имеют ряд определяющих черт. Среди них стремление считать все действующее игрой, отрицание претензий Разума на конструирование гуманистично-практического человеческого бытия, серьезность миссии человека, желание уравнять абсолютно все культурно-смысловые системы, т.е. отказ от чего-то основного, определяющего, от Гранднарратива, и, наконец, стремление к деконструкции всего, что является стабильным, привычно-обычным. Основное острие деконструкции направлено против классической европейской культуры и ее ядра — теоретико-философского разума, опирающегося на определенный — внутренний и внешний — Логос. В общем адепты постмодерна считают, что попытки улучшить мир являются суетой, что человек не способен постичь сущность мира, познать его, потому что даже постановка таких вопросов является абсурдом и насилием, что прогресс как таковой является иллюзией. Реально же существует варьирование и равнозначное сосуществование всех форм бытия. А понимание любой доминанты или нормы как репрессии — азбука постмодернистской мысли и практики.

Этот принципиальный отказ от просветительской, морализаторской, образовательной, гуманистической, человекоформирующей и других миссий культуры (в представлении теоретиков постмодернизма, на которых ориентируются отечественные эпигоны, — ужасно-тоталитарных) и — шире — от социокультурного поступка (как и от всякой миссии интеллигенции вообще) имеет в качестве общественного следствия едва ли не тотальное отрицание всего человеческого, «высокого», наконец, чувственно-насыщенного, если хотите, сентиментального. Это ощутимо прежде всего в массовой культуре, которая питается идеологическими и технологическими достижениями элитарно-профессиональных поисков. Если когда-то классический детектив демонстрировал победу добра над злом (как и положено в рамках «проекта Модерна»), чтобы воспитывать читателя, то теперь в значительной массе криминального чтива говорится о победе зла над злом и о циничной правде «крутых» парней.

Массовая культура прекрасно восприняла размышления высоколобых интеллектуалов, что, мол, нельзя насиловать человека «позитивом», нельзя требовать каких-то «правил игры» — сняла любые внутренние запреты в эстетизации зла. Речь идет не только о детективах, но и о каких-либо измерениях, жанрах и стилях массовой культуры, которая сегодня опирается на мощную теоретическую почву, чтобы не воспитывать, не подносить, не очеловечивать аудиторию.

Конечно, реальная ситуация на Западе не сводится к постмодернизму — ни в его высокоинтеллектуальном, ни в его массово-плебейском измерениях, но влияние этого комплекса идей ощутимо во всех сферах общественной жизни. У нас же позаимствованные «новации второй свежести» (и здесь в силу объективно большей своей европейскости Галичина и ее интеллектуалы подверглись наибольшему влиянию) приобрели не просто забавные, а откровенно уродливые формы.

Действительно, если никакого Гранднарратива, никакой национальной идеи и идентичности, никаких художественных норм и правил не должно существовать, ибо все они опасные и вредные, если общество не должно быть объединено никаким этическим кодексом или кодом, то о чем тогда речь? Тогда действительно правы и те, кто преклоняется перед жертвами Голодомора и требует наказания — хотя бы морального — за его совершение, и те, кто отрицает Голодомор, мол, были только трудности с продовольствием, вызванные неурожаем. Тогда, в 1933 году, все имели на своей стороне правду, равноправную и равнозначную, — и те, кто умер, опухший от голода, и те, кто довел их до этого голода. И убийцы Оксаны Макар, и она сама — каждый имеет свою правду поступка, и точка. Ведь в случае, если исходить из презумпции равнозначности жизненных миров, бытийных состояний, исторических конкретностей и ценностных парадигм, никакой трагедии в названных выше ситуациях нет. Ба, даже в вероятной сейчас общенациональной катастрофе с потерей Украиной государственности или превращением ее в сугубо декоративную ничего плохого тоже нет. Каждая ситуация не хуже и не лучше одна другой — она просто иная, и она, собственно, потому и интересна, ведь представляет собой новый полигон текстов, игр, деконструкций и т.д.

Правда, тогда непонятно, с какой стати кто-то имеет право сетовать на украинцев, называть их неполноценным народом, снисходительно похлопывать по плечу украинских достойников. Личность сверх нации и государства? Но, простите, в таком случае навсегда откажитесь от морали и права как таковых и от собственных прав. Не хочется? А где же тогда последовательность в соблюдении собственных же идейных принципов? Или подобные высоколобые персонажи считают, что имеют от рождения прав больше, чем какой-то хохляцкий плебс?

А вообще культура во всех своих формах и проявлениях начинается с табу. Как исторически, так и в личном плане. Это общеизвестная вещь. Разумеется, вся культура суммой табу никак не ограничивается, она их нередко преодолевает, но есть и нечто безусловное, без чего человек перестает быть человеком. Скажем, существует в современном мире безусловное табу на людоедство — пусть даже последнее притворяется художественным актом (в Германии или в Голландии несколько лет назад была совершена подобная попытка реализовать «свободу самовыражения», причем по соглашению сторон, но, к счастью, все закончилось «допостмодерным» судебным приговором). А еще культура и мораль является системой координат человеческого бытия. И если нет такой системы координат, если не существует ее непременной составляющей — обычаевого права (на котором прежде всего основывается такой феномен, как суд присяжных) — не действуют законы. И тогда страна начинает превращаться в арену свободного аморального поведения тех, кто сильнее и наглее, в зону тотального хаоса, за которым почти непременно (если только не спасет милость Божья) идет тоталитарный порядок.

Искусство же при этом — не просто игра и реализация чего угодно и как угодно. «Искусство и ответственность» — так называлась короткая статья молодого Михаила Бахтина, великого русского мыслителя, опубликованная в 1919 году, когда хватало желающих совершать безответственные действия не только в художественной сфере. Вообще человеческая свобода имеет в качестве онтологической основы ответственность — утверждала Симона Вейль, философ, участник Движения Сопротивления. Думаю, она была права, осмысливая очень непростые события тогдашнего времени. Но обесценились ли сегодня ее размышления и выводы? Нет. Тем более для Украины, где актуальна всеобщая общественная модернизация, основой которой является индустриализация и урбанизация, соответствующее мировоззрение и форма организации социума — национальное государство и демократия.

Но довольно. На самом деле этот «высоколобый» и в своей основе чисто рагульский (назовем вещи своими именами!) «сучукрпостмодерн» объективно смыкается с идеологией властных политических гопников и не представляет ничего интересного в интеллектуальном смысле, но несет огромную общественную опасность. Не зря его так охотно тиражируют различные издания и телеканалы, где Иван Дзюба, Вадим Скуративский или Оксана Пахлевская если и присутствуют, то раз в пять лет и только в течение пяти минут. Именно такие персонажи пытались создать в обществе негативно-пофигистскую атмосферу вокруг последних книг Лины Костенко, именно им неинтересны вроде бы «рустикальные», «народнические» тексты Ивана Дзюбы. Ничего нового: в 1960-е и 1970-е годы в том же направлении работали некоторые тогдашние очень и очень интеллектуальные персонажи. Под омофором идеологического отдела ЦК. Но процесс идет, хотя и не так успешно, как бы это должно было быть и как бы хотелось. Вопреки всем усилиям его остановить, благодаря тому самому вроде бы и несуществующему народу, благодаря тяжелому ежедневному труду миллионов людей, без которых бы ничего вокруг уже не было, кроме разрухи. И нынешнее время безответственного «постмодерно-гопниковского хамства» непременно канет в небытие, вопрос только в том, раньше или позже.