Государство, нация, культура: жестокая игра идентичности

Вряд ли государственные деятели, занимающиеся национальной политикой в Украине, используют в своей деятельности понятие идентичности.

Между тем в мире уже давно мало кто сомневается, что человек самостоятельно (чаще всего неосознанно) выбирает ту группу (или группы), с которой хочет себя отождествлять. Государственная политика может серьезно влиять на этот процесс — способствовать стабильности в стране либо, наоборот, приводить к дезинтеграции и конфликтам. В статье французской журналистки Камиллы ДЕПРОШ , написанной специально для «Дня», дается общий очерк проблемы. Редакция намеревается продолжить тему и приглашает читателей к разговору. Пишите нам обычной либо электронной почтой по адресу zv@day.kiev.ua

Недавно в Колумбийском университете в США состоялась 4-я ежегодная Конференция по проблемам идентичности. Она собрала несколько тысяч участников, было подготовлено несколько сотен докладов. Конференция, приглашавшая к переосмыслению национальной и культурной идентичности, явилась замечательным поводом для размышления. Разнообразие тем и подходов обнажило широту проблемы, пульсирующей в центре Европы и затрагивающей как культурный, так этнический и территориальный аспекты. Так, например, является ли фигура Александра Невского в формировании нового российского коллективного воображаемого фигурой военачальника, святого, феодального князя или национального героя? В момент распада советской империи китайская империя, силой удерживающая собственное единство, распространяется на Гонконг, Макау и, возможно, Тайвань в 2020 году. Но каким образом в Китае уживаются демократия и конфуцианство? И как можно охарактеризовать прусский опыт в Познани между 1815 и 1846 гг.?

Рушатся империи, появляются новые государства, некоторые из них расширяют свои границы, этнические группы обретают новое коллективное сознание, однако никому не удается избежать переосмысления собственной идентичности: ни Монголии, ни российской республике Чувашия, ни венгерским меньшинствам в Словакии, ни объединенной Германии, ни Индии, и еще менее того Балканам.

Каким образом происходит это переосмысление? Оно может являться выражением объективной необходимости либо управляться власть придержащими. Придворные историки Лукашенко облачают Беларусь в исторические атрибуты, угодные главе государства. Был ли Павлик Морозов с его смесью цинизма и исполненного долга советским Джеймсом Бондом 30-х годов? Даже само развязывание югославского конфликта квалифицируется то как обострение национализма, то как крайнее проявление интернационализма.

Переосмысление имеет под собой различные причины: страх перед пустотой, изменение доминантной культуры, возврат к ранее скрываемым средствам самовыражения, как это произошло вследствие поворота в религии в российской республике Чувашия (буддизм и шаманство), смены обряда бракосочетания в Узбекистане или выдвижения славянской идеи как альтернативной идеи славянских наций.

Одним из инструментов, затрагиваемых в числе первых такими «ревизиями» идентичности, является язык, начиная с арго уголовного мира, распространившегося в России и Украине в качестве разговорного языка и заканчивая специфической лексикой, используемой для обсуждения или замалчивания этнических чисток.

Такого рода подходы содержатся в различных анализах, так или иначе касающихся Украины. Школьные учебники страны подверглись тщательному исследованию и сравнению. Обращает на себя внимание то, что даже когда авторы учебников остаются прежними, свое перо они окунают в новую чернильницу: «Отныне, — пишут они, обращаясь к ученикам 10—11 классов, — молодежь имеет возможность работать над историческими понятиями, основанными на правде, а не на догме». Главные события из истории страны подверглись пересмотру: если в советских учебниках Киевская Русь считалась колыбелью российской истории, то Киев — после провозглашения независимости — упоминается как исторический центр украинской пранации. О великом голоде 30 – х годов, считавшемся в советские времена перегибом коллективизации, авторы учебников 70 лет спустя пишут не колеблясь, как об одном из наиболее жестоких преступлений, которое было организовано Сталиным против украинской нации и стоило миллионов жизней. Советские учебники трогательно повествовали о том, что «когда Красная Армия перешла через реку Збруч, солнце засияло над Галицией»; современная версия преподносит формулировку, оставляющую широкий простор для интерпретаций: немецкая оккупация была синонимом «террора такого масштаба, в сравнении с которым советское присутствие казалось почти раем».

Соответствующие изменения происходят и в словарном составе языка. Неологизмам советской эпохи приходят на смену термины, связанные с сегодняшними реалиями, например, «разгосударствление» — денационализация, «руховец» — член Руха, «теневик» — предприниматель теневого сектора экономики, в то время как вчерашняя «суржикизация» сменяется «вестернизацией» языка, пополняясь одновременно устаревшими словами и выражениями, например, замена обращения «товарищ» на традиционные пан или пани.

Изменение в понимании идентичности происходит по-разному в различных областях страны и у представителей разных поколений. Согласно результатам социологического исследования, проведенного Харьковским институтом социологии, подростки в восточной Украине считают себя сегодня, независимо от происхождения, украинскими гражданами, в то время как 10% родителей все еще сохранили восприятие себя как «советских людей». У обоих поколений понятие национальности, основанное на гражданстве, превалирует над понятием национальности, основанном на этническом родстве.

Утверждение нового определения гражданства происходит отнюдь не гладко. Исследователи, собравшиеся в Колумбийском университете, отмечают тот факт, что построение нации происходит не только и не столько при помощи классических инструментов и факторов гомогенизации, каковыми являются всеобщая воинская обязанность и всеобщее среднее образование: границы, карты и внешняя политика оказывают серьезное влияние на то, кем сами народы себя ощущают. С этой точки зрения конфликт вокруг Крыма и Черноморского флота может рассматриваться как зеркало отражения всевозможных «русских идей»: идеи реставрации империи, этнического превосходства над законностью в национальном вопросе, глобальной защиты восточных славян...

Окидывая одним взглядом далекое и близкое прошлое с точки зрения ментальности, мы видим, как меняется анализ и притупляются страсти. Так, участники Конференции задают себе вопрос, является ли казачество новой Украины новой военной силой, при том, что партнерство с НАТО рассматривается скорее не как союз, а как возможность для Украины явить внешнему миру образ стабильной страны, уравнение которой было бы скорее проукраинским, нежели пророссийским или пронатовским.

Важно сказать о том, что состоявшаяся Конференция продемонстрировала новую манеру прежде всего ставить вопросы. При этом некоторые из прозвучавших вопросов повторялись как лейтмотив, как, например, вопрос о том, можно ли избежать сепаратизма в России, а также вопрос о произвольности границ, касающийся не только двух данных протагонистов, но и многих других: где заканчивается Европа и где начинаются Балканы?