Историк Георгий Папакин: «Гетман Скоропадский действительно стремился придерживаться моральных принципов в политике»

В год, объявленный нашей газетой годом 100-летия Гетманата Павла Скоропадского, мы пригласили к разговору Георгия Владимировича Папакина, директора Института украинской археографии и источниковедения НАН Украины, доктора исторических наук, известного архивиста, источнковеда, археографа, историка. Георгий Владимирович — специалист, круг заинтересованности которого лишь на первый взгляд является достаточно далеким от так называемой «злобы дня», а на самом деле представляет действительно значительный общенаучный, культурный и духовный интерес. Фигура Гетмана Скоропадского привлекает пана Георгия уже достаточно давно. Так, еще в 1998 году Георгий Владимирович подготовил и провел Вторую Международную конференцию «Гетман Павел Скоропадский и Украинское государство в 1918 г.» (во время, когда Скоропадский и возглавляемое  им  государство ни в коей мере не были в центре общественного внимания!). Георгий Папакин является автором десятков научных трудов, среди которых, в частности, назовем: «Павло Скоропадський: патріот, державотворець, людина» (Киев, 2003 г.). Его докторская диссертация называлась так: «Частные архивы украинской родовой элиты в национальной истории второй половины ХVII—ХХ ст. (на примере архивного наследия рода Скоропадских»). Чтение, важное никоим образом не только для «знатоков»!

«У НАС, К ПРЕВЕЛИКОМУ СОЖАЛЕНИЮ, ДО СИХ ПОР НЕТ КОНЦЕПЦИИ «УКРАИНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ» 1917—1921 гг.»

— Пан Георгий, Вам, конечно, известно, что «День» объявил 2018 год Годом 100-летия Гетманата Скоропадского. Как Вы думаете, почему эта тема до сих пор остается практически табуированной в украинском обществе?

— Я объяснил бы это наследием той же УНР-овской историографии с известным отношением к Гетманату. И плюс советское наследие, это тоже существенно. К тому же не стоит игнорировать и влияние «белогвардейской» историографии — как она относилась к Гетману, мы знаем. Эти все три составляющие, и это показательно, совпадают в своей враждебности к Скоропадскому.

Но это еще не все. Мы еще с прошлого года празднуем 100-летие Украинской революции 1917—1921 гг. (терминология и датирование является в определенной степени дискуссионными), а концепции этой революции у нас, к величайшему сожалению, до сих пор нет. А  это ведь было ключевое событие в украинской истории ХХ столетия. До сих пор спорят: какой  именно была эта революция? Национальной, национально-государственной, национально-освободительной? Здесь нужен подход максимально, так сказать, «глобальный». Впрочем, хорошо уже то, что украинские историки, кажется, отказались от концепции «гражданской войны» 1917—1921 гг.!

По моему убеждению (сразу же «здесь и сейчас» я это доказать не могу), на территории бывшей Российской империи была не одна революция, а целый «парад революций». Парад национальных революций, не исключая и саму Россию. Например, тот же адмирал Колчак возглавлял «Сибирское Правительство», значительную самостоятельность имели Кубань, Дон, Северный Кавказ, Поволжье...

«СКОРОПАДСКИЙ, МАХНО, ПЕТЛЮРА. ЭТИМ ТРЕМ «ЖЕСТОКИМ» ВРАГАМ БОЛЬШЕВИКИ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕТИЛИ ВЪЕЗД В УКРАИНУ»

— Как можно, на ваш взгляд, изменить систему координат, при которой над нами нависает непреодолимое наследие советской, УНР-овской и белогвардейской историографии?

— Продуцировать, а затем пропагандировать новые идеи. Вот наилучший путь.

— А Вы видите много союзников в этой непростой работе?

— Фактически вообще не вижу (грустно смеется). Еще одна существенная для меня вещь: я пишу не так о Гетманате вообще, я пишу о личности самого Павла Скоропадского. Это и есть моя тема.

— Есть ли какой-то государственный интерес к этой теме, какой-то государственный заказ?

— Приведу пример. Я в настоящий момент работаю над темой «Скоропадский и основание Всеукраинской академии наук». Работаю как директор академического института. Но хотя руководство НАН Украины эту тему не раз упоминало — реального финансирования от государства до сих пор нет. Уже не знаю, смешно ли это, или, по-видимому, очень печально.

— Считайте, что «заказчиком» является наша газета — мы готовы напечатать серию материалов к юбилею Академии. Но вернемся к Гетману. Расскажите об этапах Вашей личной эволюции. Что привело Вас к этой фигуре?

— Ключевым моментом стал отрывок из «Воспоминаний» Скоропадского, опубликованный Липинским в «Хліборобській Україні» (отрывок, потому что в полном объеме это произведение не могло тогда быть опубликовано). Я прочитал это в 1989—1990 годах и постиг масштаб этого человека. Тогда я и подошел к этой теме. Вскоре мне предложили написать книгу о Гетмане — его научную биографию — и я тогда отказался; считаю, что сделал правильно, ведь это дело очень непростое. Потому что до сих пор его научной биографии нет. Приключенческие романы, конечно, есть.

В конечном итоге, хронология Гетманата — семь с половиной месяцев. Гетман жил насыщенной жизнью и до того, и уже в период эмиграции. Поэтому меня интересует прежде всего его жизнь — а это вещь, значительно шире часовых рамок только Гетманата. И, кстати, стоит учесть, что в период Гетманата Скоропадский еще не был настолько абсолютно убежденным украинским самостийником, как впоследствии, в эмиграции. Он просто не мог им быть, потому что тотально преобладали сторонники федерации с Россией. Например, Михаил Сергеевич Грушевский перестал им быть только после того, как большевики сожгли его дом на улице Паньковской в Киеве...

Но не забываем о таком красноречивом факте. Трем своим жестоким врагам — Скоропадскому, Махно и Петлюре — большевики категорически запретили возвращаться в Украину. В случае возвращения их ожидала жестокая расправа. Вот такие разные люди, разные имена.

«АГРАРНЫЙ ВОПРОС ПРИВЕЛ ГЕТМАНА К ВЛАСТИ, ОН ЖЕ ЕГО ВЛАСТИ И ЛИШИЛ»

— Над нами довлеет целый комплекс «заброшенных» проблем, нерешенность которых не дает Украине развиваться. До сих пор нет ответа на вопрос, который постоянно задает «День»: когда наступит время идеологических, консервативных партий? Здесь нужны, безусловно, площадки для серьезных общественных дискуссий. И одна из главных тем для таких дискуссий: те, кто во времена Скоропадского мог реально работать на земле, а именно на таких людей он делал ставку — были уничтожены в 30-ые годы. Как с этим быть?

— Я считаю, что аграрный вопрос привел Гетмана к власти, но он же его этой власти и лишил. Даже можно сказать, что в конце 1918 года Гетман полностью охладел к нему.

— А почему так произошло, по вашему мнению?

— Было огромное сопротивление осуществлению аграрной реформы — как среди масс «революционно» настроенного крестьянства, так и среди близких соратников Скоропадского (он пишет об этом в «Воспоминаниях»).

И не только в этой сфере было сопротивление. Ощущалось сопротивление и созданию ВУАН. Потому что Грушевский (который, кстати, отбросил предложение Гетмана возглавить Академию) имел свою концепцию ее создания — на базе Научного общества имени Шевченко, которое он предлагал просто превратить на ВУАН. Зато Вернадский и Василенко, которые занялись этим делом, в определенной степени ориентировались на Русскую академию наук и взяли ее в качестве образца. Это было уже совсем другое дело. Кстати, когда Директория УНР объявила Скоропадского вне закона (а это фактически означало, что кто-либо, кто имел оружие и возможности, мог Гетмана убить), то она тогда же «приостановила» действие решения Гетмана о создании ВУАН. Начали «разбираться» с уставом Академии. Но потом нашли компромисс.

«БОЛЬШЕВИКИ БОЯЛИСЬ, ЧТО В СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ВОЗРОЖДЕНИЕ УКРАИНСКОГО ГОСУДАРСТВА ПРИ СКОРОПАДСКОМ БУДЕТ УСПЕШНЫМ, ТО ГЕТМАН ОБЪЕДИНИТ В СВОЕМ ЛИЦЕ ВСЕХ ВРАГОВ ИХ ВЛАСТИ»

— Почему, как Вы думаете, фигура Скоропадского вызывала такое враждебное отношение таких разных людей, как Деникин, Ленин, Петлюра, Винниченко, Троцкий, Махно.

— Большевики, несомненно, боялись (и не без основания), что в случае, если возрождение Украинского государства при Скоропадском будет успешным, то Гетман объединит в своем лице всех врагов их власти. И даже (и это не фантастика) станет императором.

— Считаете ли Вы, что Ленин мог сказать такие слова о Скоропадском: «Если он продержится, то Россия вернется к границам Московии ХVI века»?

— Прямой ссылки в произведениях Ленина на такое высказывание я нигде не встречал, но полностью допускаю, что он мог такое сказать. Ведь мы хорошо знаем другие его слова: «Без украинского хлеба, без украинского угля советская Россия не выживет!». Понятно, что такие слова определяли и соответствующие действия.

— По вашему мнению, почему бесспорно искренние намерения лидеров Директории служить Украине (о Петлюре, по-видимому, это можно утверждать, Винниченко — несколько другое дело, учитывая особенности его характера) — не дали позитивных результатов?

— Все они стремились быть лишь на первых ролях, вот в чем дело.

— Конечно, их личные качества тоже сыграли важную роль. Но неужели не осталось никаких следов хотя бы каких-то рефлексий, их размышлений: а может, стоит на кого-то сильнее меня поставить?

— К сожалению, тогда каждый думал только о себе. Грушевский испортил отношения с Петлюрой, с Винниченко почти ни у кого из лидеров Директории тоже отношения не сложились. Не было у них, говоря современным языком, «командной игры». Каждый из тогдашних лидеров искренне считал себя «звездой первой величины». Это и определило во многом ход дальнейших событий.

«КАК БЫ НЕ ОТНОСИЛИСЬ К НЕМУ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОТИВНИКИ — ГЕТМАН ЛАДНЫЙ БЫЛ С НИМИ СОТРУДНИЧАТЬ»

— Дело в том, что калибр глав должен отвечать уровню заданий, которые нужно было решить. И этот калибр, похоже, был очень преувеличенным. У меня даже возникает вопрос: мы переименовываем улицы в честь тогдашних лидеров, а, может быть, в ряде случаев лучше было бы прибегнуть к «нейтральным» названиям улиц, например, Виноградная или Абрикосовая, чем давать улицам новые названия в честь не совсем безукоризненных деятелей? Мы же не можем не думать о том, что из-за своих личных качеств, например, Петлюра приказал расстрелять Болбочана. Есть улицы имени Петлюры, памятники ему — а памятника Болбочану нет. Не забываем ли мы таким образом о моральных императивах?

— К сожалению, в нашей истории именно моральным императивам очень часто места не было. Но именно Гетман Скоропадский как раз был тем человеком, который действительно стремился придерживаться моральных принципов в политике. Как бы не относились к нему Грушевский, Петлюра или Винниченко — он согласен был с ними сотрудничать. Грушевскому он предлагал возглавить Всеукраинскую академию наук, которая создавалась. С Петлюрой он не раз встречался, искренне стремясь наладить с ним диалог. Он распорядился установить прямую телефонную связь между своей канцелярией и кабинетом Петлюры, который тогда, в 1918 году, возглавлял Союз земских деятелей Украины.

Или взять того же Винниченко. Я специально внимательно изучил его «Дневники» за 1918 год. Буквально два упоминания о фигуре Гетмана с указанием его фамилии, и несколько, немного упоминаний, когда фамилии нет, но ясно, что идет речь именно о Скоропадском. Всевозможные эпитеты в его адрес, конечно. Но больше всего меня поразила реакция Винниченко после первой встречи со Скоропадским — уже Гетманом в кабинете нового главы государства. Винниченко написал: «Это же мой кабинет, я здесь сидел!». Вот такая реакция, которая отображает масштаб человека.

— Они все стремились быть первыми — но на базе чего? Этот простой вопрос они себе не задавали.

— На базе, очевидно, того, кто в каком кабинете сидит.

— Тогда мне еще понятнее становится «альянс» постсоветской номенклатуры и УНР-овской идеологии.

— Кстати, о кабинетах и обитании в них в 1918 году. Будучи Гетманом, Скоропадский жил в губернаторском доме, плохо приспособленном для нормальной жизни. Помещения были очень тесные. И смешно в настоящий момент читать такие сообщения того времени: «Премьер Лизогуб поехал к Гетману Скоропадскому для обсуждения государственных дел». А их кабинеты расположены были на первом и втором этаже того же губернаторского дома.

— Не может не поражать спокойное отношение, если не безразличие, Гетмана к материальным благам.

— Возможно, это потому, что карьера военного научила его мириться с отсутствием этих благ.

— Я читала воспоминания пани Елены Скоропадской, и на меня сильное впечатление произвел ее, если можно так высказаться, «оптимистичный стоицизм».

— Относительно уюта. Когда Скоропадский покидал губернаторский дом, то сказал Могилянскому, на то время — государственному секретарю: «Здесь не уютно». А вот о доме в Ванзее под Берлином им было сказано: «Здесь я был счастлив».

ГЕТМАН ПАВЕЛ СКОРОПАДСКИЙ С ДОЧЕРЬЮ ЕЛИЗАВЕТОЙ. ВАНЗЕЕ, 1933 г.

Кстати, я познакомился с пани Еленой в 1993 году, в Затурцах, на научной конференции, посвященной памяти Вячеслава Липинского. Вспоминаю ее слова: «Главное, что независимая Украина состоялась!». Каюсь: несколько лет тому назад я обещал ей завершить работу над еще одной книгой о Гетмане, но своего обещания до сих пор не выполнил.

«МАНЕРГЕЙМУ, В ОТЛИЧИЕ ОТ СКОРОПАДСКОГО, «УДАЛОСЬ», ПОТОМУ ЧТО ФИНЛЯНДИЯ НЕ УКРАИНА»

— Известный факт, и Вы об этом писали, что Гетман и Карл-Густав Манергейм, отец финской независимости, оба утонченных аристократа, которые были очень хорошо знакомы, возглавили в 1918 году свои государства. Почему же барону Манергейму удалось отстоять независимость Финляндии, а Гетмана постигла неудача?

— Потому что Украина — не Финляндия. У Манергейма не было «малофиннов» — а у нас были «малороссы». Финляндия стояла на несколько порядков выше в демократическом развитии, имела широкую автономию еще со времен Александра І. На территорию Великого княжества Финляндского (так оно называлось) было запрещено входить русским полицейским силам. Ленин знал это и в 1917 году скрывался именно в Разливе, в Виборге, в Гельсинфорсе, на финской земле.

К сожалению, в нашей истории именно моральным императивам очень часто места не было. Но именно Гетман Скоропадский как раз был тем человеком, который действительно стремился придерживаться моральных принципов в политике. Как бы не относились к нему Грушевский, Петлюра или Винниченко — он согласен был с ними сотрудничать. Грушевскому он предлагал возглавить Всеукраинскую академию наук, которая создавалась. С Петлюрой он не раз встречался, искренне стремясь наладить с ним диалог

И не менее важная вещь. Манергейм, спасая свое государство (он так это понимал) в борьбе против «красных» финнов (а их в 1918 году было немало) — крови не боялся. Гетман, конечно, тоже был решительным человеком, но все-таки... Шюцкор, на который опирался Манергейм, не был разболтанным «свободным казачеством», как у нас — то были люди достаточно жестокие. Казаки слишком часто защищали прежде всего свои села — Шюцкор воевал за всю Финляндию! Плюс фактор немецких войск. В Гражданской войне 1918 года в Финляндии погибло (не все это знают), как минимум, 80 тысяч людей из обоих лагерей. Страшная цифра для небольшой страны! Манергейм в 1919 году должен был временно покинуть страну — потому что существовала реальная угроза суда. Но свою миссию он выполнил.

«СКОРОПАДСКИЙ, ПО СУТИ, НЕ БЫЛ КЛАССИЧЕСКИМ МОНАРХИСТОМ — НИ В 1917 ГОДУ, НИ В 1939-ом»

— Советский период «заморозил» очень много «вирусов», если угодно, «покинутых проблем», но когда лед тронулся, то мы увидели, что эти вирусы возродились. История имеет свойство повторяться, но мы не делаем надлежащих выводов. На это накладывается еще и колоссальная гуманитарная проблема: ми готовим студентов, которые практически ничего не знают о Гетмане. А нам очень необходим надлежащий уровень политического сознания. Это притом что наша компрадорская буржуазия не имеет практически никакой социальной ответственности.

— Здесь дело в том, что при Скоропадском тоже была компрадорская буржуазия, но экономическая, социальная жизнь возродилась. Очевидно, при поразительном подобии многих факторов сейчас и 100 лет тому назад тогда были другие обстоятельства другие люди, другие подходы к решению проблем.

— Был ли после развала Империи 1917 года для Украины реальный шанс стать конституционной монархией?

— Если и был, разве что гипотетически. Нужно иметь в виду, что Скоропадский, по сути, не был классическим монархистом — ни в 1917 году, ни в 1939-ом. В письме к жене (март 1917-го), которое я привожу в своей книге, он писал: «Я очень симпатизирую Временному Правительству, но почитай резолюции Съездов Советов и тебе станет понятно: если Временное Правительство не победит большевиков, а оно их не победит, то страну ожидает катастрофа». Пророческие слова!

— А вспоминаете его же пророчество о новейшем капитализме. После того как большевики, уничтожив культуру, оставят после себя выжженную землю, все равно придет капитализм, но какой?! Не тот мягкий, к которому привыкли люди, а всесильный бог, к ногам которого будет припадать измученный народ...

— Это лишнее доказательство того, что Скоропадский был человеком высокой общей культуры, не только блестящим военным, и прекрасно понимал, какое будущее ожидает Украину.

«ЗАЙТИ К ГЕТМАНУ С НЕПОДГОТОВЛЕННЫМ ДОКЛАДОМ БЫЛО АБСОЛЮТНО НЕВОЗМОЖНО»

— А каким был Скоропадский — государственный деятель? Что рассказывали люди, работавшие вместе с ним?

— Одна очень красноречивая деталь: все его министры и их заместители единогласно свидетельствуют, что зайти к Гетману с неподготовленным докладом было абсолютно невозможно. Глава государства за пять минут чувствовал, что человек не владеет темой и спокойно, но жестко предлагал: «Разберитесь в проблеме, а затем приходите с докладом».

— Мне кажется, что Украина имела шанс в 90-ые годы прошлого века: сплотить все силы, в том числе в постсоветских республиках, для противодействия тоталитарной Москве. Этот шанс был потерян. Был такой шанс и при Гетманате Скоропадского. И он тоже не был реализован. По вашему мнению, почему?

— В первую очередь потому, что враги Гетмана І Украины смогли объединиться значительно быстрее и крепче, чем его сторонники. И это — предупреждение для нас. Кроме того, не хватило профессиональной и в то же время патриотической интеллигенции, которая бы поддержала Скоропадского.

— Мы в газете «День» уже очень много лет посвятили разработке концепции гуманитарной политики Украины — в условиях, когда государство от этого дела практически устранилось. Мы хотим, если угодно, навязать обществу этот принципиально новый дискурс. Ведь ясно: лачуга, построенная из постсоветских материалов, может быть лишь временным прибежищем; украинский народ достоин лучшего. И очень многие люди, образно говоря, «выросло внутри болезни», поэтому еще тяжелее в настоящий момент эту болезнь лечить. К тому же наши враги прекрасно видят наши недостатки, в частности, склонность к анархизму и подпитывают их. Они стремятся унаследовать все виды государственности, а нам оставить все виды Руины.

— Если уже говорить о недостатках нашего национального характера, то Виктор Рейнбот, последний министр внутренних дел Гетманского Правительства, отдавая должное замечательным, редким чертам Скоропадского, тем не менее отмечает в своих воспоминаниях: «У него были две черты настоящего украинца — подозрительность и недоверие».

— У меня, наоборот, создалось впечатление, что Гетман был слишком доверчивым.

— Вот видите, а Рейнбот вспоминал об этом  именно так.

«СКОРОПАДСКИЙ ПРИШЕЛ К ВЫВОДУ, ЧТО БОЛЬШЕВИЗМУ НА ЭТОМ ЭТАПЕ МОЖЕТ ПРОТИВОСТОЯТЬ ЛИШЬ ВЫСОКОЕ УКРАИНСКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ»

— Вы говорили, что Гетман лишь в эмиграции окончательно и в полной мере стал убежденным самостийником-националистом. А что повлияло на такую эволюцию его взглядов?

— Повлияли в то же время размышления о судьбе Гетманата в 1918 и рассуждения о будущем. Он видел, что Директория Петлюры не удержалась при власти, Деникин тоже потерпел поражение (кстати, многих генералов и офицеров Добровольческой армии Гетман хорошо знал лично, уважал их, но постоянно подчеркивал, что категорически не поддерживает их политических взглядов). Следовательно, Скоропадский пришел к выводу, что большевизму на этом этапе может противостоять лишь высокое украинское национальное сознание. И именно на основе этого понимания сложился его идейный союз с Липинским.

В 1918 же году беда Гетмана была в том, что он не успевал за безумным темпом событий, он думал, что есть еще время! Почему Гетман создал университеты и ВУАН лишь в конце своего пребывания при власти? Потому что он все осуществлял системно и постепенно. Но он не чувствовал, насколько мало времени осталось.

Но были вещи, которые для Скоропадского не подлежали сомнению уже тогда. Николай Василенко вспоминал о разговоре с Гетманом об украинизации образования и культуры (1918 год). Гетман увидел колебание Василенко, кадета по политическим убеждениям, а этот незаурядный человек все же не мог избавиться от «двойной лояльности». И Гетман ответил ему: «В своих действиях исходите из того, что Украина уже является независимым государством».