«Мы должны идти в НАТО»

Мы встретились с ним в кафе в самом центре Киева, он был с девушкой и цветами. По всему видно, что отпуском защитник донецкого аэропорта воспользовался, в частности, для того, чтобы встретиться с любимой, которая живет в столице. Внежливость, добрая улыбка и какая-то мечтательная грусть в глазах. Никакого позерства, излишнего привлечения к себе внимания (очевидно, так мог бы вести себя тот, кто как никто другой заслуживает особого интереса к своей персоне?). Интересные наблюдения, точные определения, обстоятельные выводы. Мнение, не оставляющее меня после беседы с ним, — вот кто должен работать в украинских спецслужбах. Вот где патриотические идеалы, смелость и при этом интеллект. Мы таки родили новых, настоящих героев, а это значит, что у нас есть будущее. Нужно лишь выстоять, набраться терпения, но не медлить и, в частности, не упустить эти уже закаленные кадры.

— Михаил, я часто спрашиваю военнослужащих, воюющих в Донецком аэропорту, о том, кто те ребята, которые воюют вместе с вами бок о бок?

— Надо подчеркнуть — воюют абсолютно разные люди, абсолютно разных социальных слоев из абсолютно разных прослоек общества. Как территориально, так и социально. Есть и шахтеры из Павлограда и других городков Днепропетровской области, есть люди, которые стали беженцами из временно оккупированных территорий. С нами воюют адвокаты, учителя, инженеры, бизнесмены, даже чиновники. Если их не призывают, то они сами идут добровольцами. И добровольцев очень много. Это не пропаганда, это реальность. Людям надоела несправедливость. События на Майдане пробудили самосознание. Народ понял, что даже один человек может что-то сделать, на что-то повлиять.

— Один в поле воин?

— Да. Проснулся патриотизм. Даже национализм в хорошем понимании этого слова. Посмотрите на россиян — они в основном националисты. Почему же мы не можем защищать себя как украинцы? Среди нас есть и россияне, и участники боевых действий в Афганистане. Чем они руководствуются? Они понимают, что за их спинами их семьи. Они для них могут сделать что-то значительное. Мы воюем за страну, за народ, но у каждого человека должна быть точка опоры, точка приложения своих усилий. Для кого-то — это девушка, для кого-то мать, для кого-то дети. И вот это движение выливается в оборону страны.

— У многих депрессия, а вы говорите, что даже один человек может что-то сделать. Что именно может сделать один человек?

— Для того чтобы руководить боевой машиной, нужно как минимум два человека. Но я приведу пример чести и мужества человека, с которым я имел честь служить. Когда мы были в начале осени очень близко к Донецку, у нас сложилась очень сложная ситуация. Этот человек работал до того на металлургическом предприятии, его принципиально не записывали в мобилизационный резерв, потому что он был очень квалифицированным специалистом. Но он записался в добровольцы. Он пошел в разведку, был наводчиком на боевой машине пехоты. Когда террористы очень плотно со стороны Донецка обстреливали наши блокпосты, которые уже были буквально около Донецка, так, что голову нельзя было поднять, он со своим механиком-водителем прыгнул в БМП и на дистанции прицельного огня своей пушкой просто срезал верхушку террикона, где сидел артиллерийский корректировщик. Фактически он оставил вражескую батарею без «глаз», и несколько дней у нас была тишина. Это военный пример, но он демонстрирует то, как один человек своим конкретным поступком может спасти многих.

— Какова его судьба?

— К сожалению, этот храбрый солдат погиб в Донецком аэропорту как герой от пули снайпера. Мы его похоронили на прошлой неделе. Он родом из Днепропетровска.

— Как и вы. Кстати, знакомые встречаются в зоне АТО?

— И не раз. Это и новые интересные знакомства, и те, кто даже раньше учились вместе. Все переплетено. Там можно встретить тех, кого ты знал очень давно и никогда бы не поверил, что он это сделает. Человек был простым учителем, но оказывается, что в нем была внутренняя искра. Он просто не мог терпеть несправедливость. Встречаются люди, которые вместе проходили срочную службу еще в советское время. Одиноким там себя не ощущаешь и, главное, понимаешь, что ты не один такой. И вот когда ты его знал, дружил, можно сказать, сидел в одном окопе, а потом его не стало... Такое не забывается, поэтому у нас теперь есть еще и персональные причины воевать.

— У людей было разочарование Майданом. И в принципе, на мой взгляд, главное, что произошло год назад, — это, прежде всего, победа над собственным разочарованием. Победа духа.

— Разочарование есть. Оно обычно присутствует. Два десятка лет разваливали армию. Никто не думал вообще, что может начаться война и с кем мы будем воевать. Есть также разочарование руководством, которое не очень спешит брать на себя ответственность. Система очень медленно адаптируется к новым вызовам времени. Мало тех, кто способен принимать волевые решения. Но такие люди есть. И вот в настоящий момент среди таких людей, через добровольцев, через тех, кто имеет определенные идеалы и знает, что даже один человек имеет влияние, именно среди них формируется будущая военная элита.

— Нет ощущения, что нынешнее военное руководство иногда проявляет не просто некомпетентность, а некомпетентность, граничащую с изменой?

— Я обычный солдат и не имею достаточно информации, чтобы делать подобные выводы. Есть, конечно, недовольные. Иногда бывает отчаяние, когда думаешь — что же они делают! Но остается надежда, что где-то там у них в штабах на карте лучше видна ситуация. Но все равно разочарование в действиях руководства есть.

— Например?

— Когда офицеры среднего звена принимают волевые решения выбить врага, сделать какой-то тактический маневр, то руководство говорит — а почему вы проявили такую инициативу? Есть тактический успех, но руководство остается недовольным, потому что их не поставили в известность. Это военная иерархия, она должна быть. Но когда руководство не спешит принимать необходимые решения, их принимают на месте.

— А почему они медлят? Где грань между некомпетентностью и изменой?

— Это очень сложный вопрос. Это целый ком, когда некомпетентность одних людей накладывается на недобрые намерения другой. Достаточно одного неверного шага, и срабатывает ошибочный механизм, как это произошло в трагедии под Иловайском. Это страшная трагедия. Мы общаемся с теми людьми, которые побывали в том аду. Практически ни в одном подразделении не обошлось без потерь. Это национальная трагедия. В западных армиях, которые выполняли антитеррористические операции в Ираке, Афганистане, тоже были большие просчеты. Без этого никак. Но там есть очень хорошо выстроенная структура вспомогательных сил, то есть службы тыла. Таким образом просчеты компенсируются. Быстрый вывоз раненых. Подразделения, у которых заканчивались боеприпасы, моментально обеспечивались последними. Причем доставлялись они любыми, для нас необычными способами. Например, когда с самолета на специальном парашюте сбрасывался контейнер с припасами. Для нас это космос. У нас тактический просчет умножается на просто позорную вооруженность и заканчивается трагедией. А всему начало — один неверный шаг.

— В чем был неверный шаг под Иловайском?

— Во-первых, недооценка того, что может быть вторжение наших соседей. Никто не думал, что конвенциональные силы просто войдут в помощь террористам. Думали, что это будет сделано либо опосредствовано, либо руками тех, кто себя называет «ополчением».

— Так мы толком так и не сказали до сих пор, что на нас напали. Официально у нас не война, а АТО.

— Я не знаю, у кого еще остались иллюзии, что это АТО. Россия в свое время в Чечне назвала военные действия КТО -контртеррористической операцией, хотя понятно было, что это была настоящая война. Нам нужно сделать из этого выводы, но, очевидно, здесь уже замешена большая политика.

— Перед Иловайском было много маленьких Иловайсков. Просчеты носили системный характер. В Иловайске они вылились в масштабную трагедию. В настоящий момент много разговоров относительно НАТО. Как ребята, которые воюют, относятся к вступлению в НАТО?

— Однозначно да. Нужно вступать. Ребята, которые сейчас воюют, сознательные, не отсиживаются на снабженческих базах, и они видят все так, как есть. Во-первых, нам самим будет трудно справиться. Во-вторых, нашим военным силам очень нужна модернизация. Самому изобретать велосипед неэффективно и нерационально. О дружбе с нашими соседями теперь уже точно все ясно. Единственный путь — вступление в НАТО. Это тот опыт, когда страны десятилетиями строили свои армии, принимали участие в очень тяжелых, сложных конфликтах, и у них уже есть почти готовые решения о том, как сделать армию эффективной. Чтобы наша армия была не машиной, где солдаты просто ждут, когда закончится срок их службы. В армии должны служить люди, любящие это дело. Они должны служить с удовольствием. Существует высказывание, что служба в войске является слишком благородной для того, чтобы делать ее принудительной. Опыт западных армий, их организации, работы с личным составом — это необходимо для нас. Когда будет нормально выстроена схема управления человеческими ресурсами, личным составом армии, только тогда мы можем приступать к закупке западного оружия. В настоящий момент все говорят, что нам необходимо западное оружие. Оружие — это огромный комплекс. Разведка, анализ, службы тыла, снабжения, штаб. Только когда будет верно работать вся система, тогда оружие может быть использовано эффективно. Если нам в настоящий момент поставить новейшие системы вооружения, то они будут, как говорят на английском, incompatible тем, которые имеются у нас в настоящий момент.

— Как российские военные используют мирное население против украинских сил?

— Это коварно и подло, когда бандиты корректировали артиллерийский огонь или вели снайперскую стрельбу с пятиэтажных домов. В этих домах жилы люди. И бандиты понимали, что украинские войска будут стрелять в ответ. К кому будут предъявлять претензии люди? К украинским военным. На это, мне кажется, и рассчитывают террористы. В Марьинке есть улица Заводская. Там страшная картина и женщины ходят в черных платках. Кто будет разбираться в том, кто именно виноват? Для мирного жителя виноват украинский солдат, и он не хочет осознать, что это сделали бандиты. Очень мало тех, кто в Марьинке подходит к нам и говорит — хорошо, что вы здесь, потому что вы закон и спокойствие. Другие иногда просто ненавидят нас. И многое зависит от пропаганды. На той же улице Заводской стоят спутниковые тарелки. Мне кажется, что через те спутниковые антенны они не УТ-1 смотрели. Есть также люди, которым все равно, и их очень много. Они так и говорят: ребята, нам все равно, Украина или Россия, лишь бы только не было стрельбы. Это «все равно» — является большой проблемой, потому что «все равно» быть не может. К сожалению, военная статистика свидетельствует о том, что первыми жертвами войны являются именно мирные люди. Если ты не будешь отвечать на огонь, то ты проиграешь. Это принцип войны. У нас же нет в настоящий момент технических возможностей, чтобы отвечать точечно по позициям, откуда стреляли. Поэтому выбирается объект, несколько раз делаются выстрелил, пока не закончится стрельба врага.

— Это правда, что техника у нас еще с 70-х годов?

— Так вышло, что наше подразделение выполняет много специфических задач и есть люди, которые по должности делают одно, но на самом деле они универсальные солдаты. Он и снайпер, и радиотелефонист, и корректировщик, и даже механик-водитель боевых машин. И вот у нас были БМП, которые воевали еще в Афганистане. На пушке даже остались засечки с 80-х годов, когда военные помечали количество подбитых целей. Эта техника была восстановлена, и у нас пока ничего лучшего нет. Но поверьте, мы делаем свою работу неплохо. Если бы у нас была лучшая техника, то как минимум мы бы могли выполнять свою работу точнее. Россия же, зная нашу ситуацию, сделала все, чтобы мы стали врагами для определенной части украинцев. Каждый наш просчет, каждый ответ на провокацию пропагандистски раскручивается российскими СМИ в тысячи раз.

— Я могу привести много примеров, когда бандиты обстреливали Луганск из самого города. Это была система провокации для создания картинки. Кстати, возвращаясь к недовольству руководства, реальна ли возможность использования военных для борьбы с властью? Вообще, каким путем стоит идти, эволюции или революции?

— Мы все понимаем, что есть и просчеты, и измена. Но использовать военных для того, чтобы бороться с властью, — это игра на руку Путина. Нельзя допустить кровопролития. На этой войне понимаешь, что каждая жизнь священна. Даже того идиота, который стоит с той стороны. У него может быть семья, и кто-то останется без отца. Но нельзя также допустить, чтобы все шло конформистским путем. Нужно хирургически тонкое и разумное использование силы.

— Это спецслужбы.

— Да, нужно развивать собственные спецслужбы. Политики приходят и уходят, а спецслужбы должны быть основой безопасности нашей страны. У американцев в войсках спецназначения есть замечательное высказывание: есть время, когда нужно использовать молот войны, а есть время, когда нужно использовать хирургический скальпель. Но подчеркиваю — ни в коем случае нельзя допустить кровопролитие. Иначе тот путь, который мы прошли, будет напрасным.