Мы еще полетаем
В державе похолодало, последняя осень стала злее, оставив свои игры в любовь и доброту, и сбросила градус — к черту нежности, кого жалеть то? Скоро начнут выгребать из ледяных подвалов мерзлых бомжей, беспризорников; понесут также недоживших до последнего в этом тысячелетии Рождества стариков, а также абортированные эмбрионы нежелательных в данной сложившейся неблагоприятной обстановке детей; а также бутылки, собранные по зловонным подворотням — на хлеб... А еще попрут перед собой в торговый ряд промозглым утром баулы с товаром бывшие интеллигенты, а теперь ломовые лошади — эмансипе. А еще прекраснейшие, глупейшие девушки пойдут совокупляться с закомплексованными уродами за баксы.
...Скучища, в общем, эта все опять... С другой стороны, ведь вы понимаете, может быть и хуже...
Я думаю — люблю ли я... Вот этот народ, это стадо, как его уже печатно назвали после первой выборной ночи. Это его пигмейское государство, этот его гимн, который только те, что в могиле, знают до конца; эту его жалкую прессу, этих его расфуфыренных певцов, орущих чисто по-украински «буду тебя любиць»; это его единственное, что осталось — футбол. Люблю ли я все это убожество?
Я вспоминаю все эти лица, снятые нашей камерой по стране, все эти трагические письма, из-за которых прыгало давление, все эти «спасибы» — «спасибо, что поддержали, что отстояли — мы теперь не будем терпеть, как раньше».
Сегодня есть повод все это вспомнить и выставить оценки за отчетный период отчизне и себе.
Время такое. Кажется, принципиально и объективно, как это принято в нашей журналистике, можно признать: да, пять лет назад все же было значительно хуже. Если смотреть с материальной точки зрения и если считать историю наукой, то да: некоторым за это время стало значительно лучше, иных уж нет — из пятидесяти двух миллионов украинцев произведено некоторое вычитание. К счастью, не было войны — и это наше главное достижение. Просто сами умерли. Не родились. Сбежали (правда, достали своими побегами так, что украинцу теперь не сразу дают визу в любом посольстве — даже если он едет просто на конференцию).
Значительное количество граждан выслано из собственного общества — прочно сидит в тюрьме (чуть ли не больше всех в мире) за любую провинность — например, стырил с голодухи 20 гривен. Общество считает, что всех надо строго садить. Потому на улице редко встретишь неученого в зоне пацана.
Кстати, скоро будет лучше. Ранним выборным утром я вместе с ООНовскими наблюдателями была в тюрьме, где стройными рядами заходил на участки голосовать контингент. Было тихо и дисциплинированно. В воздухе витала радостная весть о грядущей после выборов амнистии. На стене висели плакаты с портретами симпатичных, красиво причесанных кандидатов и почти любовными текстами их программ. «Вы все знаете о том, за кого голосовали?» — спросила я вышедшего из кабинки зэка. «Конешно», — пошутил он. «По телевизору вам сюда передавали?» — пошутила я. «Круглосуточно» — пошутил он и пошел в камеру. А я пошла на свободу. На выходе вспомнив, кого мне напоминал субъект, провожавший нас и представленный председателем избирательной комиссии. Прошлый раз, когда мы были здесь с сотрудницей украинско-американского бюро защиты прав человека, забирая отстоянного у правосудия милиционера Каминского, этот «председатель» тоже провожал нас. Он был в форме. Кажется, подполковника.
Впрочем, как вы понимаете, это не могло повлиять существенно на исход голосования.
Существенно повлиять могло лишь то, что весь народ — все его певцы и гимнасты, все его бизнесмены, политики и радеющие о нем летописцы из его свободных СМИ включительно (пусть только никто не пытается сбежать из этого списка) — весь этот народ всегда считали быдлом. А он об этом всегда знал. А потому он привык играть в дурачка, и никому не обещает преданности навсегда — а лишь до получения пайка, да и то до момента, когда паек исчезнет в желудке.
На днях в маленький городок, где я когда-то родилась, ни с того ни с сего ввели сельськохозяйственную технику — с целью бесплатно вспахать на зиму огороды пенсионерам. Привет от одного из Кандидатов. Пенсионеры чуть с ума не сошли. За последние годы они отвыкли пахать на зиму. Да еще на шару. И были не готовы — на огородах привольно замерзли подсолнухи, их сейчас впопыхах отдирают, чтоб вскопать-таки, пока кандидат добрый. Но проголосуют, думаю, за другого все равно.
Впрочем, это существенно не должно повлиять на исход.
Как, например, в городе- призраке Новоднестровске. После нашего посещения его немедленно появился глава областной администрации и привез с собой премьер-министра, который сюда, в принципе, заезжать не собирался. Получилось как бы случайно. Но тут же заработала замерзшая и приговорившая город к голоду стройка ГРЕС, пошли долги людям, получавшим пару буханок хлеба в месяц в счет зарплаты. Кажется, не случись техногенная катастрофа, ожидавшаяся здесь и, по расчетам экспертов, угрожавшая потопом нескольким областям Украины и Молдавии. «Вот видите, не надо очернять действительность», — сказал ошеломленным женщинам города, которые вызывали нас в Новоднестровск, глава обладминистрации. Подчеркнув, что и сами давно собирались спасать умирающий город без этих тележурналистов, растрындевших обо всем перед самими выборами, прости Господи.
Честно скажу, нам все равно. Нам главное, что деньги пошли, что с перепугу газ в городе стали проводить, что Днестр не перекроет осунувшаяся стройка, трупы не надо будет выкапывать. Нам мало надо. Тем более, что мы все равно знали — в городе так и не включат, как обещали, впервые за пять лет горячую воду. Потому что за пять лет горожане поворовали водопроводные трубы и проели. Вот такая получается метафора. А еще мы знали, что там все равно проголосуют за Витренко, хоть пообещают и даже расписки будут давать, что за другого.
И так оно и вышло.
В чем состоит ваше объяснение состоявшейся в стране «трагедии»? Народ не дорос до высокого звания народа? Что вы говорите!? О, действительно ужасно. Но подождите — вы ведь всегда обращались с ним как с быдлом. У него за год не вышло Книжки на его собственном языке, у него уехали петь в Европу его лучшие певцы, а один не уехавший из принципа умер недавно, как говорят, от обиды. В стране этого народа за год сняли единственный фильм, после которого неловко было смотреть в глаза людям, помнящим величие теней забытых предков. У него духа не стало — это, пожалуй, самое главное. Камень отбрасывают да отбрасывают, строя фундаменты...
И потому я боюсь, что если ему даже дать зарплату сейчас и накормить, он вряд ли дорастет до высокого звания народа из вот этого студенистого куска, в смысле — массы...
Нужно, чтобы умер последний раб...
А теперь вы представьте себе Моисея — что он плюнул и смотался из пустыни — дескать, води их тут, води, а 40 лет — это вам не жук на скатерть начихал. Это жизнь уходит, пока ты их водишь среди этих кактусов.
И с точки зрения личной жизни это верно.
Поэтому лежу и слушаю, как болит спина. Болезнь называется — хотела ходить гордо. Тупо смотрю в экран. Такая милашка! В жакетике от Kenzo — о, нет, кажется, это скорее Chanel (впрочем, это не ее, не милашкин жакетик — ей не за что такой купить, актриса не снимается, потому что в стране «кина не будет»). Она лепечет: фи, какие какашки эти коммунисты! Прогоним, прогоним какашек! Они задавят духовность, а нам ведь сейчас так культурно!» Гонорара девочке все равно не хватит на новый жакетик, но если учесть, что она до этого лишь озвучивала кошек в переводе на украинский...
Тут мои злобные размышления прервал телефон: «Я ищу вас повсюду! Моей семье угрожает опасность, я приехал в Киев, специально к вам. Как это вы не можете встать? Видите ли, я должен успеть использовать выборы, я обратился к единственной у нас в районе оппозиции — к коммунистам, они пообещали поддержку. Как же так, что вы не можете? Я опасаюсь за жизнь жены, я не о себе... я-то все выдержу».
— Сосед построил под окнами гараж, подлец.
— Вы говорили о смертельной опасности...
— Да, когда мы стали возражать, сосед, на чьей стороне властные структуры, зашел во двор и побил мне лицо, и жене.
Я хочу успеть до выборов объявить голодовку. Коммунисты поддержат. А на вас, я так понял, по последним вопросам, трудно рассчитывать. Я приехал, а вы лежите...
Я думаю — люблю ли я? Вот этот народ, эти его лица. Всю эту скучищу опять... Скоро снова повезут мерзлых бомжей, и, как ни крути, не включат скоро горячую воду, потому что трубы поворовали и проели... Снова подкладывать руки, смотреть народу в глаза и убеждать: встань же ты, гад, сделай что-нибудь сам, не спи — замерзнешь...
Это да, если с точки зрения личной убывающей жизни.
Я полистала блокнот и натолкнулась на выписанную зачем-то фразу: «Орлы не ловят мух» (др. рим.). Стало смешно и легко. Послушайте, мужики, в смысле — орлы, бычкуйте свои сигареты, бросайте вы свои невротические разговоры о том, что народ — подлец и тупой. Да полетим дальше. Нам еще летать и летать среди этих кактусов.
