Мы: европейцы или азиаты

Развитие обществ зависит от степени свободы инициативы их членов. От управляемых вождями первобытных общин, через рабство и деспотию люди шли к демократии, где каждый, выбирая жизненный путь и решая ежедневные вопросы, определяет развитие общества. Цивилизацию Востока, почти неизменную со времен древнего Китая и Индии, отличала монократия власти, а в семье — господство старших. И слепое подчинение лидерам обрекло ее на поражение.

Победила динамичная цивилизация Запада. Она начала возрождаться на северо-западе Европы, где феодалы не смогли подчинить города и вынуждены были заключать с ними договора. Возникла поликратия власти — зародыш демократии и свободного рынка. К этому позже пришла вся Европа, государства переселенцев из нее, а ныне — большинство стран мира. В Японии и Корее их насадил железной рукой оккупант Макартур, в других странах процесс шел мирно. Но Азия приняла немного из ценностей Европы. Власть феодалов сменили олигархии — гибрид демократии и деспотии, свободного предпринимательства и монополий. Хотя традиционное трудолюбие и патернализм древних народов Востока позволяют им на равных конкурировать с Западом, ограничение свободной конкуренции и другие «прелести» власти олигархий приводят их экономику к периодическим кризисам.

Восточная Европа была переходной зоной. Многовековая гонка России за Европой успеха не имели. Петр I, сбрив боярам бороды, но задавив поликратию власти, создал азиатскую военно-чиновничью империю с европейским лоском, чем законсервировал на века ее отсталость. Большевики вновь упразднили поликратию, возникшую из реформ Александра II и конституции 1905 года. Попытка Хрущева, не меняя тоталитарный строй «догнать Америку», успеха не имела. И на Украине вслед за освободительной войной Хмельницкого неизбежно наступил упадок («руина»). В Польше с ее поликратической властью казаки имели какие-то права, а деспотическая азиатская Россия их закрепостила, сделав винтиками своей косной системы.

Содержание мировых религий и идеологий изменяло ментальность народов. Реформация христианства отразила поликратию власти, а католичество — ее авторитарность, хотя позже и оно изменилось. А православие, созданное в угоду императорам в Византии, и сейчас в России — опора сторонников монократии. Марксизм в Европе породил социал-демократию и «шведский социализм», а на Востоке тоталитарный строй Сталина и Мао — власть партократии.

Ментальность украинцев (и некоторых их соседей) определили противоречия европейских отношений в семье и азиатских — в обществе. У нас, как в Европе, немыслимо получение главой семьи зарплаты всех членов, как принято на Востоке, а раньше — и в российской глубинке. Нет и культа стариков, как на Кавказе. Самостоятельность, воспитанная в семье, противоречила монократии власти, отвергая бездумное подчинение ей. Это нашло выход в привычке красть у государства, надувать чиновников, верить слухам, а не официальным сообщениям, при показной аполитичности и покорности властям. В гражданскую войну украинцы шли не в красную и белую армии, а к Махно, Зеленому, другим атаманам. Усилило эту ментальность лицемерие советского строя. Отгородившись от народа персональными машинами и кабинетами, его «слуги» вовсю трубили о «всенародной любви» к ним, во что и сами, и массы не верили.

Из этой ментальности проистекли наши беды. Неверие, что власть может быть у порядочных людей, привело общество к созерцанию восьмилетнего разграбления. Оно же привело к созданию «теневой» экономики, против которой власть бессильна. Из нее и проистекает «совковое», непонятное Европе отношение к решениям властей, когда каждый — против, а все вместе — за. Поэтому одобрение кандидатуры нынешнего Президента на собраниях вовсе не означает, что за него будут все голосовать. Многие получат удовольствие от показа «дули в кармане» главе опостылевшей власти. Но считать голоса будут назначенные властью избирательные комиссии, что может решить дело.

Такой поворот ознаменует торжество старого евразийского пути развития Украины. И дело не только в том, что наш Президент лишь на словах стремится «в Европу», а и в том, что демократия Запада означает постоянную смену лидеров, особенно неудачных. А со сменой условий партии предлагают, а массы меняют даже самых выдающихся лидеров. Де Голль, Черчилль, Тэтчер, Коль ушли в отставку в расцвете лет. Но в условиях евразийской монократии массы от выбора отстранены, а элите угоден слабый, не блещущий умом лидер (как когда-то боярам — царь Михаил). Здесь смена лидера — потрясение общества, поэтому в СССР и России возникла традиция сохранять у власти впавших в маразм старцев.

Но при подсчете голосов без подтасовок наша ментальность дает большие шансы соперникам. Рассмотрим их. У Витренко и Симоненко они невелики (что и определяет желание Кучмы иметь их соперниками во втором туре). Это лидеры четко ограниченных групп пожилых людей и «вечно вчерашних». Их программы возврата в «светлое прошлое» чужды большинству, а одна лишь критика властей во втором туре голосов не добавит. Это же относится и к кандидатуре Ткаченко — апологету распавшейся империи. Его опора — не массы, а партократы, становящиеся бизнесменами. Голоса он отберет у Кучмы и Симоненко.

Левоцентристским европейским кандидатом считают Мороза. Но не столько приверженность к приевшейся старой риторике, сколько намерение сохранить чиновничье владение землей и закрепить на селе власть «земельных баронов» делает его кандидатуру неприемлемой для избирателей, не желающих возврата к старому.

Неудачная попытка «европеизации», проведенная Костенко, привела Рух к расколу, сделав заведомо непроходными кандидатуры обоих его лидеров. Но она закономерно нарушила союз Руха с бывшими партократами, заимствовавшими у них и «демократический централизм» в партии, и программный примат государства над личностью. Разница была лишь в том, о каком государстве шла речь, Союзе или Украине.

Тоталитарное наследие и старания властей привели к тому, что из кандидатов Марчук — единственный, кого нельзя отнести к левым (хотя по европейским меркам, различающим консерваторов, либералов и социал- демократов, он не право-, а левоцентрист). Эта единственность и определила «противоестественное» (по выражению одного журналиста) объединение вокруг него всех сторонников европейского пути развития Украины, независимо от их взглядов.

Такое объединение произошло, так как предстоит выбор не столько личности, сколько пути движения Украины: вслед за Польшей и Чехией в зажиточную Европу или за Беларусью и Россией в бедную Азию. И сейчас Марчуку фактически противостоит весь левый спектр, включая Президента, избранного при поддержке левых, и всех других кандидатов, разве что кроме Костенко. Это и дает ему высокие шансы быть избранным.

При этом, с учетом нашей ментальности, есть полное основание считать не отвечающими действительности рейтинги, согласно которым левые взгляды исповедует едва не 90% избирателей, якобы намеренных голосовать за Кучму или его левых соперников. Они отражают лишь мнение их составителей. А реально выбор избирателей весьма существенно зависит не от агитации и компроматов, к которым привыкли, а от слухов. Их влияние доказали недавние выборы мэра столицы. Лишь неясный слух, что Президент, недовольный мэром, одобрил кандидатуру Суркиса, свел на нет многодневную телеагитацию за последнего.