Национальный «Петр-парадокс»

Вышло так, что мой старый приятель переехал жить в Соединенные Штаты. Два года назад. Не по собственному желанию, а по воле своих близких. Жена и трое взрослых детей поехали за море первые, а отец, кстати, очень порядочный человек, опирался еще несколько лет — не мог расстаться с Киевом, Днепром, квартирой, которая так тяжело и долго ему доставалась, с друзьями. К тому же он не знал языка и не имел никакой надежды им овладеть.

Больше всего держали Петра (это его имя), однако, идейные cоображения. Дело, видите, в том, что он сберег во всей, можно сказать, детской чистоте ортодоксальную коммунистическую идеологию. В частности, свято исповедовал такие догматы, как «в капиталистическом обществе человек человеку — волк», «единственная ценность там — деньги», а морали или справедливых законов просто не может быть. Особенно пугала его возможность оказаться в сетях капиталистической эксплуатации и «мыть буржуям грязную посуду». И вот, как он ни оттягивал, все-таки пришлось ехать. Единственным утешением для Петра было то, что оставляет он не Советский Союз (что-то вроде Царства Божьего на земле), а совсем другой порядок (вернее «непорядок»), который он категорически не признавал.

Первые письма Петра из-за океана выдавали его большую растерянность, в конце всегда стояло: «Если бы вы знали, какое здесь все чужое и как я хочу домой!». Американская иммиграционная машина, впрочем, делала свое дело — он получал документы, карточки, квартиру, бесплатные уроки английского, бесплатные пакеты продуктов, купил за бесценок старый автомобиль (что было неосуществимой мечтой всей его жизни). А чтобы помогать детям, устроился на работу. Петр, когда-то известный киевский врач, работал теперь гардеробщиком в крупном косметическом салоне. Его ежедневный заработок намного превышал здешнюю месячную пенсию, а также бывшую зарплату главного врача.

Петр писал, что для него существуют две большие проблемы. Во-первых, ощущение полной непричастности ко всему происходящему вокруг. «Финансовый кризис, убийство президента, потоп — мне все равно, меня это не касается!». Вот это «не касается» трудно было переживать. Вторая проблема — информационный вакуум. Петр не мог пользоваться журналами, ничего не понимал на телевидении, не воспринимал голос толпы. Чужой, безумный и яркий информационный поток омывал его, не задевая.

Этим летом Петр приехал на родину в гости. Первые дни ходил по городу со слезами на глазах, вспоминал студенческие годы, роскошествовал музыкой родного языка, ночи напролет читал газеты. Вскоре, однако, в его настроениях произошли радикальные изменения; начались разговоры, довольно таки бестактные, о том, что «здесь, в Украине, жить невозможно», что «это и не жизнь совсем» и что «жить в бедности и грязи недостойно человека». Поэтому все мы должны сделать большие усилия и переселиться в Америку. Удивительно то, что в его седой голове не появилось даже тени мысли о том, что именно обожаемая им Компартия, а значит, и он сам (40 лет партстажа) причастны к этой недостойной «Человека с большой буквы» жизни.

А уже через две недели Петр начал ... собираться «домой», хотя имел визу на три месяца. Подобно библейскому Исаву он, теперь уже по собственной воле, променял на американскую «похлебку» и родное слово, и село, в котором родился, а еще страну, «интересовавшую его», на полностью ему безразличную.

Главный Петр-парадокс, впрочем, состоит в другом. Два года, проведенные в таких привлекательных Штатах, не произвели ни малейшего впечатления на идейные убеждения бывшего члена КПСС. Было это раздвоение личности или типичное коммунистическое сознание, но принятие благ американской жизни у Петра спокойно сосуществовало с категорическим неприятием западного общественного уклада как такового. В его голове были как бы два измерения, никогда не пересекавшиеся. Он, например, с удовлетворением рассказывал, как хорошо к нему относятся в салоне, где он работал, — коллеги и домой подвезут, и на ленч пригласят, и деньгами помогут в экстренных случаях. А как же с «человек человеку — волк»? В ответ слышишь что-то вроде: «Не нужно обобщать!» То есть то, что видишь собственными глазами, совсем не имеет отношения к тому, во что веришь. А на вопрос о материальной обеспеченности пенсионеров-чужестранцев услышишь лекцию на тему, как Америка «всех обворовала, все из нас высосала(?), так теперь пусть помогает!». Это был тип убеждений, находящихся словно бы в вакууме, вне границ не только логики, но и собственного опыта. Нечто вроде мощного гипноза, из-под которого Петр, вместе со многими нашими соотечественниками, никак не может выйти. Как говорила моя бабушка: «Хоть кол на голове теши, а он свое!».

Взгляды и убеждения старого эмигранта интересуют только его близких, они никому не могут причинить вред. И совсем другое дело, когда в состоянии такой паранойи находятся наши ведущие политики, члены правительства или парламента, иногда совсем молодые люди. Какие еще терапевтические методы, кроме кола, смогут вывести их из этого посткоммунистического транса?