Не та карта легла

Кризис в Ингушетии демонстрирует всю эфемерность политической стабильности, будто бы достигнутой Кремлем на Северном Кавказе. А ведь все началось с события, казалось, малозначительного. По настоянию главы Чечни Рамзана Кадырова, которому глава Ингушетии Юнус-бек Евкуров не слишком противился, между Чечней и Ингушетией была, наконец, установлена административная граница. Дело в том, что после распада Чечено-Ингушетии в 1991 году эта граница существовала только неофициально, согласно договору, который в 1993 году подписали тогдашний глава Чечни Джохар Дудаев и тогдашний президент Ингушетии Руслан Аушев, но который не подлежал ратификации республиканскими парламентами. Раздел территории двух республик был осложнен тем, что в приграничных районах значительная часть населения имела нерасчлененное, чечено-ингушское (вайнахское) самосознание и говорило на диалекте, переходном между чеченским и ингушским языками. И вот, 26 сентября Кадыров и Евкуров подписали соглашение об установлении административной границы и обмене территориями между двумя республиками.

Казалось бы, дело нужное и достаточно рутинное. Но беда в том, что это соглашение готовилось в строжайшей тайне не только от народов Чечни и Ингушетии, но и от республиканских парламентов, где заседают более или менее лояльные республиканским лидерам депутаты. Ну, собственно, в Чечне никаких проблем в принципе не возникло. Там депутаты проголосуют только так, как скажет Рамзан. И если он не спешит знакомить парламент с текстом соглашения, значит, так надо. Ингушских же депутатов, еще не выдрессированных до кадыровского уровня, насторожило, что текст соглашения и, главное, карту предстоящего обмена земель, от них скрывают вплоть до самого голосования по ратификации. И еще больше насторожило то, что Кадыров не скрывает своего удовлетворения соглашением об установлении административной границы между двумя республиками, тогда как Евкуров на сей счет предпочитает отмалчиваться. Потом ингушский президент, когда народ уже начал волноваться, клялся Аллахом, что договор абсолютно равноправный — Ингушетия уступает Чечне 1200 гектаров Сунженского района, а Чечня Ингушетии — 1200 гектаров Надтеречного района. При этом с обеих сторон речь идет о незаселенной горно-лесистой местности. Мол, о чем огород городить!

Но люди Евкурову не поверили. Если все здесь чисто, почему такая секретность? Тем более, что до сих пор карты предстоящего обмена территорий не опубликованы. В Ингушетии ходят слухи, что Чечне передаются почти все нефтяные месторождения в приграничных районах, исторические памятники ингушей и природный заповедник «Эрзи». Конституционный суд Ингушетии также дал отрицательный отзыв на законопроект об административной границе, почитав, что подобные вопросы должны решаться только на референдуме. Ратификацию в ингушском парламенте пришлось проводить с очевидными фальсификациями. И ингуши вышли на улицы. Не помогло ни отключение Интернета в столичном Магасе и в Назрани, ни ввод туда ОМОНа. Местные омоновцы и полиция не только встали на сторону протестующих, но и заблокировали переброску в Ингушетию отрядов ОМОНа и Росгвардии из других регионов. Результаты голосования признали фальсификацией и отменили, а новое голосование сорвалось из-за отсутствия кворума.

Даже в Кремле поняли, что в случае силового подавления митингующих в Магасе не избежать большого кровопролития. Конечно, достаточно было бы бросить против демонстрантов кадыровцев. Те миндальничать не будут. Но тогда кризис перейдет в затяжной чечено-ингушский конфликт, который федеральным властям сейчас совсем не нужен. Протестующие поставили палатки на площади перед зданием национальной телерадиокомпании и объявили о начале бессрочного митинга. Неслучайно Путин сам позвонил Евкурову и предупредил, что кровопролития и силового разгона митинга ни в коем случае допускать нельзя (так это, по крайней мере, слова российского президента звучат в устах Евкурова). Среди митингующих звучат требования как о «справедливом» разграничении с Чечней (хотя никто не представляет, каким оно должно быть), так и об отставке нынешнего ингушского президента.

Практически в Ингушетии сейчас сложилась такая же обстановка, как во время недавней революции в Армении: против действующей власти сложилась широкая коалиция из основной массы населения, значительной части элит и представителей силовых структур. И это при том, что власть в Ингушетии, хотя и коррумпированная, но нисколько не выделяется в этом отношении на общем довольно мрачном северокавказском фоне. Разница с армянским сценарием только в том, что Ингушетия, в отличие от Армении, не является независимым государством. Поэтому присланные из Москвы Росгвардия и войска всегда смогут подавить протест, причем формально на законных основаниях. Но Кремль пока не хочет идти по этому пути, сознавая, что тогда Ингушетия превратится в еще одну «горячую точку», и ей будет очень трудно управлять, особенно когда недовольные ингуши будут массово поддерживать «Имарат Кавказ» и «Исламское государство». Евкуров демонстрирует свойства слабого и непопулярного правителя, но менять его Кремлю некем. Единственный популярный политик в Ингушетии — это ее первый президент Руслан Аушев, но он считается слишком самостоятельным политиком, заподозренным к тому же в связях с чеченскими сепаратистами. Путин в свое время немало сил приложил для того, чтобы убрать Аушева с поста главы Ингушетии, и его триумфальное возвращение, безусловно, будет воспринято как поражение российского президента. Прислать в Ингушетию «варяга» тоже вряд ли выйдет. Ингушетия — это мононациональная республика, в отличие от многонационального Дагестана, куда можно было послать Владимира Васильева, чтобы он попытался умерить коррупцию и выступить в качестве арбитра между этносами и кланами. Ингуши же, особенно в условиях конфликта из-за чечено-ингушской границы, способствовавшего росту национального самосознания, президента-неингуша просто не воспримут.

Пока трудно предсказать, каким будет исход кризиса. Власти, и в Москве и в Магасе, делают ставку на то, что протестующие постепенно устанут, и к зимним холодам протест угаснет сам собой. Пока же делается все, чтобы поддерживать информационную блокаду и минимизировать проникающую за пределы республики информацию об ингушских протестах. Неслучайно прибывший в Магас сотрудник международной правозащитной организации Amnesty International Олег Козловский 6 октября, на следующий день после приезда, был похищен, раздет догола, избит и подвергся инсценировке казни со стороны сотрудников ингушского Центра по противодействию экстремизму (Центра «Э») (так они, по крайней мере, себя называли). Затем Козловского доставили в аэропорт Владикавказа, предупредив, что если он расскажет о происшедшем, они убьют его детей. Власть очень боится, что ингушский пример может вдохновить на протесты и другие регионы России.