О грантах и схемах

В новейшей истории Украины существуют страницы, которые носят не только противоречивый, но и трагический характер для создания государства. «Лихие 90-е», возвращение к власти так называемых красных директоров, срастание власти и криминалитета, ползучая русификация, засилие пророссийских сил в Крыму и на востоке Украины, и в итоге множество механизмов незаконного и полузаконного (например, «распиливание» грантовых средств) обогащения — все это лишь некоторые из параграфов, которые не найти в официальных учебниках. Тем не менее, мы до сих пор живем в упомянутых реалиях. Об этом «День» пообщался с председателем Правления Центра стратегических исследований и в том числе бывшим директором программы «Гражданское общество» Международного фонда «Возрождение» Павлом Жовниренко.

«В 90-ТЫЕ МЫ ПОЛУЧИЛИ СРАСТАНИЕ ВЛАСТИ, БИЗНЕСА И КРИМИНАЛИТЕТА»

— Начало 1990-х годов. Украина становится независимой, казалось бы, открываются определенные шлюзы для того, чтобы мы стали не просто постсоветской страной, а полноценным европейским государством. Замечу, что Россия первой вышла из СССР, объявив приоритет законов РСФСР над общесоюзными. Насколько тогда чувствовалось, что Украина с тем потенциалом, который был приобретен в советские времена (в том числе кадровый потенциал), способна к качественным преобразованиям? Почему впоследствии с приходом Кучмы начался откат и как это происходило?

— Желание России стать независимой от СССР было тактическим. Это была борьба Ельцина с Горбачевом, и это тот уникальный случай, который сработал на Украину. В перспективе Россия все равно видела и видит себя империей. Когда Ельцин в итоге утвердился при власти и стал руководителем РФ, то, например, при нем в 1993 году был принят закон о российском статусе Севастополя. При Ельцине же были заявления о российском Крыме. Хоть сам Ельцин вроде бы официально поддерживал территориальную целостность Украины, но вектор имперскости Кремля при нем сохранялся. Относительно самих украинцев, то мы хотели независимости всегда. Я рос на Донбассе, и для меня то, что Украина может стать независимой, было мечтой. Могу сказать, что быть националистом в русскоязычной среде намного труднее, чем, скажем, в Галичине. Еще в Москве во время перестройки я понял, что Галичина — это душа Украины, а восток — это ее руки. Или, если хотите, это два крыла.

ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПАВЛОМ ЖОВНИРЕНКО

Но, возвращаясь к вопросу, почему забуксовал процесс создания государства в 90-х, думаю, что одной из причин этого является то, что при переходе на рыночную экономику большие активы попали в руки, которые до того не занимались бизнесом. Эти люди потом стали олигархами. Что такое олигархат? Это власть плюс собственность. Определенные представители коммунистической номенклатуры, так называемые красные директора, взяли предприятия в свою собственность. Другая сфера — это криминал. В определенный момент произошло соответствующее срастание этих сфер. Кое-кто, так сказать, сошел с дистанции. Те же, кто остался, стал сейчас олицетворением той конъюнктуры, которую мы имеем. То есть — это срастание власти, бизнеса и криминалитета. Потом в 1999 году Кучма баллотируется на второй срок президентства. Он договаривается с Ахметовым, чтобы последний обеспечил ему победу на востоке Украины взамен на контроль над регионом. Ведь у Кучмы там особого влияния не было. Таким образом, Донбасс был отдан конкретным местным кланам. Соответственно, и законы начали подстраиваться не под государственнические цели, а под цели крупного бизнеса.

— При этом мы долго не могли избавиться от советского опыта управления. Да и избавились ли?

— Прежде всего, Советский Союз — это не только идеология. И не только система притеснения или зомбирования. Если говорить о системе руководства, то есть кадровой системе и системе ответственности, то там многому стоит поучиться. Например, было понятие «кадровый резерв». То есть невозможно, чтобы, допустим, руководителем областной милиции стал тот, кто не прошел районный уровень, городской участок и все такое. Невозможно было, чтобы, скажем, руководителем Минагрополитики был назначенный человек, который до того не работал на земле. Существовали звенья, которые человек должен был пройти и приобрести соответствующий опыт. Соответственно формировался кадровый резерв. Кстати, такая же система работает и на Западе. Образно говоря, невозможно прыгнуть из машиниста доильного аппарата на водителя автобуса. К сожалению, у нас сейчас в этом вопросе дошло до абсурда, когда генпрокурора назначили без юридического образования. За последние почти два десятилетия не было министра экологии, который до назначения имел отношение к охране окружающей среды. Я с ужасом на это смотрю. Не должно быть так, что под лозунгом «поиска новых лиц» капитан круизного судна набирает всю команду, включая старпома, боцмана, мотористов в портовом пивбаре, не спрашивая ни дипломы, ни сертификаты с аттестатами и с единственным требованием: чтобы претендент до этого ни разу не выходил в море на корабле!

Поэтому, если мы говорим о том, что Украина должна стать полноценным государством, то нельзя отбрасывать все то, что является логическим в науке управления. То есть системность, плановость. У нас сейчас нет ни одной полноценной стратегии развития государства. И это при том, что каждое министерство на бумаге плодило множество таких «стратегий». Но когда ищешь реальный план действий на выполнение стратегии — его нет. То есть имеем бумажку без конкретного указания алгоритма воплощения. В плане действий должны расписываться конкретные шаги, которые нужно сделать для достижения цели и целей, устанавливаться соответствующие сроки и ответственные исполнители. Этого, кстати, от нас требует и Запад. Пока в государстве нет понимания того, что мы строим один общий дом — Украина, и не важно, кто именно. У нас выходит, что старая бригада ушла, а новая начинает все делать заново. Все это от отсутствия единой государственной стратегии с соответствующим планом действий.

«МЫ ИМЕЕМ НЕ ВЫБОРЫ, А СХЕМЫ»

— Возможно, власть имущим  и не нужны никакие планы действий, которые предусматривают отчет? Ведь это позволяет размыть ответственность, перевести ее на предшественников и тому подобное.

— Безусловно. И тут есть большая ответственность за такое положение вещей олигархата. С другой стороны, есть и ответственность избирателей. К сожалению, избиратель забывает о выборах сразу после их окончания. Мы забываем предвыборные программы кандидатов. Я не понимаю, почему ни СМИ, ни общественные организации не требуют отчетов по выполнению программ. Они ищут компроматы, но не анализируют результаты или безрезультатность предвыборных обещаний. Кандидаты должны заниматься анализом предвыборных программ своего конкурента. По-моему, лучшей предвыборной программой любого выборного лица, идущего на второй срок, является отчет о выполнении своих предыдущих обещаний. Это было бы экзаменом кандидатов на их зрелость как державников. Причем лучше это делать в онлайн-режиме. Технически все это возможно.

— В некоторых странах уже даже голосуют на выборах онлайн.

— Например, так делают в Эстонии. Я об этом говорил в 2014 году. Потому что в таком случае могли бы голосовать граждане Украины на оккупированных территориях. Для этого им нужен был только интернет. Лично я имею причастность к выборам с конца 80-х годов. И должен признать, что ситуация даже с избирательным законодательством стала сейчас хуже, чем была тогда. В начале независимости депутаты действительно были народными. Ты мог быть избран депутатом только тогда, когда за тебя проголосовало более 50% людей на округе — не больше кого-то, а больше половины. Кроме того, если менее 50% избирателей пришло на голосование, то выборы признавались недействительными, даже если за тебя проголосовало хоть 60% от тех, кто пришел. То есть человек заручался поддержкой реального большинства народа. Потом, с середины 90-х, все это начало меняться. Сейчас мы имеем не выборы, а схемы. После того, как Ахметов получил ту же Донецкую область фактически в собственное управление, Украины там уже не было, хоть все основные кадры — СБУ, МВД, руководители разных уровней — продолжали формально присягать на верность нашему государству.

— И это на родине Стуса, Сосюры, Свитличного...

— Абсолютно так. При Кучме начался очередной этап русификации Донбасса. Выборы в этом плане стали только механизмом, инструментом, который далек от объективного выбора граждан.

«ЕСТЬ ПРОБЛЕМЫ С НЕОПРАВДАННЫМ ДОВЕРИЕМ ИНОСТРАННЫХ ФОНДОВ К НАШИМ ОТДЕЛЬНЫМ ГРАНТОПОЛУЧАТЕЛЯМ»

— Есть еще одна прослойка тех, кто, так сказать, нашел себя во время кризиса. Это так называемые грантожеры. Создается впечатление, что есть определенная кучка людей, которые присосались к конкретным западным грантовым программам, создав собственные анклавы, и не допускают других. При этом они создают имитацию деятельности.

— Сама система грантов — абсолютно нормальная, она доказала свою эффективность на Западе и частично у нас. Частично — потому что действительно есть проблемы с часто не оправданным, по-моему, доверием иностранных фондов к нашим отдельным грантополучателям. Джордж Сорос мне как-то предложил перейти в фонд «Возрождение» — руководителем программы «Гражданское общество и культура».

Я туда прихожу. Смотрю, что идея и механизм достаточно нормальные — общественные организации функционируют, подают заявки на нужные для общества проекты, получают гранты. Но потом чувствую, что что-то происходит не совсем то, чего я ожидал, что есть веские основания для подозрений в наличии коррупционной составляющей. Например, создаются семь общественных организаций, как семь «друзей». Все семь организаций пишут заявки на гранты, что все они будут заниматься замечательными делами. Идет стандартный набор — учеба, семинары, проекты. Им выделяется зарплата на двоих-троих человек, арендованный офис, компьютер, факс, принтер, канцтовары. Но фактически все покупается в одном экземпляре и располагается в одном офисе. И в случае проверки, в зависимости от того, какую именно организацию проверяют, именно эта организация и появляется в офисе. Когда я встретился с господином Соросом, то сказал ему, что есть единственная фраза на русском языке, которую знал Рейган: «Доверяй, но проверяй». И тогда он предложил мне быть главным аудитором Фонда «Возрождение». После того я увидел вещи, которые касались не только этого фонда, но и других. Для меня это был определенный шок. Было крайне обидно и за Сороса, и за других спонсоров, которые, заработав денег, направили немаленькую их часть на развитие Украины, ликвидацию коррупции, выращивание семян демократии, — а тут их, эти зерна, разворовывают мои соотечественники. Потом у меня произошла серьезная авария, должность главного аудитора была сокращена, я занялся другими делами.

— Случайное совпадение?

— Не знаю. Не могу кого-то обвинять в этом, но многочисленные сигналы и от друзей, и из открытых источников дают основания для подозрений, что схемы, хоть и модернизировались, но никуда не делись и поныне.