Охота за докладом Хрущева

Очередной ХХ съезд КПСС, начавшийся 14 февраля 1956 года, не предвещал никаких сенсаций. Все такие же рапорты об успехах очередной пятилетки, клятвы в верности делу Ленина-Сталина и все остального пропагандистского набора, к чему все привыкли.

Первый звонок будущих сенсаций прозвучал в речи члена президиума ЦК Анастаса Микояна. Так называлось политбюро после принятия нового устава КПСС на XIX съезде партии осенью 1952 года. Да и сама партия изменила название с ВКП(б) на КПСС. В своем выступлении он подверг резкой критике сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)», который продолжал оставаться своеобразной библией для членов партии, комсомола и всего беспартийного населения. Однако Микоян Сталина не упомянул. Кто хоть что-то понимал, должен был насторожиться, хотя в ходе съезда никаких изменений не произошло.

Как и положено, в последний день работы по графику на съезде избрали ЦК, а затем на тут же проведенном пленуме состав президиума ЦК из нужных товарищей. При этом делегатов предупредили, что завтра будет закрытое заседание, и никто никуда не отлучается. Вот тогда и прозвучала сенсация, взорвалась информационная бомба невиданной бризантности.

Все было неожиданным. Продолжение работы съезда после выборов руководящих органов партии. Закрытый характер заседания, без присутствия делегаций зарубежных партий. Руководил заседанием президиум ЦК КПСС, а не избранный делегатами рабочий президиум. Слово было предоставлено первому секретарю ЦК Никите Хрущеву. 

Доклад «О культе личности и его последствиях» продолжался более 4 часов. Как вспоминал будущий член политбюро, очевидец доклада Александр Яковлев, «В зале стояла глубокая тишина. Не слышно было ни скрипа кресел, ни кашля, ни шепота. Никто не смотрел друг на друга — то ли от неожиданности случившегося, то ли от смятения и страха. Шок был невообразимо глубоким».

После окончания выступления председательствовавший на заседании член президиума ЦК и председатель Совета министров Николай Булганин предложил прений по докладу не открывать и вопросов не задавать. Делегаты съезда приняли два постановления — об одобрении доклада и о его рассылке партийным организациям без опубликования в открытой печати.

Анализ доклада и его последствий является отдельной темой. Мы же отметим ряд зарубежных последствий.

Первый секретарь Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) Болеслав Берут 12 марта 1956 года умер в Москве при весьма загадочных обстоятельствах. Он действительно был весьма больным человеком, но очень серьезно сдал именно после того, как узнал содержание доклада Хрущева. Как писал партийный деятель Росляков, Берут покончил жизнь самоубийством.

В Венгрии начался длительный политический кризис и 18 июля 1956 года партийный руководитель, агент НКВД и сталинист Матьяш Ракоши ушел в отставку. Венгерское восстание в октябре 1956 года было очевидным результатом доклада Хрущева.

В полное смятение пришли руководители коммунистических партий Франции и Италии Морис Торез и Пальмиро Тольятти. Лидер итальянских коммунистов принял решение прекратить выполнять предписания Москвы и начал движение, впоследствии названное еврокоммунизмом. Его французский коллега наоборот занял еще более просталинскую позицию и добился отказа от реабилитации Троцкого, Бухарина и других противников Сталина. 

Доклад оставался секретным, хотя читался на закрытых партийных собраниях, куда приглашали и комсомольцев. Тем не менее, полный текст оставался на Западе доподлинно неизвестным, и соответствующие спецслужбы начали буквально охоту за ним. Вроде бы ЦРУ назначило премию в $1,5 млн (около $8 млн по нынешнему курсу). Слухи ходили разные, но доподлинно ничего не было известно.

Первым на Запад передал содержание доклада корреспондент агентства Рейтер Джон Ретти. Ему надиктовал его Константин Орлов. Источник он назвать отказывался и многие считали его агентом КГБ, которое организовало утечку. Только в конце ХХ века стало известно, что Орлов агентом не был, а сумел подробно законспектировать доклад во время чтения на партсобрании. Кстати, конспект оказался достаточно точным, что стало ясно из сравнения с оригиналом.

В США текст доклада попал через Джека Чайлдса — связного компартии США с рядом партий, в том числе и КПСС. Ему в Москве передали текст доклада для информирования руководства его партии. Так он попал в ЦРУ и госдепартамент. Произошло это в мае 1956 года. Как потом оказалось руководству большинства компартий и американской в том числе, был направлен сокращенный и частично приглаженный текст.

В полном объеме доклад Хрущева попал на Запад через польского журналиста Виктора Граевского (настоящая фамилия Шпильман).

Он родился в 1925 году в Кракове в польско-еврейской семье. В 1939 году бежал в СССР, вернулся в Польшу в 1946 году. Закончил Академию политических наук, стал журналистом и работал в правительственном информационном агентстве PAP (Polska Agencja Prasowa, Польское агентство печати). В 1955 году Граевский навестил родителей и сестру к тому времени уехавших в Израиль.

Москва направила один экземпляр доклада в Варшаву с запретом его копировать. В польской столице отнеслись к этому достаточно легкомысленно и роздали копии всем членам политбюро ПОРП.

Граевский увидел на столе своей подруги Люции Барановской, старшего референта тогдашнего первого секретаря ПОРП Эдварда Охаба, красную брошюру, привлекшую его внимание. Граевский свободно владел русским языком, и поэтому попросил почитать ее с возвратом.

Прочитав доклад, журналист был потрясен. Как он вспоминал: «Когда закончил читать, я почувствовал, что у меня в руках что-то вроде атомной бомбы. Это что-то ужасное! Я был членом партии, я верил в социализм, в коммунизм, и все верили в то время. И вдруг такие злодеяния, Сталин — такой разбойник, такой убийца. Трудно было этому поверить. Но я хотел быстро отделаться от этого и пойти вернуть ей эту брошюру, эту речь Хрущева».

По пути Граевский зашел в израильское посольство, где работал его друг Яков Бармор. Последний был кадровым сотрудником израильской разведки Шин Бет. «Он побледнел, покраснел, почернел, потому что он лучше меня знал, что это такое». Бармор через полтора часа вернул брошюру Гревскому, а тот своей подруге. Интересно, что Барановская возвращенную брошюру положила в сейф и забыла об этом случае. Она проработала в партийном аппарате до пенсии и не узнала, какую роль сыграла в этом деле.

Получив копию доклада, Бармор срочно вылетел в Австрию, чтобы передать ее Амосу Мэнору, главе Шин Бет. Последний проинформировал премьер-министра Давида Бен-Гуриона, который как и все израильские руководители того времени свободно владел русским языком и прочитал доклад в оригинале.

Сами израильтяне не решились публиковать доклад, и с разрешения премьера Шин Бет передала текст ЦРУ. Тогдашний директор Управления Аллен Даллес распорядился сделать точный перевод на английский язык и показал его своему брату государственному секретарю Джону Даллесу, а тот президенту Дуайту Эйзенхауэру.

Специалисты определили подлинность текста, и он был передан для публикации в прессу. Газеты The New York Times и The Washington Post 5 июня 1956 года опубликовали доклад, который затем увидел свет в Мюнхене в издательстве «Голос народа» на русском языке в обратном переводе с английского.

Заместитель председателя КГБ генерал Петр Ивашутин доложил в ЦК, что «Действующая в ФРГ антисоветская эмигрантская организация, так называемый «Союз борьбы за освобождение народов России», издала и распространяет среди перемещенных советских граждан брошюру под названием «Речь Хрущева на закрытом заседании ХХ съезда КПСС». Брошюра представляет собой перевод с английского на русский язык документа, опубликованного Госдепартаментом США. При сличении доклада товарища Хрущева Н.С. с этой брошюрой установлено, что тексты их тождественны».

Хотя израильтяне не опубликовали текст доклада, они получили значительные бонусы. Во-первых, не испортили отношения с СССР, хотя им это не слишком помогло. Москва двигалась к конфронтации с Тель-Авивом, безудержно поддерживая арабские режимы. Во-вторых, укрепили отношения с США. Несмотря на все старания КГБ так и не удалось установить, как доклад попал на Запад и кто организовал такую операцию.   

После известных событий осени 1956 года в Польше сменилось партийное руководство. К власти пришел до того опальный Владислав Гомулка. Наряду с рядом мер по смягчению внутренней напряженности он разрешил эмиграцию в Израиль. Эта волна получила название «Алия Гомулки». Алия на иврите означает «восхождение» — термин, обозначающий репатриацию в Израиль. Этой волной, кстати, довольно кратковременной, воспользовался и Граевский. После того как он выучил иврит, ему была предложена работа в отделе по делам Восточной Европы в МИД. Когда радиостанция «Голос Израиля» начала передачи на польском языке, Граевский получил должность редактора и диктора. В 1958 году он стал директором редакции вещания на русском языке.

Вскоре после приезда в Израиль с Граевским установили связь агенты КГБ. Знали бы они кого вербуют. Советское предложение было принято, но одновременно он поставил в известность и контрразведку ШАБАК.

Более 15 лет Граевский был двойным агентом. Как правило, он передавал КГБ достоверную информацию. В частности, в мае 1967 года он передал советскому резиденту подлинные сведения о скором начале Израилем войны против Египта и Сирии. Зачем Тель-Авив раскрыл Москве дату начала шестидневной войны, до сих пор остается загадкой. Некоторым объяснением может быть желание израильского руководства предостеречь через Москву арабских руководителей от войны, так как их планы уже известны противнику.

Видимо советские кураторы высоко ценили деятельность Граевского, так как в середине 1970 гг. его приглашали в Москву для вручения ордена Ленина. Визит не состоялся, а 28 сентября 2007 года руководитель ШАБАК Юваль Дискин вручил Граевскому медаль за вклад в безопасность Израиля. Через три недели награжденный умер. Некрологи поместили многие газеты. Как в Израиле, так и за рубежом. В частности, британская The Independent. 

Свою роль в операции с докладом Граевский не считал очень важной. «Конечно, Хрущев сделал историю. Я только что немного познакомился с историей на несколько часов». 

Прочитав доклад Хрущева, премьер-министр Израиля Бен-Гурион сказал Мэнору: «Если это не фальшивка, не специально подставленная нам дезинформация, поверь моему слову — через двадцать лет не будет Советского Союза».

Со сроками он не угадал, но будущее предсказал точно.