Перепады напряжения

— Президент недавно назвал ситуацию в топливно-энергетическом комплексе неблагополучной. Вы принимаете эту критику или же располагаете аргументами, свидетельствующими о том, что страна к зиме готова, топлива достаточно и все системы работают надежно?

— Разве можно назвать благополучной ситуацию хоть в одной из отраслей украинской экономики после длительного десятилетнего падения практически всех показателей? А ТЭК — составная часть экономики державы. Так что то, что сказал Леонид Данилович, безусловно соответствует действительности, одновременно являясь свидетельством особой требовательности Президента к ТЭКу как к базовой части экономики. Начиная с 2001 года прекращено падение производства и начался рост в большинстве отраслей, но только в этом году начался рост во всех отраслях ТЭК, кроме угольной промышленности, где в первом полугодии также достигнута стабилизация и прирост добычи в июле по сравнению с аналогичным периодом 2002 года. Следует отметить и тот факт, что сегодня ТЭК находится в группе тех отраслей, которые обеспечивают высокие темпы общеэкономического роста страны. Об этом свидетельствует опережающая динамика увеличения объемов отраслевого производства: если ВВП за этот период вырос на 7,5%, то в ТЭКе зафиксировано 12%. Мы можем сказать, что стабильная работа ТЭК обеспечила качественную составляющую экономического роста в стране и сегодня в достаточной мере удовлетворяются растущие потребности национальной экономики в топливно-энергетических ресурсах.

— В таком случае просто скажите о том, сколько к зиме запасено на складах угля, сколько газа закачано в подземные хранилища, сколько имеется мазута?

— Это ошибочный подход. Еще с компартийных времен оценка готовности к зиме выставляется по количеству запасов. Но мы живем в рыночной экономике, и нужно понимать, что любой излишний запас на складе является отвлечением оборотных средств, а кроме того, он еще дополнительно облагается налогом на прибыль (30%). Энергогенерирующие компании не могут себе позволить такую «роскошь» в виде дополнительно начисленных искусственных налогов. Поэтому 1,3 млн. тонн угля на первое июля находились на складах шахт. Из них 750 тыс. тонн подготовлено к отгрузке. Добытый, но не отправленный энергетический уголь (450 тыс. тонн) пока, естественно, не оплачен. Но разработан и утвержден график накопления угля на складах электростанций.

Сегодня там также примерно 1,3 млн. тонн. В соответствии с выполняющимся графиком к началу отопительного сезона, т.е. к 1 ноября, будет три миллиона тонн. Причем темпы восстановления запасов в 6 — 7 раз превышают аналогичные показатели предыдущих лет.

За апрель — август 2001 г. газа использовано 1042 млн. куб. м, в 2002 г. за такой же период — 905 млн. куб. м. А в нынешнем году только 620 млн. куб.м. Как видите, цифры говорят сами за себя: достигнута существенная оптимизация использования топлива на ТЕС. А кроме того, мы ожидаем, что сразу же после завершения парламентских каникул Верховная Рада рассмотрит вопрос о поправке к соответствующему закону, и тот уголь, который сейчас хранится на складах шахт, переместится на склады электростанций. Кстати, в этом году они уже получили угля значительно больше, чем в 2001 и 2002 годах. До конца года поставка угля на электростанции вырастет до 27,5 миллиона тонн (в 2000 году — 26 млн. тонн). Оплачивается он исключительно банковскими средствами. За семь месяцев уровень оплаты составлял 97,5%, а с учетом товарного кредитования шахт электроэнергией — больше 100%. Что касается закачки газа в хранилища, то нужно отметить, что решение этого вопроса зависит не только от руководства НАК «Нефтегаз Украины». Тут можно вспомнить, что в первом квартале жилищно- коммунальное хозяйство и население потребили газа на 5,4 млрд. кубометров больше, чем прогнозировалось. Сказалась холодная и затяжная зима. Вот его и взяли из подземных хранилищ. Плюс в теплогенерации было сэкономлено 1,3 млрд. куб. метров. Эти ресурсы и пошли на покрытие возросшего потребления. Однако уровень проплат за этот газ был довольно низким — около 50%. Теперь «Нефтегаз» должен изыскать возможности возобновить подземные газовые запасы. В прошлом году в подземках было 25 млрд. куб. метров газа. Темпы закачки нынешнего года позволяют предположить, что в этом году газа там будет примерно столько же, включая российский. Но собственного газа может оказаться на 3 — 4 миллиарда меньше (в прошлом году было закачано около 17 млрд.). Таким образом из-за того, что ранее были израсходованы лишние объемы, баланс газа нарушен. Какую-то часть нужно дополнительно закупить. Мы уже провели соответствующие переговоры. В результате у нас будет 1,8 млрд. кубов узбекского газа, два миллиарда — казахского. Конечно, очень плохо, что мы потеряли из-за переборов накопленные в хранилищах, начиная с 2000 года, объемы газа. Именно благодаря им зима прошлого года прошла почти безболезненно. В этом году добавочную нагрузку на ТЭК даст рост экономики, требующий дополнительных энергоресурсов. За семь месяцев производство электроэнергии уже выросло на 7,1%. Причем основная часть приходится на тепловые электростанции и угольную промышленность. Прошлой зимой теплогенерация дала 16% роста производства электроэнергии.

— Очень много говорилось о реструктуризации угольной промышленности...

— Да, ранее было принято решение о закрытии 111 шахт. На этот год приходится десять. Но ни одна еще не закрыта. Я считаю, подходы государства к этому вопросу нужно пересмотреть. Это ведь очень затратное дело. А недофинансирование на эти цели составляет более 60%. Так что и шахты соответственно не закрыты. Ведь нельзя пренебрегать ни экологическими проблемами, которые при этом обычно возникают, ни — главное — социальными: рабочие места не созданы, жилищно-коммунальное хозяйство развалено, да плюс еще не решаются вопросы текущего обеспечения. Что это такое? Сегодня имеющееся у нас управление реструктуризации выполняет в основном функцию «собеса»: тех денег, которые выделяются на реструктуризацию, хватает только на то, чтобы погашать увольняемым шахтерам долги по зарплате, выдавать им бытовое топливо и оплачивать минимальные производственные нужды шахт, находящихся в процессе закрытия. Откачивать воду, платить за электроэнергию... Добавить в этот дырявый котел еще десять шахт — только увеличить количество проблем. А ведь шахта — это крупный производственный комплекс. Стоит только объявить о закрытии, не обеспечив этот процесс соответствующим финансированием, и тысячи тонн ценного оборудования тут же превращаются в металлолом. Сегодня комбайн работал, а завтра он годен лишь на переплавку... И дальше уже начинаются всякие детективные истории о том, как разбазаривалось ценное горное оборудование. Задуманная нами реструктуризация ставит целью не допустить подобных потерь. После реорганизации в одном предприятии объединяются до десяти шахт. И мы даем возможность его коллективу, руководителям самим решить, какие шахты могут наращивать выпуск продукции, а какие неперспективные, никакой пользы ни сейчас, ни в будущем не принесут. Решение должен принять сам коллектив. Это возлагает на него определенную ответственность, поскольку на него же ляжет подготовка к закрытию. Для этого, правда, создано еще и специализированное предприятие «Укргидрошахтзащита», финансируемое из госбюджета. Но само предприятие, приговорившее к закрытию одну из своих шахт, теперь позаботится о том, чтобы дорогостоящее шахтное оборудование (шахта стоит не меньше миллиарда, а ее демонтируемое оборудование — десятки миллионов гривен) не сдавалось в металлолом, а в полную меру использовалось на других шахтах. И главное, люди при этом не потеряют работу (у нас сегодня почти во всех шахтах недокомплект — не хватает 35 тысяч горняков). И только после всех этих подготовительных работ шахта передается в управление реструктуризации, которое приступает к физическому закрытию в соответствии с утвержденным проектом. Кстати, всеми вопросами по трудоустройству шахтеров с закрытых шахт теперь будут заниматься облгосадминистрации и подведомственные им структуры. Вот на таких принципах в следующем году будет идти процесс закрытия неперспективных шахт. Но если коллектив видит, что на этой шахте еще имеются существенные запасы, а небольшие инвестиции помогут их добыть, чтобы уголь с новых горизонтов давал предприятию доход, то разве станет он такую шахту закрывать? Мы закрыли по разным причинам сто шахт с довольно большими запасами угля. Иногда просто потому, что не было денег купить насос... и шахта просто затапливалась. Образовывались так называемые депрессивные регионы. Посмотрите на восток Донецкой области, на Луганщину. В начале сентября мы планируем провести там выездную коллегию по вопросам реструктуризации.

— Есть ли у вас уверенность в том, что на следующий год парламент согласится увеличить в бюджете ассигнования на господдержку угольной отрасли?

— Вопрос не в том. Речь идет об установлении уровня минимальной достаточности средств для выполнения задач, которые ставятся перед угольной промышленностью. Если известно, сколько нужно добыть угля — скажем, 84 миллиона тонн — то этот объем множится на прогнозируемую цену. Вот это и есть совокупный доход горняков. Но капитальные затраты на сооружение новых шахт, лав и забоев, на новое оборудование им самим не профинансировать. Денег на это пока не хватает. Значит, нужна какая-то поддержка. Какая именно? Сегодня об этом говорить еще преждевременно. Дело в том, что чем больше добыча, тем меньше государственной поддержки нужно на тонну угля. В этом году бюджетное финансирование недостаточное, хотя в прошлом году правительству удалось несколько скорректировать бюджет в направлении поддержки шахтеров. Но сегодня уже проявились заметные положительные тенденции в экономике угледобычи. Себестоимость тонны угля в январе составляла 175,4 гривни. А оптовая цена угля была 127 гривен. Но в феврале себестоимость уже упала до 165, затем до 158 гривен в июле. А вот оптовая цена за счет улучшения качества несколько повысилась. Финансовый разрыв на тонне угля сократился с 48 до 27 гривен. Так что летом наша потребность в бюджетной поддержке уже уменьшилась. И эту разницу мы собираемся вывести на ноль. Пути для этого известны: в частности, отказ от посредников и выход на прямых поставщиков оборудования. На днях у нас на совещании выступал один гендиректор, который благодаря этому сэкономил на тонне закупаемого для шахты оборудования семьсот гривен и вывел предприятие в диапазон рентабельности. Правда, теперь у него возникли проблемы: нужно нанимать личную охрану... Но, в принципе, есть и другой путь: повышение интенсивности добычи, роста нагрузки на одну лаву. Но для этого нужны деньги на новое высокопроизводительное оборудование. И мы по этому пути уже идем. Средняя нагрузка на очистной забой с 242 тонн уже поднялась до 549. Но современное оборудование, которое уже производится в Украине, позволяет довести этот показатель до 3000 тонн, то есть в шесть раз повысить добычу угля.

— Таким образом, мы подошли к вопросу об инвестициях, а следовательно — приватизации угольной отрасли. Понятно, как только сократятся долги, наметятся перспективы рентабельной работы, и инвесторы и желающие стать хозяевами мигом найдутся. Но найдется ли для них место в этом процессе? Похоже, что реально к этому делу будет допущено всего несколько компаний, уже практически застолбивших лучшие предприятия.

— В конечном итоге на шахтах может быть и один собственник.

— Кто?

— Этого я не знаю. Возьмите мировую автомобильную промышленность. Сегодня она распределилась между четырьмя гигантами. Остальным достались кое-какие мелочи. Так что сегодня этот вопрос нас не должен сильно волновать. А думать нужно о том, как создать такие условия, чтобы угольная отрасль работала, была самодостаточной и обеспечивала потребности экономики. А в дальнейшем, поскольку угольная промышленность — базовая отрасль экономики, она, в конечном итоге, станет собственностью нескольких структур, а возможно, и одной, которая победит в конкурентной борьбе. Но сегодня, честно говоря, я не вижу возможности приватизировать угольную промышленность. Она еще не находится в том состоянии, которое может привлекать инвесторов. Хотя отдельные объекты, конечно, есть. Но они, кстати, уже выкуплены. Шахта им. Засядько в аренде. Красноармейская-Западная приватизирована. «Комсомолец Донбасса» приватизирован. Готовятся к приватизации несколько шахт помельче. Но среди крупных предприятий, созданных в процессе реорганизации, привлекательных для бизнеса практически нет.

— А есть у этих угольных объединений стимул, чтобы работать рентабельно, лишаясь при этом господдержки?

— Когда государство пошло на дотацию на тонну добытого угля, то стимулы начали теряться. Потом стали давать бюджетные деньги просто под дефицит средств на зарплату. И появилась целая группа шахт-иждивенцев. Их фонд оплаты труда полностью финансировался государством. Сколько бы угля ни добывалось, фонд оплаты труда им был обеспечен. А чем меньше добываешь угля, тем меньше проблем. Нужно меньше вагонов для отгрузки и крепежных материалов, не нужно ремонтировать оборудование и т.д. В то же время у директора, как всегда, зарплата, автомобиль, телефон, секретарь... В этом плане внедряемая сейчас система краткосрочного кредитования зарплаты более прогрессивна, потому что стимулирует добывать угля больше, а следовательно — снижать себестоимость и отказываться от поддержки государства. А вот дотационная «государственная игла» приводила к тому, что руководители шахт не заботились ни о добыче, ни об экономических показателях — результат так или иначе гарантировался. Причем, в случае чего, можно и каской стукнуть... Теперь все это должно закончиться. По идее, угольная промышленность должна быть на предоплате. И мы это сделаем. Уже есть концепция оптового рынка энергетического угля, который будет работать по этому принципу. Мы считаем, что назначение шахты — добывать уголь. И не ее дело выколачивать за него деньги, просить, чтобы государство покрывало убытки. Мы хотим создать условия, чтобы шахта знала одно: сколько она должна добыть угля, необходимого рынку. И тут же получала предоплату.

Процесс в этом направлении уже пошел. Мы впервые превысили добычу угля по сравнению с 2002 годом. В июне тенденция снижения добычи угля впервые была остановлена, а в июле отмечен рост. Он продлится до конца года, потому что количество вновь вводимых лав сейчас опережает количество закрываемых. При этом выбывают лавы со старым оборудованием, а вводятся — с современным, высокопроизводительным.

К концу года отставание будет преодолено, и объем добычи не будет меньшим, чем в прошлом году — 80 — 81 миллион тонн. А объем средств, полученных угольной промышленностью, уже и сейчас больше — на уровне 102%.

— На этой неделе в Киеве намечалось провести презентацию бизнес-плана международного газотранспортного консорциума. Мероприятие, однако, отложено. Встретились какие-то трудности? Согласны ли вы сами с новой идеологией консорциума, предложенной российской стороной, и какие видите в ней угрозы для Украины? Правда ли, что тут не последнюю роль сыграли интересы трубных предприятий Украины?

— Я бы по консорциуму не хотел комментировать более того, что уже сказано. Есть проблема собственности. По законам Украины газотранспортная система однозначно является исключительно собственностью государства и не может приватизироваться, передаваться в управление, то есть существующую газотранспортную систему нельзя передать в собственность консорциуму. Это уже изучено со всех сторон. Но если у консорциума появляются деньги — то ли от инвесторов, то ли от совместной деятельности — возникает вопрос: куда их вкладывать. Возможный выход — развивать дополнительные мощности по транспортировке газа. Идет работа на уровне экспертов и совета учредителей консорциума. Они сейчас шлифуют бизнес-план, презентация которого намечена на конец августа. Главная цель создания консорциума — повысить экономическую и энергетическую безопасность Украины.

— Нерешенным вопросом остается и направление работы нефтепровода Одесса — Броды. Не считаете ли вы, что, поддавшись на предложение разработать бизнес-план альтернативного (реверсного) варианта, Украина просто потеряет время и, как говорят в шахматах, качество, а компенсировать эту потерю будет уже не просто? Что нас принудило к такому решению?

— Я возглавляю созданную по поручению Президента рабочую группу, которая называется: по эффективному использованию нефтепровода Одесса — Броды. Работает она на принципе консенсуса. Группой уже приняты необходимые документы для проведения тендера на привлечение международного эксперта. Его заказчиком выступает Министерство топлива и энергетики. После завершения тендера выбранный нами консультант представит свои рекомендации для принятия решения. После того, как поступят предложения от участников конкурса, в том числе и по стоимости их услуг, мы будем определяться, нужны ли нам дополнительные источники финансирования.

— Российская компания ТНК, добивающаяся альтернативного (реверсного) направления для этого нефтепровода, будет иметь возможность также участвовать в финансировании этого тендера?

— Это не запрещено.

— Что можно сказать о работе топливно-энергетического блока нашего правительства, к которому я бы отнес вице-премьера Виталия Гайдука, министра топлива и энергетики, а также вашего первого заместителя — главу НАК «Нефтегаз Украины» Юрия Бойко? Это сплоченная команда, которая бы сумела сработаться в любых условиях, в том числе и в угольном горизонте, или же это дискуссионный клуб, где у каждого, как в известной басне, своя стихия?

— На самом деле команда ТЭК включает значительно больший, чем вы назвали, круг людей. А о работе этой команды должны говорить, в первую очередь, результаты.