Почему мир не признает Голодомор геноцидом?

Написать эту статью меня побудил недавний очередной призыв к международному сообществу министра иностранных дел Бориса Тарасюка признать Голодомор 1932—1933 годов в Украине геноцидом нашего народа. Как и на все предыдущие его призывы по этому случаю, реакции в мире не было никакой. Думаю, что господин Тарасюк, как опытный дипломат, никогда и не рассчитывал на успех этого безнадежного дела, так же, как не рассчитывал он и на результат от своих призывов год назад о необходимости скорейшей интеграции Украины в НАТО...

О неподготовленности этих мероприятий министра ярко свидетельствует тот факт, что Голодомор до сих пор не признала геноцидом наша родная Верховная Рада. Поэтому нечего удивляться, что на призыв группы украинских парламентариев к кнеcсету Израиля о признании Голодомора геноцидом мы услышали, что там ничего не знают о таком геноциде. Произошло это в то время, когда в Киеве отмечали 65-ю годовщину трагедии в Бабьем Яру, и наши депутаты, по-видимому, рассчитывали на то, что растроганные гостеприимством украинского истеблишмента на этих мероприятиях евреи отблагодарят нас взаимностью.

Думаю, что те господа из Верховной Рады не только имеют довольно поверхностные знания о Голодоморе, но и невнимательно следили за тем, что происходило на мероприятиях в Бабьем Яру. В частности, не слушали выступление лидера еврейских общин России Вячеслава Кантора, который с гневом отвергал все попытки поставить на одну доску Голодомор и Холокост по той причине, что, по его мнению, голод 1932—1933 годов не был геноцидом и что от него пострадали многие народы бывшего СССР. Не правда ли, мы уже где-то такое слышали? Хотя и не исключено, что у представителя такой демократической страны, как Россия, у Кантора просто не было другого выбора. Однако резкое осуждение им тех украинцев, которые якобы уничтожали евреев в Бабьем Яру, скорее, свидетельствует о том, что это все же его личная позиция.

Чудес, как известно, на свете не бывает. Мир никогда не признает геноцид, не осознанный абсолютным большинством народа, который его пережил. И дело здесь не только в затягивании времени Верховной Радой, которая, кстати, избирается тем же народом. Но ведь речь Кантора в Киеве слышали, казалось бы, едва ли не все наши главные власть имущие (включительно с Президентом), которые якобы стоят во главе движения о признании Голодомора геноцидом, но никакой реакции на такие дерзкие заявления московского гостя мы так и не услышали. На этом фоне выступление Ивана Дзюбы на этой годовщине (которое «День» напечатал), согласитесь, уже напоминало борьбу Дон Кихота с мельницами, не более.

Однако, кроме этого, в заявлениях того же Тарасюка и других наших политиков о признании Голодомора геноцидом есть очень существенная методологическая погрешность. Ведь все эти господа требуют признания геноцида украинцев в Украине, тогда как эта трагедия имела отношение ко всем украинцам, которые проживали в то время в СССР. Более того, последствия геноцида для украинцев за пределами Украины были еще более роковыми.

И когда российские оппоненты геноцида украинцев сегодня заявляют, что голод тогда, мол, был не только в Украине, но и в некоторых регионах России (Центральное Черноземье, Северный Кавказ, Центральное Поволжье), и в Казахстане, на это украинская сторона уже не имеет контраргументов. Создается такое впечатление, что наши руководители или не владеют достаточной информацией о Голодоморе, или просто боятся переступить тот рубеж в отношениях со «старшим братом», за которым может наступить его нежелательная для них реакция.

Так или иначе, но ответить россиянам можно было по-разному. Вспомнить, например, известное выражение правой руки Ленина Льва Троцкого, которого очень трудно назвать украинофилом: «Нигде репрессии, чистки, подавление и все другие виды бюрократического хулиганства в целом не достигли таких страшных размеров, как на Украине, в борьбе с мощными скрытыми силами в украинских массах, которые желали большей свободы и независимости».

Но это все же субъективное мнение обиженного на Сталина человека, поэтому можно было бы привести и более объективные доказательства геноцида украинцев. Обратиться хотя бы к статистическим данным. Они, конечно, советские, но от этого еще более красноречивые. Так, по переписи населения 1926 года в СССР жило 81,195 млн. (!) украинцев. Это приблизительно столько же, сколько на то время там было и русских. В 1939 году население СССР в целом увеличилось. Стало намного больше и русских, а вот украинцев стало меньше почти втрое (!) — 28,1 миллионов...

Если даже взять потери от Голодомора по максимальным научным версиям (14 млн. жертв), то все равно возникает красноречивый вопрос: а куда же в таком случае делись еще 39,095 млн. украинцев? Ведь никаких мировых и гражданских войн на территории советской империи между 1926 и 1939 годами не было, и за границу выехать в то время из СССР уже не было практически никакой возможности.

Ответить на этот вопрос сразу невозможно. Как ни крути, а нужно начинать искать ответ издалека. Начнем с цитаты последнего российского интеллигента планетарного масштаба Андрея Сахарова: «Великая страна находилась под коммунистическим контролем. Большинство ее населения враждебно относилось к системе. Представители национальной культуры и даже значительная часть коммунистов приняли московское господство только условно. С точки зрения партии, это было плохо не только само по себе, но и таило большую опасность для режима в будущем». Это великий ученый сказал именно о тех 81,195 миллиона украинцев (вряд ли бы гуманист Сахаров считал Украиной только ту территорию, которую определили большевики) двадцатых годов прошлого столетия, у которых с национальным сознанием, к превеликому сожалению, для товарища Сталина и его окружения, было все хорошо.

Российские большевики были вынуждены в то время проводить украинизацию на всех этнических украинских землях. Они только с третьей попытки смогли завоевать Украину во время гражданской войны. И это им удалось только потому, что никто другой, как злой гений большевизма Ульянов-Ленин, своевременно понял ошибки своей шовинистической политики и подарил украинцам империи (а не только УССР) языково-культурную автономию, которая просуществовала до начала 30-х годов.

Следовательно, от более 80 миллионов совсем не советских людей, учитывая промышленный и сельскохозяйственный потенциал территорий, на которых они проживали, как не удивительно, зависело будущее советской империи, со всеми ее коллективизациями и индустриализациями. Чтобы лучше понять это геополитическое несоответствие, можно привести мнение по этому случаю харьковского правозащитника В. Овсиенко: «Украинцы как этнос с их глубокой религиозностью, индивидуализмом, частнособственничеством, привязанностью к своей земле не годились для строительства коммунизма — и на это указывали высокопоставленные советские чиновники. Украина должна быть стерта с лица Земли, а остатки украинского народа должны стать материалом для «новой исторической общности» — советского народа, основой которого было бы русское население, язык, культура. Войти в коммунизм украинцем как таковым нельзя было в принципе».

Но и это еще не все. В конце двадцатых годов в Красной Армии еще не было достаточного количества танков, самолетов и артиллерии для того, чтобы эта военная техника имела решающее значение при ведении боевых действий. В этих условиях большее значение имели человеческие ресурсы, их боевой опыт, а главным фактором успеха в боях была конница.

Все это имели украинцы, которые тогда занимали широкую полосу территории (в 300— 400 км на север от Черного моря) длиной более полутора тысяч километров — от Збруча до Терека. Еще были в силе украинцы, которые составляли элитные части царской армии в Первой мировой войне. Их тогда было не меньше, чем всех мобилизационных ресурсов Красной Армии. Во времена нэпа почти каждая украинская семья в селе имела коней. О кубанских и терских казаках не стоит и говорить. Тогда на Кубани доля этнических украинцев составляла 83%, а вместе с Ставропольем — 75%. На российской части Слобожанщины (Курская, Воронежская и Белгородская области) — 64%. И вряд ли тогда, после репрессий белоказаков, Дон, который входил в эту полосу украинской опасности для империи, поддержал бы красных.

Более того, разнокалиберные «батьки», которые терроризировали большевистские продотряды, не слагали оружия вплоть до 1929 года и были в случае общеукраинского восстания потенциальными опытными полевыми командирами. Для организации этого восстания не хватало только его организатора, личности масштаба Симона Петлюры. Эта личность тогда могла появиться или из рядов национально сознательных украинских коммунистов, или из рядов национальной интеллигенции, некоторые представители которой имели среди прочего и классическое военное образование.

Вот почему Сталин со своим окружением под корень истребили украинскую интеллигенцию и национально сознательные партийные кадры, под видом коллективизации раскулачили всех потенциальных лидеров возможного украинского восстания и искусственным голодом выморили половину нашего крестьянства. Другой его половине Голодомором были нанесены и до сих пор непоправимые морально-психологические травмы. О правильности этой версии косвенно свидетельствует тот факт, что Голодомора не было в местах компактного проживания украинцев на Дальнем Востоке. Они имели ту же неприемлемую для режима ментальность, но были надежно изолированы расстоянием и тогдашними коммуникативными возможностями от украинской полосы опасности на юго- западе империи.

Конечно, больше всего пострадало в этом большевистском геноциде казацкое население Кубани и Ставрополья. Оно было более организованно в военном плане и, конечно, оказывало отчаянное сопротивление красному террору. Казаки, к тому же, были еще и насильственно русифицированы Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 14 декабря 1932 года.

Об уровне национального сознания кубанцев свидетельствует тот факт, что, обессиленные голодом, они подняли восстание против той русификации, которое было подавлено войсками ГПУ. Тогда большевики расстреляли и выслали в концлагерь 200 тысяч украинцев. Полностью было депортировано население станицы Полтавской, которое на то время составляло 17000 человек. Станицу переименовали в «Красноармейскую» и заселили ее русскими.

Но голод — это одно, а Голодомор — совсем другое. Пик последнего, как известно, пришелся на первую половину 1933 года, после чего даже и гордые казаки превратились в жалкие существа без рода и племени. И когда во время переписи населения 1939 года им и другим украинцам, которые проживали за пределами УССР, власти предложили записаться русскими, то проблем уже не было.

Более того, многие кубанцы и российские слобожане после Голодомора по собственной инициативе, осознав, за что именно их уничтожали, изменили свои фамилии на русский лад. Вот и имеем сегодня вместо Гарбуза — Гарбузова, вместо Матвиенко — Матвиенкова, вместо Зозули — Зозулина, вместо Приймака — Примакова, вместо Чепурного — Чепурнова. Поинтересуйтесь у своих приятелей, которые носят изуродованные таким образом фамилии, были ли их деды-прадеды русскими, и в большинстве случаев получите отрицательный ответ. Спросите, почему же тогда они сами «русские», и услышите по большей части ответ: «А какая разница?». Вот вам и ответ на вопрос, куда после Голодомора девалась в СССР большая часть украинцев, почему сегодня на Кубани их проживает только несколько процентов, и что это за голод был на Северном Кавказе и в Центральном Черноземье, и как уничтожал национальное сознание этот невиданный в истории человечества геноцид.

Сталинский тоталитарный режим приложил много усилий для того, чтобы о Голодоморе молчали все — и даже те люди, которые его пережили, а также их дети и внуки. Чтобы об этом геноциде не знали за границей, а если уже и узнавали, то тоже бы молчали. Именно так поступал и гитлеровский режим, скрывая на международной арене геноцид евреев. Как не грустно, но международное сообщество делало вид, что ничего не происходило в обоих случаях. Но фашистская Германия была разгромлена тем же сообществом, а обанкротившаяся коммунистическая власть в СССР по установкам своих руководителей безболезненно, в первую очередь для них самих, трансформировалась во власть олигархическую. Вот почему был Нюрнберг для фашизма и не было Нюрнберга для коммунизма. Вот почему о Холокосте знает весь мир, а о Голодоморе не знает даже большинство из тех, чьи родственники были замучены самой страшной из смертей — голодной...

Мне пришлось поездить по селам Луганщины и одному, и в составе представителей Ассоциации исследователей Голодомора. Этот край заселен украинцами и русскими (по большей части донскими казаками). В русских селах старые люди наперебой рассказывали о голоде 1932—1933 годов, помнили поименно тех нескольких односельчан, которые не пережили его. Все они были похоронены на сельских кладбищах по-человечески, в отдельных могилах. Случаев людоедства в русских селах не помнит никто.

Совсем другая картина наблюдалась в селах украинских. Смельчака, который бы отважился рассказать о том голоде, нужно было еще поискать среди дедушек и бабушек. Большинство из них к нам относились с подозрением и недоверием. А те, кто шел нам навстречу, рассказывали о Голодоморе как о стихийном бедствии, часто плакали, но никто из них не стремился к суду над убийцами их родителей, дедушек и бабушек, братьев и сестер.

Здесь уже можно было услышать и о людоедстве. Но главным отличием от русских сел было то, что старые украинцы указывали место (обычно около кладбища), где, по их словам, были зарыты (слово «похоронены» здесь не подходит) несколько сотен их односельчан, умерших от голода. Только недавно над некоторыми из этих мест были установлены памятные кресты.

Расстояние между русскими и украинскими селами на Луганщине составляет иногда несколько километров, и это, на мой взгляд, яркое доказательство большевистского геноцида именно украинцев. Но для того, чтобы доказать это международному сообществу, наше государство, думаю, должно разрыть все те братские могилы при участии правоохранителей, историков, этнографов, судебно-медицинских экспертов, и обязательно — зарубежных журналистов. Только тогда миру станет известно, что только в украинских селах и станицах в СССР (и нигде больше) во время одного 1933 года умерла в среднем половина их населения (бывали случаи, когда села вымирали полностью). Фактически в каждом украинском селе, кроме Западной Украины, есть своя маленькая неизвестная Быковня.

Эти меры государство должно предпринимать ежедневно на протяжении не одного года. Те, кто говорит, что голод в СССР тогда был повсеместным, конечно, будут правы. Но тот голод, в отличие от Голодомора, народы СССР пережили без подобных ужасных утрат. Только у украинцев есть страшные братские могилы, которые в качестве доказательства нужно предъявить миру. А историки и этнографы на этих обвинительных мероприятиях понадобятся в случае, если такие могилы пожелает показать и Россия в своих якобы русских селах Черноземья и станицах Кубани и Ставрополья.

Когда это все произойдет, у международного сообщества не останется аргументов для того, чтобы отрицать большевистский геноцид украинцев. Конечно, после этого второй Нюрберг не состоится (потому что некого судить), не будет никаких компенсаций и от России — да они и не нужны. Но, наверное, все-таки произойдет самое главное — украинской нации наконец будет возвращена ее историческая память, только после этого она многое поймет и не позволит всяким бродягам относится к себе так, как те обращаются с ней сегодня. Как понимают это сейчас те редкие украинцы, которые уже узнали голую правду о Голодоморе.