Политический двигатель «на нейтрали»

— Я претендую на единственный статус — народного депутата Украины. Я действительно был одним из инициаторов создания парламентского большинства, но отстаивал не списочный путь его формирования из отдельных депутатов, как предлагали «Возрождение регионов» и СДПУ(о), а наоборот — фракционный принцип. Мы создали блок фракций из Трудовой партии, ПЗУ, костенковского Руха и «Батькивщины», что стало прообразом нынешнего большинства. Сегодня оно работает как раз по фракционному принципу. Но проблема в том, что парламентское большинство — это дело не только Верховной Рады, но всего общества. Оно должно быть залогом политической стабильности, обеспечения законодательной базы деятельности правительства, основанием для сотрудничества с Президентом. Вот как мне это виделось. Другое дело, что ни правительство, ни администрация Президента не рассматривали большинство в такой вот плоскости. Поэтому мы предложили создать не коалиционное правительство, а правительство доверия парламентского большинства, где подразумевалась единственная цель: Кабмин должен быть действенным, профессиональным и некоррумпированным. К сожалению, большинство было всецело отстранено от процесса формирования правительства.

— То есть можно считать, что парламентское большинство не несет ответственности за действия правительства?

— Ни в коем случае. Мы не влияли на правительственные назначения даже в консультативной либо согласовательной форме. Более того, несмотря на заявление Президента о том, что всякое должностное лицо, оставшееся после 1 февраля с депутатским мандатом, будет освобождено, сегодня несколько министров и вице-премьеров остаются совместителями — никто их не трогает. Разве это проявление ответственности парламента за правительство? Далее, как ни парадоксально, за все время существования большинства не состоялось ни одного совещания либо консультаций руководителей парламентских групп и фракций с Президентом и премьер-министром. Я лично убеждал Виктора Андреевича в том, что иначе через парламент будет очень трудно провести госбюджет или какой-либо важный закон. Но новый проект бюджета был представлен в Верховной Раде вообще без согласования с большинством. Результат мы получили, к сожалению, предполагаемый...

— Каков результат?

— Все это крайне ограничило возможности большинства и свело его усилия только к переизбранию руководства Верховной Рады. Причем и это было сделано не самым лучшим образом. Нельзя было нам уходить из сессионного зала Верховной Рады. Сегодня уже очевидно, что путей нахождения компромисса между двумя частями парламента осталось очень и очень мало. Само по себе большинство не может представлять весь парламент. Он будет действенным, только если обе его части начнут хотя бы в какой-то степени сотрудничать. Единственный выход из парламентского кризиса на сегодня состоит в понимании всеми — и большинством, и меньшинством, и премьером, и Президентом, какую огромную ответственность все мы возьмем на себя, если этот парламент не сможет работать. От этого зависит судьба нашего государства и, несомненно, судьба украинского парламентаризма.

— Президент считает, что парламент будет действенным только под угрозой референдума о недоверии, кое-кто из депутатов видит выход в самороспуске...

— Как гильотина — лучшее средство от перхоти, так и самороспуск — лучший способ спасения парламентаризма. Единственным залогом эффективности взаимодействия между исполнительной и законодательной властями, к сожалению, скорее всего, может быть неизбежное ухудшение социально-экономической ситуации в ближайшие месяцы. Вот этот страх перед лицом всепоглощающего кризиса вынудит все сферы власти сотрудничать. Однажды, в 1996 году, когда все говорили, что невозможно принять новую Конституцию в парламенте, я сказал: «Возможно!». Рецепт тогда был один — взаимопонимание. Очень простой рецепт. Сегодня коллеги снова мне говорят, что ничего не выйдет. Верно — для того, чтобы разрушить что-то, нужно израсходовать единицу силы, а для того, чтобы построить — сто единиц. У нас есть альтернатива — развал государства или же объединение усилий. Давайте выбирать. Я выбираю — объединение.

— Такие мысли слышатся постоянно с самого начала парламентского кризиса, и они действительно выглядят приемлемыми. Однако создается такое впечатление, что большинство первоначально и не пробовало договариваться с левыми. Почему так случилось?

— Большинство не является чем-то устоявшимся и однородным. В нем имеются различные идеологии, различные взгляды, различные векторы влияния и сферы интересов...

— Однако доминирует там сегодня, скажем так, единственный вектор, определяющий на данном этапе стратегию большинства в целом. Я имею в виду именно этот вектор...

— В этом случае можно говорить как о некотором отсутствии политического прагматизма, так и о большой доле эйфории. Большинство считало, что избранием нового руководства оно разрешит все вопросы. Никто всерьез не призадумывался над тем, что же делать с меньшинством. Я считаю, что проведение следующего заседания опять-таки в Украинском доме может окончательно подорвать доверие к Верховной Раде в целом. И виноваты в этом будут в равной степени и большинство, и меньшинство. Ведь понятно было Ткаченко, что мы набираем 226 голосов по любому, чтобы внести в повестку дня вопрос о его переизбрании. К чему было идти на конфронтацию? Зачем было левым подогревать провокативные действия Ткаченко? Это их вина и их ошибка. А мы ошиблись в том, что покинули сессионный зал. Можно было бы, в конце концов, на третьем этаже в кулуарах всех собрать, все проголосовать, не выходя за стены парламента. Дабы не давать никаких поводов говорить об антиконституционности или антизаконности наших действий. Все мы, включительно с Президентом, в определенной степени виновны в углублении этого конфликта.

— Насколько прочно по-вашему большинство изнутри? Если уже дойдет до конкретных голосований, до решения конкретных экономических вопросов, если включатся интересы различных группировок, не развалится ли это большинство, словно карточный домик?

— Большинство может развали ться, как карточный домик, только вместе со страной. Когда в 1996 году в Верховной Раде был представлен проект Конституции, за него были готовы проголосовать 86 депутатов. Тогда как после титанической работы в парламенте и напряженных консультаций с исполнительной властью мы получили в конечном счете 321 голос. Значит, и сейчас большинство может сцементировать осознание ответственности за судьбу государства. Если же пойдут деструктивные процессы типа войны референдумов, перевыборы, поиски крайних, тогда случится то, о чем вы говорите.

— Считается, что это большинство держится на двух основных вещах — с одной стороны, это боязнь референдума и досрочных выборов, так как известно, что правые просто не готовы в настоящее время к новым выборам, а с другой стороны, скажем так, это умение некоторых влиятельных людей убеждать других. Так ли это?

— Это очень упрощенный подход. Да, каждым депутатом в отдельности движет что-то свое — кем-то страх, кем-то любовь к своей родине, кем-то попытки реализовать себя как публичного политика или бизнесмена. Но в совокупности эти мотивы перерастают в другое качество. Все они понимают, что только политическая стабильность, только согласованные действия в каждом конкретном направлении позволяют им реализоваться в тех измерениях, которые каждый выбрал сам для себя. Поэтому, если говорят, что все депутаты напуганы, это не правда. Очень многие гарантированно попадают в следующий парламент, некоторым и без парламента очень хорошо, а некоторые уже говорят, что больше в жизни не пойдут в этот парламент, будь он неладен. Нельзя упрощать.

— Ну а вы лично чувствуете на себе усиление влияния в политике тех, кого обычно называют олигархами?

— Вне всяких сомнений. Для себя я классифицирую новейшую историю Украины тремя периодами. Первый этап — политического романтизма, когда думалось, что на одном взлете можно сделать все. Потом началась эра политического цинизма, когда сформировались основные финансово-промышленные группы, сегодня уже доминирующие в политической сфере жизни. А на нынешнем этапе наша главная задача состоит в том, чтобы он не стал окончательным для независимой Украины, а перерос в эпоху политического прагматизма. Когда олигархи поймут, что они не должны напрямую заниматься публичной политикой, когда будут существовать законодательные рамки, в которых олигарх будет работать почти в тех же условиях, что и рядовой бизнесмен, когда олигархи будут становиться серьезными бизнесменами и финансистами, которые заинтересованы в чистой политике. Сегодня мы переживаем жестокий этап между окончанием периода цинизма и переходом к прагматизму. С одной стороны, олигархи видят в парламентском большинстве только набор управляемых ими депутатов, с другой — политические прагматики расценивают его как сформированное на основе партийных фракций, когда можно четко идентифицировать политическую ответственность за его действия перед обществом. Я думаю, что будет побеждать и, без сомнения, победит период политического прагматизма, который надолго наступит в Украине. Однако сам переход будет чрезвычайно болезненным и тяжелым. 2000 год будет для Украины годом непомерно серьезных испытаний — и политических, и экономических, и социальных.

— Считается, что ваш выход из группы «Трудовая Украина» непосредственно связан с недоразумениями конкретно с теми, кого считают олигархами: Деркачем, Шаровым, Пинчуком. Как на самом деле все происходило?

— Опять же, происходившее у нас во фракции невозможно рассматривать в отрыве от реалий внешних. Трудовая партия Украины с ее фракцией за полгода своего существования стала серьезным субъектом политической жизни. С ней начали считаться как с потенциальным конкурентом. С одной стороны, оппоненты сделали все от них зависимое, чтобы образовалось напряжение внутри партии. С другой стороны, во фракцию пришли несколько депутатов — либо беспартийных, либо из других партий. И когда угроза досрочных выборов стала слишком явственной, эти депутаты сказали: «Нам тоже хотелось бы участвовать в избирательном процессе, но мы не видим себя в предвыборных партийных списках ТПУ. Хотелось бы идти на выборы общественно-политическим объединением, а с этой целью давайте преобразуем фракцию ТПУ в депутатскую группу. К сожалению, эту идею поддержали несколько членов нашей партии, в том числе и те, о ком вы говорили. Я не мог согласиться с таким подходом по двум основным причинам. Во-первых, любая партия мира всегда определяет в качестве высшей цели создание своей фракции в парламенте как основного локомотива своего развития. Добровольно отказываться от фракции, по моему мнению, не вполне правильно, это политический нонсенс. Как глава партии я не мог с этим согласиться. К тому же, я не мог не учитывать, что общественно-политическое объединение с названием «Трудовая Украина» уже существует и оно может предъявить свои претензии. Они тоже могут пойти на выборы как субъект избирательного процесса. Так зачам же эта путаница? Поэтому я и мои коллеги вышли из группы «Трудовая Украина», но мы сделаем все от нас зависящее, чтобы возобновить фракцию ТПУ в Верховной Раде третьего созыва. — А не остались ли у вас какие-либо личные оскорбления, а то рассказывают всяческие грязные истории о том, как состоялся этот раскол?

— Вы знаете, для меня было очень странным прочитать в прессе о том, что, дескать, был какой- то конфликт. Я уже неоднократно говорил об этом журналистам и повторяю, что с уважением и расположением отношусь и буду относиться и к Андрею Деркачу, и к Игорю Шарову, и ко всем остальным. Никаких личностных конфликтов, никаких напряженностей не было и не будет. Это нонсенс, когда люди делают одно дело. Пускай у них разные взгляды на дальнейшее развитие партии, так это же не значит, что должны быть какие-то межличностные конфликты. Их не было, нет и не будет.

— Ваш политический взлет пришелся на середину 1996 года, на момент принятия Конституции. И тогда вас рассматривали как потенциально неимоверно мощного политика, который должен в ближайшее время реализоваться в политической жизни страны. А вот когда появилась «Трудовая Украина» с такими одиозными фигурами, многие говорили, что Сирота продал свой политический потенциал...

— Об этом начали говорить не сегодня, а сразу же после принятия Конституции. Действительно, мой потенциал некоторые оценивали очень высоко. А теперь давайте посмотрим правде в глаза. В 1994 году приходит никому не известный проректор Черкасского инженерно-технологического института, который ничего не знает о политике, о сложных отношениях в высших властных структурах. И вот с этой политически целомудренной и непорочной душой он понимает, что государству нужна Конституция. Я сделал все от меня зависящее, чтобы эта Конституция была принята. И я благодарен судьбе за то, что у меня был такой случай. Не имея политического опыта, никого, кто мог бы помочь, посоветовать, проконсультировать, но имея очень серьезных конкурентов, я оказался перед проблемой будущего выбора. Что в таких случаях делают конкуренты? В таких случаях всеми методами пытаются нейтрализовать человека, особенно если у него ни опыта, ни финансовой и организационной поддержки. Тут же, как только прошла конституционная эйфория, меня начинали политически нейтрализовывать. Я не обижаюсь, упаси Бог. Наоборот, это дало мне возможность глубже и точнее понять, что такое есть большая политика, перегруппироваться, укрепиться и стать, возможно, куда более качественным политическим бойцом. И когда в 1998 году встал вопрос о новых выборах, я решил снова идти по мажоритарному округу, в котором уже раз избирался. Если люди опять поддержали тебя, значит, ты еще не все сделал в политике, ты еще нужен. Я победил и хочу оставаться политиком, который реализует себя в нашем государстве — для государства, для людей, для себя, для своей семьи. Политическое мужество, как по мне, это то, что у тебя хватает сил оставаться всегда самим собой.

— Я не понял, вы считаете альянс с олигархами личной ошибкой?

— Я же тогда четко понимал, что без организационной структуры, такой, как партия, без поддержки финансово-промышленных кругов политики не могут существовать. И потому я считаю, что поступил совершенно верно, создав вместе с единомышленниками партию и фракцию. Это абсолютно нормальный этап развития политика.

— И каким образом вы планируете строить свою политическую стратегию в дальнейшем, вы же сами утверждаете, что в нынешних условиях жизнедеятельность серьезных политических структур без финансовых вливаний невозможна?

— Это технологии. Когда в юности я осознал себя гражданином Украины, я понял, что это государство нужно делать другим — более зажиточным, более правовым, честным и чистым. Я это делал всегда, на протяжении всей своей жизни. Это стратегия. А тактика... Тактика часто изменяется, тогда как тактика должна быть подчинена этой стратегии. Это единственное, что я могу сказать наверняка.

— А все-таки, возможно ли появление какой-то «Трудовой Украины-2»?

— Нет. Я говорил с самого начала, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы восстановить фракцию Трудовой партии Украины. Я надеюсь, что нам это удастся.