Посткоммунистический коммунизм

Сегодня новые компартии играют серьезную роль в бывших тоталитарных странах. Наиболее ярким примером этого феномена является деятельность КПРФ. Именно зюгановская партия стала главным носителем ее левой политической фразеологии. Мы не случайно используем это слово, ибо понятие политической идеологии и, соответственно, политического спектра, в посттоталитарном мире сегодня весьма своеобразно и значительно отличается от используемой многими традиционной политической фразеологии.

Ничуть не отстают от российских коммунистов в плане политического успеха коммунистические партии Украины и Молдавии. В последней коммунисты прямо или косвенно руководят уже обеими ветвями власти. К этому можно добавить непоколебимую власть экс-коммунистических политиков в странах постсоветской Средней Азии, а также Грузии и Азербайджане. Перекрасившиеся в национальные, а, где надо и в религиозные тона, вчерашние лидеры комноменклатуры прочно держат в руках нити управления этими странами.

Так что самое время посмотреть на некоторые теоретические положения, явно или неявно выдвигаемые нашими посткоммунистическими коммунистами в качестве своей идеологической базы.

В политической сфере основным требованием неокоммунистов является конституционное усиление полномочий парламентов. Они выступают весьма последовательными врагами принятой в странах СНГ президентской системы государственного управления. Такой выраженный акцент на парламентскую демократию — первый из теоретических нонсенсов, ведь известно, что вся история Компартии России с начала нынешнего века — это история ее непримиримой борьбы именно с парламентской демократией. А теперь наследники, как они уверяют, «той» Компартии СССР, выступают последовательными защитниками именно института парламентаризма.

Проблема вторая — отношение к мировому социал-демократическому движению. Известно, что успехи европейских социал-демократов — это второй важнейший источник пропагандистского арсенала неокоммунистов стран СНГ. А между тем именно европейские социал-демократы парламентского «меньшевистского» толка были злейшими врагами КПСС на протяжении всей ее истории.

Проблема третья. В общем хоре протестующих против ненормально высоких налогов голос коммунистов слышен ничуть не ниже других. Так какие же это левые, ведь стремление к постоянной борьбе за повышение налогов является едва ли не основной характеристикой, отличающей левую, социалистическую идеологию от правой, либеральной?

Одной из основных линий политического водораздела между большевиками и практически всеми остальными политическими партиями России той поры было отношение к будущему империи. Не было по крайней мере на уровне теоретических дискуссий и публикаций, большего врага унитарного устройства послевоенной России, чем В. Ленин. Его позиция стала основой статьи Конституции СССР, гарантирующей союзным республикам право на свободный выход из состава Союза, которая и стала впоследствии правовой основой демонтажа государства. А сегодня коммунисты призывают к восстановлению в той или иной степени бывших союзных структур, ведут явную пророссийскую имперскую политику. Это в равной мере относится ко всем коммунистическим партиям стран СНГ — четвертый нонсенс в политическом курсе современных посткоммунистических коммунистов.

Атеизм — важнейшая часть пропагандистского словаря классических советских коммунистов. Они просто обязаны были мифологизировать марксизм-ленинизм — иначе бы он не выжил, слишком уж был уязвим с теоретической точки зрения, особенно вторая его часть — ленинизм. А для этого надо было убить всякую другую веру в народе. Сегодня Зюганов в церкви выглядит вполне естественно, а уж о борьбе с церковью нет и речи. Нонсенс пятый и последний.

Основной вывод один. Сегодняшние посткоммунистические коммунисты — это не коммунисты в классическом ленинском смысле этого слова. Эти партии — явление, характерное для нашего, несформировавшегося политического спектра. Новые коммунистические партии являют собой пример конформистских политических новообразований, с успехом эксплуатирующих свое название и весь комплекс ностальгических воспоминаний, порождаемых им. Они гибки, толерантны, вполне подкупаемы и готовы к любым как открытым, так и скрытым политическим альянсам и блокам. Их электорат, хоть устойчив, но вместе с тем столь же устойчиво понижаем, учитывая не только идеологическую рыхлость и непоследовательность по отношению к декларируемому ими теоретическому наследию, но еще и в силу весьма высокого возраста членов и потенциальных избирателей этих партий. Все это следует учитывать многим политическим силам, рассматривающим постсоветских коммунистов в качестве игроков и на политической арене посттоталитарных стран.