«Расслабляться слишком рано»

Анатолий НАУМЕНКО заступил на должность главы УМВД Луганской области в самом начале войны, на следующий день после первой попытки захвата здания этого учреждения. Город был оккупирован, а в течение месяца луганскую милицию вывели из города. Сложность ситуации состояла и в том, что далеко не все правоохранители заняли патриотическую позицию. Фактически, эту структуру на Луганщине пришлось создавать заново.

На упомянутой должности «железный дядя Толя», как его многие называют, пробыл полтора года. «День» пообщался с бывшим главным милиционером Луганщины о том, что довелось за это время пережить региону и местной милиции, какие качества проявила в людях война и что нужно сделать для того, чтобы вместе с реформой в милиции мы не «выплеснули ребенка» своего написанного кровью опыта.

«НЕЛЬЗЯ ПРЕНЕБРЕГАТЬ ПРОФЕССИОНАЛАМИ ПОД ПРЕДЛОГОМ «СВЕЖЕЙ КРОВИ»

— Анатолий Вячеславович, с чем связана ваша отставка с поста главы МВД Луганской области?

— Полтора года на такой должности и при таких обстоятельствах — это много даже для меня. Меня называют «железным Толиком», но и металл устает. Это ротация. Туда зайдут другие люди. Те, кто работали, уйдут на другие должности в МВД. Я думаю, что эта ротация будет существенной по всей Украине. На носу реформа милиции.

— Ваш уход в частности связан с этой реформой?

— Отчасти. Но у меня будет другая должность, о чем мы разговаривали с министром. Ну и думаю, что возможно у меня уже и глаз замылился, поэтому нужны новые люди, новая кровь, чтобы они посмотрели на положение вещей свежим взглядом. Тем более, в этих уже в кавычках «мирных» условиях. Если кто-то думает, что там деньги лопатой гребут, то пусть пойдут, возьмут лопату и попробуют грести. Там на востоке Украины не деньги, а бриллианты в виде, извините, собачьих экскрементов. Министр пригласил меня на коллегию МВД, где будут обговариваться реформы.

АНАТОЛИЙ НАУМЕНКО

— На ваш взгляд эта реформа больше косметическая, чем сущностная?

— Новое всегда воспринимается сложно. Процесс реформирования МВД и страны в целом назрел. Это нужно делать, но спешка очень опасна. Можно наломать дров. Я, будучи начальником ОБНОН, часто бывал в Европе и могу сказать, что наряду с массой положительных моментов, в их правоохранительной системе так же есть и недостатки. Следует помнить, что милиция Украины написала свою историю кровью еще до войны. Важно перенимая западный опыт не перечеркнуть опыт наш. Нельзя заново идти в первый класс, иначе мы так ничему и не научимся. Важно с водой не выплеснуть и ребенка. О новой же системе стоит поговорить тогда, когда она будет запущена. Тогда мы увидим все нюансы, которые сейчас лишь можно теоретически предполагать.

— А вообще можно ли поменять МВД без изменений в самом обществе и власти?

— Милиция — это отражение власти и не может быть иной. Изменения должны быть комплексные, а не фрагментарные, всеобъемлющие, а не локальные, избирательные. Для того чтобы эти реформы запустить, нужны года. А для того чтобы эти реформы устоялись необходимы десятилетия. И привлекать к этим реформам нужно и старых маститых специалистов. Необходимы профессионалы самого высокого класса и пренебрегать ими под предлогом «свежей крови» нельзя. Таких профессионалов я знаю много. И не нужно смотреть на то в какой политической силе этот человек был. Если он не совершал преступления и находится в Украине, то грех не воспользоваться его опытом. Иначе мы можем построить конструкцию, которая попросту не запустится. Таких людей не может быть миллионы. Хватит и несколько десятков с достойной оплатой. Сейчас некоторые допускают ошибку говоря, что вот они полиция, а остальные менты. Общество уже не будет терпеть лоботрясов и негодяев. В новую полицию будут отбирать самых лучших. При этом нужно постепенно избавиться от лишних функций, которыми сейчас наделены органы МВД.

«ЗАСЛУГА ДОБРОВОЛЬЦЕВ НЕОЦЕНИМА, НО БЫЛИ И ТЕ, КТО ПРИШЕЛ НА ВОЙНУ ГРАБИТЬ»

— Недавно в Киеве состоялся Марш Героев. Это было большое шествие добровольцев и политических сил, которые требовали освободить подозреваемых в преступлениях военных. Но при этом очевидно было, что город переполнен милицией и Нацгвардией. Количество последних было огромным. Нет ли сейчас опасности за разговорами о реформах в МВД, пойти по пути усиления внутренних войск, как это было во времена Януковича?

— Вот пример. Три дня назад мы с товарищем пили чай в одном из ресторанов Киева. Заведение не из дешовых. За одним из столов сидели бойцы известных мне батальонов. Небритые, развязные. Они подвыпили и начали ходить от стола к столу — «записывать» присутствующих в армию. Понятно, что посетители ресторана поспешили покинуть заведение, чтобы не попасть в конфликтную ситуацию с выпившими, агрессивными людьми. Подошли и ко мне, но быстро ретировались. Как поступать нужно с подобными людьми, которые бравируют камуфляжем и буквально дискредитируют военных? Это существенная проблема. Сразу подчеркну то, что добровольцы на этой войне сделали очень многое и их заслуга неоценима. Если бы не добровольцы, то не известно, где бы проходила сейчас линия разграничения. Но вместе с этим туда шли и люди далеко не с благородными целями. Нужно понимать, что это война, это оружие в руках, это определенное превосходство над гражданскими лицами благодаря этому оружию. Я пришел на должность начальника областного МВД 30 апреля 2014 года. Все эти истории с добровольцами происходили на моих глазах. Они сделали как много хорошего, так и очень много отрицательного. Своими преступлениями некоторые представители того же «Айдара» попросту сыграли на руку противнику. Поэтому совершенно логичным является работа по привлечению таких элементов к ответственности. Но основная масса добровольцев — это смелые, мотивированные и эффективные люди. Все потому что кто-то пришел воевать, как, например, «Афганская сотня», погибшая группа «Итальянца», а кто-то пришел на войну грабить. Именно последние и совершали на меня покушения.

— Вы считаете, что некоторые добровольцы используются политиками?

— Если ты не согласен с властью, то борись за свою правоту законными методами. Опять же это все индикаторы здоровья общества. Мне кажется, что люди до сих пор не научились выбирать. Мало кто интересуется биографиями кандидатов и при этом многие «клюют» на красивые лозунги и билборды. Мышление — это тоже работа. Нельзя лениться думать. Иначе вами обязательно воспользуются крикуны и провокаторы. К сожалению, на это ведутся и честные люди. Мы уже проходили этап революции. Пора думать, пора работать, пора строить. Один политик мне рассказывал, как нужно поступать с судьями, мол, всех без разбору «уничтожить». Нет, это абсурдно и противозаконно. И где грань этого революционного правосознания? А значит закон, как говорил Шарапов, который раз подмяли под себя, уже не закон, а кистень получается. И еще про добровольцев. Не забывайте, что не все кто бьет себя в грудь, действительно были участниками «великих битв». Те, кто реально воевал, не станет бравировать этим. Это уже особая психология человека, который знает и цену слову, и последствиям поступка. Часто политики используют именно тех, кто склонен что-то из себя изображать.

— Абсолютное большинство бойцов, с которыми мне довелось беседовать в мирном городе, не были одеты даже в камуфляж. За исключением, когда боец приехал прямо из фронта.

— Вот я сейчас с вами сижу, но вы же не видите на мне мундир и медали. Рядом с нами может сидеть обычный боец, который не раз был под «градами». Представьте, что будет, если к нему подойдет такой персонаж, о котором я только что рассказал и начнет его «записывать в армию». По «Айдару», кстати, у нас зарегистрировано более 100 преступлений и я лично предупреждал Сергея Мельничука, чтобы он прекратил подобную деятельность.

«БИТВА ЗА ЛЮДЕЙ НАЧИНАЕТСЯ НЕ С БРЯЦАНИЯ ОРУЖИЕМ, А С БОРЬБЫ ЗА ИХ МОЗГИ»

— Затрону тему, на которой многие спекулируют и упрекают вас. А именно то, что вас избрали «народным начальником» милиции «ЛНР» и вас Болотов назначил на эту должность. Вы можете расставить сейчас все точки над «i» в этом вопросе?

— Знаете, барон Мюнхгаузен по средам вел войну с Англией, но Англия об этом ничего не знала. Так же и с этим «назначением». Кто такой Болотов, чтобы меня назначать? Второй момент. Когда я 2 мая 2014 года собрал «Беркут», то они меня сразу спросили — чьей власти я являюсь представителем и кто меня назначал? Я ответил, что являюсь представителем киевской власти и меня назначал министр внутренних дел Украины. Половина сотрудников «Беркута» сразу встала и ушла. Потом я пошел к Болотову. В коридоре ОГА стоял озверевший «ополченец», который открыл поверх моей головы огонь из автомата и хотел, чтобы я лег на пол. Если честно, я ему в ответ показал дулю и сказал, что он придурок. Посмотрев ему в глаза под балаклавой, отвечаю ему, что с Болотовым о встрече договорился. Он опустил глаза и сказал: «иди». Это была моя первая победа над ними. Болотов понял, что вариант «в присядки» со мной не пройдет, и сказал, чтобы я писал раппорт на увольнение с поста начальника УМВД Луганской области. Состоявшиеся люди никому не нужны. Болотова я знал лично, а с отцом Карякина даже работали вместе. Я был опером, а он участковым. Леонид Карякин тогда был совсем маленьким, сейчас он глава так называемого парламента «ЛНР». Поэтому все эти спекуляции от лукавого. Я никогда не был предателем. Для меня это жизненно важно.

— С 6 на 7 апреля прошлого года боевикам удалось захватить Луганское областное СБУ. А вот 29 апреля МВД не было сдано, не смотря на то, что штурм здания МВД был намного серьезней. Это уже были не просто бабушки с кастрюлями, а вооруженные люди. Как вы считаете, реально ли было не сдать и СБУ в начале апреля?

— Детально говорить о захвате СБУ я не могу, потому что не присутствовал там. Здание МВД было захвачено 18 мая уже при мне. К тому моменту город был практически захвачен от СБУ и ОГА до прокуратуры. Когда из Луганска вышли ребята из Ивано-Франковска, то в городе остались лишь луганская милиция. В тот воскресный день я уехал в Сватово. 500 дедушек и бабушек, за спинами которых стояли автоматчики, зашли в здание МВД, выломав ворота. Больше оттуда нападающие уже не выходили. Я остался в Сватово. На всех блокпостах сепаратистов были развешаны мои портреты как почему-то руководителя «Правого сектора» и что стрелять в меня нужно без предупреждения. В итоге —  что часть милиции перешла на сторону бандитов, часть попросту уволились. Приблизительно треть правоохранителей Луганщины остались с нами. Некоторые, кто тогда уволился, приезжали потом ко мне, чтобы восстановиться на службе, когда уже все стихло. Я не принял ни одного такого «оборотня». Когда было страшно, они смылись и жили кто в Москве, кто Питере, кто в Клайпеде. Им было страшно. И мне было страшно. Всем было страшно, но мы же не сбежали от исполнения обязанностей. Мы ведь присягу давали.

— Можно было не выводить из Луганска милицию?

— Силы милиции не были выведены. Происходила ротация. В тот момент нужно было действовать кардинально, но для этого должна была быть сильная политическая воля. Хотя на тот момент милиция уже сама начала применять оружие, когда, например, расстреливали ивано-франковцев в здании военкомата в районе автовокзала. Мы тогда использовали любую возможность, чтобы доставить им боеприпасы и продовольствие. Повторюсь, необходимо было проявить политическую волю, прежде всего, парламенту. На то время была огромная деморализация правоохранительных органов. Это важно было учесть. Никто не разговаривал с людьми, не объяснял им, не мотивировал. Думаю, что стороной, которая разыгрывала такой сценарий, все было учтено и припасен еще не один план. У нас же никаких стратегий не было. Мне тогда стало ясно, что ситуация, которая развивается, навязана нам извне. Там это планировали давно и заботились о том, что будут внушать людям. У нас же не было ни соответствующих фильмов, ни телепередач, ни книг, ни газет, ни радио. А вот у противоположной стороны все это было, и луганчане попросту заглатывали эту наживку. Но если тогда мы это упустили, то обязательно все нужно делать сейчас. Горький опыт у нас уже есть. Мы недавно установили датчики и запустили процесс вещания на оккупированную территорию. Битва за людей начинается не с бряцания оружием, а с борьбы за их мозги.

«МОСКАЛЬ — ЭТО ГЛЫБА, И ВЫ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОЖЕТЕ, КАКИМ ОПАСНОСТЯМ ОН ПОДВЕРГАЛСЯ»

— Сейчас продолжается режим тишины, который уже начали называть «перемирием». Этот относительный покой в зоне АТО действительно имеет долгосрочные основания?

— Мое мнение таково, что многое будет зависеть от Сирии. Если Ассад в Сирии победит, то вся эта армия «моторол» и «моджахедов» может вернуться к нам. Расслабляться слишком рано. Нельзя убирать блокпосты. Нужно продолжать наращивать свою мощь. Не забываем, что совсем недавно в Попасной боевики из ПТУРСа выстрелили в работающий трактор, в результате чего погибли люди. Это хрупкое перемирие. «Казачки» на той территории отведены вглубь, но не настолько, чтобы завтра не иметь возможности вновь активизироваться.

— Когда я приехал на Лисичанский блокпост в декабре прошлого года, то увидел там много луганчан. Некоторые мне говорили, что очень ждут команду наступать, так как в Луганске у них остались дома и все имущество, а на свободной территории у них ничего нет. Выходит дилемма:  если не отвоюем оккупированную территорию, то таким образом оставляем своих же бойцов без их имущества. С другой стороны, у нас перемирие. А третье, делает ли что-нибудь государство для того, чтобы адаптировать выехавшую из Луганска милицию? Существуют ли какие-либо программы по предоставлению им жилья, например?

— Если бы речь шла о том, что мы воюем с боевиками, то у нас достаточно сил, чтобы разогнать их в течение недели. Но за этими боевиками стоит мощная армия, которая является одной из сильнейших в мире. И это нужно понимать. Другого плана, как Минские соглашения, на данный момент просто не существует, хоть, может быть, это и принуждение к «любви». Вооруженные силы у нас уже стали совершенно другими. Это я могу сказать по своему примеру. У меня одно из сильнейших спецподразделений в Украине — луганский спецназ, умеющий работать под пулями, которые летят в 20 см над головой. Но программ по жилью для милиции нет. Я выступаю как раз за то, чтобы для тех, кто не предал Родину и остался верен присяге, был продуман закон по обеспечению их жильем. Они лишились всего. Пусть это будет программа, рассчитанная на 5—10 лет, но такие сотрудники будут понимать, что рано или поздно у них будут свои квартиры. Иначе мы формируем в людях огромное разочарование от лишений и ощущения бесперспективности.

Причем это касается не только милиции, но и СБУ, и прокуратуры, и всех, кто защищает территориальную целостность страны. Для этого нужно принимать соответствующий закон. При этом мы делаем ошибку, давая статус участника боевых действий всем, кто служил в зоне АТО. Получается, что участник АТО автоматически становится участником боевых действий. Выходит, что и тот, кто просто пробыл в штабе, и тот, кто имел боевой контакт, получают равные льготы. Так будет до бесконечности, и, соответственно, бюджет этого просто не потянет. Я знаю, что в Харькове и Киеве процесс выделения земли остановился. Есть люди, которые попадали под обстрел, кто работал в «серой зоне», кто стоял на блокпостах в непосредственной близости к боевым действиям. Закон всего этого не учитывает. Чем больше у нас будет участников боевых действий, тем меньше шансов, что бойцы все эти льготы и землю получат. Нужно дифференцировать каждого по справедливости.

— Поддерживаете ли вы контакты с бывшими коллегами, которые пошли служить «ЛНР»?

— Я не поддерживаю. Сотрудники мои последнее время тоже не поддерживают. Слишком много обид и претензий. Раньше жили вместе, и все было хорошо. Теперь это невозможно, так как каждому есть что вспомнить и что невозможно простить. Должно пройти время, которое залечит раны и расставит точки над «і». Вы знаете, война многое проявила. К сожалению, любая война выносит много пены наверх. Я увидел истинное лицо войны. Понял, что такое жуткий страх. Увидел настоящие отношения генералов и подчиненных. Увидел самодурство военных, которые облечены полномочиями. Увидел людей, которые пускали слюни в опасности, и видел маленьких худых мужчин, которые внутренне оказались стальными глыбищами. В том числе увидел мужество генералов и офицеров. Со многими из них у меня сложились личные товарищеские отношения. Благодарен многим руководителям сектора «А» за разум и понимание. Их фамилии пока называть рано. Могу привести пример того, как меня спасли ребята из «Афганской сотни». Это случилось на Веселой горе под Счастьем. Внезапно они меня повалили и потащили в укрытие. Я возмущен: «Вы что, очумели? Я — генерал!» Через время они мне показали местность, где я стоял. Говорят: «Смотри, генерал». Вся земля была посечена «градами». Дело в том, что эти ребята лишь только издали едва слышат характерный шум, моментально реагируют, ибо точно знают, что вот сейчас прилетит.

— Вам за эти полтора года довелось работать с тремя главами администраций Луганской области — Ириной Веригиной, Геннадием Москалем и Георгием Тукой. Какие у вас остались о них впечатления?

— Если бы это было мирное время, то думаю, что я не стал бы комментировать этот вопрос. Все-таки это главы области. Но пройдя полуторагодичный «курс бойца», за который фактически возродил луганскую милицию с нуля, я имею на это право. Ирина Веригина — человек искренний, который хорошо знает гуманитарное направление. Она мужественна, порой ездила на передовую, но у нее очень мало управленческого опыта. И не было команды.

Геннадий Москаль — это глыба. Вы представить себе не можете, каким опасностям он подвергался. Все что сделано за последнее время на Луганщине, — сделано Москалем. Не было администрации, не работали институты власти, за исключением правоохранительных органов, не было даже банков. Москаль подобрал команду, создал ее — фактически он запустил механизм работы Луганщины. У него большой авторитет среди местного населения. Расскажу один эпизод. Приезжает на Луганщину Юрий Луценко. Москаль говорит: «Поедем, Юрий, туда-то. Я тебе кое-что покажу». Прошу Москаля: «Геннадий Геннадиевич, я уже догадываюсь куда вы поедете, не нужно, там опасно». Ответ мне: «Ты молчи». Тогда я беру 60 человек, и мы едем в самое пекло на определенном расстоянии от Москаля. Сначала походили по одному поселку, отвезли гуманитарную помощь, а потом Москаль говорит: «Едем дальше, за пост «Афганской сотни». Я опять останавливаю его, ибо там уже сепарская территория. Москаль игнорирует мои предостережения, и мы едем дальше. Подъезжаем к сепарскому посту. Москаль мне: «Ты что, боишься?» Я выдвигаю вперед спецназ. Сепаров на блокпосту было шесть человек, и все они, увидев нас, разбежались. Подъехали «айдаровцы» и «Афганская сотня» и просят, чтобы мы уезжали отсюда. Но что я могу сказать Москалю? Захожу уставший в магазин, а спецназ залег по бокам от него. Присел. И вдруг заходит в магазин бабушка, спрашивает, кто я такой. Отвечаю: «Начальник Луганской милиции». Она: «Ой, наши «элэнэровские». Говорю: «Бабуля, посмотри на шеврон — украинская милиция». Она перекрестилась и убежала. Уехали мы минут через 40. И сразу же то место бандиты накрыли минами. Да, с Геннадием Геннадиевичем работать непросто и в то же время легко, так как есть взаимопонимание. Уверен, что луганчане должны быть ему благодарны за то, что он сделал, за то, что вникал в каждую деталь и шел на огромный риск.

Относительно Георгия Туки могу сказать, что он человек новый. Пока за это короткое время его деятельности я не могу давать оценок. Но мы с ним мыслим по-разному. Это не значит, что он плохой. Просто у нас с ним разные подходы к решению задач, несмотря на общность целей. Георгий Борисович в государственном управлении пока человек не опытный. Но со временем, думаю, все станет на свои места, тем более, что управленческий механизм запущен предшественником.