«Смелый режиссерский ход»

«…Заложников террористы не расстреливали. Только в первый день убили молодую девушку, которая ворвалась в здание. Потом еще расстреляли мужчину, пришедшего за своим сыном. У одного парня сдали нервы, и он бросился бежать, но споткнулся и упал. Бараев тогда сказал: «Ну как его не застрелить после этого?» Когда по парню стреляли, случайно убили мужчину и ранили женщину».

ЧЕЧЕНЦЫ СКАЗАЛИ, ЧТО УКРАИНЦЫ К ИНОСТРАНЦАМ НЕ ОТНОСЯТСЯ

Жительница Краматорска Людмила Ткаченко в Москве до последнего времени бывала часто. В российской столице живут ее родственники. Именно они преподнесли Людмиле билет на посещение шоу-мюзикла «Норд-Ост». Место ей досталось в партере, в 14 ряду. Когда на сцену выбежали люди в камуфляжной форме, никто из зрителей не воспринял их как террористов. Пришедшие насладиться представлением люди подумали, что появление людей в масках — не что иное, как смелый режиссерский ход…

Людмила Ткаченко пришла на представление одна. Еще до начала шоу ее мучило какое-то нехорошее предчувствие — по ее словам, внутренний голос подсказывал ей не идти на «Норд- Ост» в дождливый осенний день. Однако Людмила подумала о том, что когда еще попадет на подобное шоу — ведь провинциальный Краматорск «звезды» не очень-то жалуют.

«Мне казалось, что я смотрю какой-то ужасный боевик», — говорит Людмила Ткаченко. — Все воспринималось как кошмарный сон. Только когда по периметру зала расположились террористки, обмотанные взрывчаткой, а действие на сцене так и не возобновилось, я наконец поняла, что случилось».

Тем из зрителей, кому билеты достались на бельэтаже, повезло больше, если, конечно, кому-то вообще может повезти в такой ситуации… Оказавшимся там заложникам разрешали мыть руки и даже выходить покурить. Людмиле и всем, кто находился в партере, повезло меньше: даже в туалет нужно было ходить под дулом пистолета, просидев предварительно в очереди из нескольких десятков человек.

«…Мы даже пить лишний раз не хотели. Как подумаешь, что нужно в оркестровую яму идти… Некоторые в туалет не ходили, а использовали полиэтиленовые пакеты и бумажные кулечки. А что делать? Придешь из ямы, а музыканты мюзикла спрашивают, целы ли их инструменты, и сокрушаются, что все разбито. Потом десять человек из них погибли. Рядом со мной сидел еще и осветитель. Чеченцы пообещали его убить, если погаснет свет. В итоге этого мужчину спецназовцы перепутали с террористом и выбили ему при штурме все зубы».

По словам Людмилы Ткаченко, она не знала, сидели ли украинцы отдельно. Когда террористы сказали, что иностранцев выведут из зала, Людмила ожидала фразы: «Украинцы, на выход!». Однако чеченцы сказали, что граждане стран СНГ к иностранцам не относятся…

Сидевшие среди жителей чеченки со временем немного расслабились и стали снимать свои повязки. Оказалось, что это в большинстве своем девушки 16 — 17 лет. Командовала ими женщина лет 45. Как потом выяснилось, это была жена убитого чеченского полевого командира Бараева.

«…Жалко было женщин. Чеченки говорили со слезами на глазах: «Думаете, нам хочется умирать? У нас ведь тоже есть дети. Они не ходят в школу и видят только войну». У одной из них ребенку было всего 11 месяцев. Все чеченские женщины, сидевшие с нами, — вдовы или потерявшие на войне своих близких. К мужчинам-террористам симпатий не было, сейчас я их вообще ненавижу».

ПУСТЬ ВЗРЫВАЮТ, ЛИШЬ БЫ НЕ БОЛЬНО

О чем думает человек в минуту опасности? Людмила думала о дочке, оставшейся в Краматорске. Думала о том, что если спастись ей не удастся, дочка окажется брошенной на произвол судьбы. Мама Людмилы перенесла два инсульта, поэтому на нее было мало надежды, а отец дочки давно не живет с семьей. И Людмила начала молиться. Находила слова, которые раньше и знать не знала. Она шептала молитвы и просила сохранить ее в этой беде, чтобы дочку свою на ноги поставить.

«…Мы могли даже посмеяться. Скажет кто-нибудь что-то хорошее — сразу плечи распрямляются и представляешь, как нас выводят из театра. Но потом возвращаешься к реальности и думаешь: не могут нас просто так вывести! Вспомню дочь или маму — слезы текут…»

По словам Людмилы, она не очень верила, что террористы могут взорвать здание. Заложники больше боялись не взрыва, а расстрела. Как только кто-нибудь из них начинал говорить громче, сразу же раздавалась автоматная очередь поверх кресел. В этих ситуациях заложники прятались под стулья. А чеченцы вытаскивали их обратно с криками: «Всем сидеть!»

«…На третий день было уже не страшно. Наступило какое-то всеобщее отупение. Думала: пускай взрывают, лишь бы больно не было… Вообще, перед штурмом расслабились все: и заложники, и террористы. Нам сообщили, что в 11.00 должен приехать Казанцев, и российская сторона собирается идти на уступки. Почти все спали, когда в зал вбежал чеченец и закричал: «Гады, газ дали!»

Даже находясь в состоянии полного упадка сил, заложники успели почувствовать появление газа в помещении. По словам Людмилы Ткаченко, газ был даже виден. Все инстинктивно стали укутывать лица. Людмила натянула на лицо ворот свитера и словно провалилась в небытие. По ее словам, состояние напоминало погружение в наркоз. Секунду назад все можно было слышать и осознавать, а потом вдруг сознание словно выключили…

«…Когда пошел газ, я видела только одну чеченку, пытавшуюся надеть респиратор. Ей даже кто-то из наших помогал… Но она все равно упала и не поднялась. Сама я водолазочку на нос натянула и думаю: ну точно, это уже все… Умные люди, почувствовав газ, мочились на тряпочку и дышали через нее, как учили на уроках ГО. Одна девочка намочила платок, легла на пол, укрывшись кожаным плащом, и вышла потом из театра самостоятельно».

Я ДУМАЛА, ЧТО БОЛЬШЕ НЕ СМОГУ ХОДИТЬ…

Людмиле повезло, что ее место было в 14 ряду. Она находилась недалеко от центрального прохода, поэтому вынесли краматорчанку из зала в числе первых. В больницу № 13 ее доставили в 8 утра. Вместе с Людмилой в больнице оказалось еще 300 заложников.

«…Очнулась я в больничной палате около 11 часов утра. Диагноз — постгипоксический синдром. Сильно обожгла горло. Очень болел позвоночник. Поинтересовалась у врачей, буду ходить или нет? Тащили меня из здания театра по земле — вся одежда в большущих дырках! Разбитая бровь — последствие транспортировки в автобусе…»

Врачи с потерпевшими особо не разговаривали. Больным только объяснили, что вводят состав, нейтрализующий отравляющее действие газа. Время от времени брали кровь на анализ. О результатах анализов пациентам не сообщали. Людмила Ткаченко говорит, что чувствовала себя относительно неплохо и уже готовилась к выписке, однако очередной анализ задержал ее на несколько дней.

По словам Людмилы Ткаченко, в больничной палате ей все завидовали, что она из Украины. Приезжали представители украинского посольства, постоянно проявляли заботу.

«…Окружающие меня женщины не скрывали своей зависти. А я гордилась. Может быть, впервые за всю жизнь гордилась, что я гражданка Украины. Там, в Москве, я почувствовала заботу о себе и украинских властей, и донетчан, и краматорцев. Наверное, только когда тебе по-настоящему тяжело и тебе помогают, рождается патриотизм».

Губернатор Донецкой области Виктор Янукович, встретившись с пострадавшей от теракта, постарался не травмировать женщину страшными воспоминаниями. Напротив, губернатор со своей стороны постарался сделать все, чтобы Людмила поскорее вычеркнула из памяти кошмар «Норд-Оста», подарив ей путевку для отдыха в одном из престижных санаториев Крыма...

Прогнозы по поводу дальнейших перспектив состояния здоровья Людмилы Ткаченко никто из медиков делать не рискует, несмотря на ее нынешний вполне цветущий вид. Людмила держится молодцом: аккуратная прическа, хороший и естественный макияж, спокойный взгляд. Только легкая дрожь в голосе и наполняющиеся влагой глаза указывают на то, что эта женщина перенесла в недалеком прошлом нечеловеческое напряжение.

«…Мне кажется, что Бог не зря послал мне это испытание. Я сидела в зале и думала, что нужно будет пересмотреть всю свою жизнь, если останусь жива. И к дочке нужно относиться по-другому, и в церковь нужно ходить почаще. Я поняла, как сильно меня любят мои родные и как дороги они мне. Смотрю на мир сейчас абсолютно другими глазами, как будто вернулась с того света. Я рада, что жива, рядом дочка и мама. И это главное.»