Сожгли себя за Украину...

Эти люди не  были «буржуазными националистами», не передавали на запад сообщениями о нарушении в «стране советов» прав человека и  своеволии КГБ, не  распространяли самиздатовскую литературу украинских диссидентов.

Но их имена  на протяжении многих лет  запрещено было вспоминать. Даже родным и близким.  Сегодня пришло время рассказать и о них - людях, которые своими поступками, пусть не для всех и  понятными, боролись за Украину.

«Я, ВАСИЛИЙ МАКУХ, ПРОТЕСТУЮ ПРОТИВ ПОРАБОЩЕНИЯ УКРАИНЦЕВ...»

Сознание юноши формировалось под воздействием родителей, которые были членами Организации Украинских Националистов. Поэтому не удивительно, что в 1944 году 17-летним попал в поле зрения работников НКВД, которые и арестовали его.

Нетрудно спрогнозировать, как бы сложилась последующая судьба «буржуазного националиста», но он сумел вырваться из рук палачей, вступив вскоре в один из отрядов УПА. По воспоминаниям побратимов, невзирая на юный возраст и отсутствие боевого опыта, воевал хорошо. Во время очередного вооруженного столкновения с врагом получил тяжелое ранение и опять очутился  в чекистской неволе. Случилось это в феврале 1946 года.

В июле того же года военный трибунал осудил патриота до 10 лет лишение свободы и 5 лет ограничения в правах.  Срок заключения отбывал в сибирских лагерях. Летом 1955-го его перевели на спецпоселение. Там, за тысячи километров от родной земли,  встретил свою первую и последнюю любовь —  удивительно красивую девушку Лидию. У нее тоже была сложная судьба: во время Второй мировой войны  побывала в немецкой неволе, за что впоследствии  советская власть упекла ее в лагерь. Сначала освободилась Лидия, направившись в родной Днепропетровск, а потом, тоже после освобождения, туда приехал и Василий. В этом городе молодые и поженились.

В конце октября 1968 года Василий Макух навестил  больную сестру на Львовщине. Встретился и с родителями, поделившись своими взглядами относительно положения, в котором оказались украинцы Галичины с приходом туда советской власти. Но поддержала сына в его взглядах. В начале  ноября он неожиданно уехал во  Львов.

Киев.  5 ноября 1968 года. Город, украшенный портретами коммунистических вождей, готовится к «незапамятному событию» — параду в честь очередной годовщины октябрьского мятежа 1917 года. Крещатик переполнен людьми. Вдруг прохожие видят, как из подъезда дома 27, что недалеко от Бессарабского рынка, выбегает охваченный огнем человек и, выкрикивая «Прочь оккупантов!», «Да здравствует свободная Украина!», бежит по тротуару. Милиционеры пытались погасить огонь, но это им не удалось. В конце концов человек падает на тротуар.  Примчала карета скорой помощи. В больнице медики получили приказ от КГБ — любой ценой спасти жизнь самосожженца: нужно же допросить и выяснить, кто за ним стоит. Но все попытки медиков вернуть его  к жизни, оказались напрасными, и 10 ноября он умер.

Еще вечером 5 ноября «вражеские голоса» сообщили об инциденте в центре столицы Украинской ССР. В частности, в выпуске «Новостей»  «Голоса Америки» было сказано:

«Гражданин Украины Василий Макух, протестуя против коммунистического тоталитаризма, порабощения украинцев и агрессии СССР против Чехословакии, осуществил в Киеве акт самосожжения. Перед мужественным поступком украинца-патриота склоняет голову все прогрессивное мировое сообщество...»

Буквально на второй день после самосожжения к его сестре Прасковье Осмиловской пришли сотрудники КГБ, требуя от женщины сознаться, что ее брат был членом националистического подполья. Но что она могла сказать о подполье, которого в природе не существовало? Со временем ее муж вспоминал, что во время допросов его жене «отбили внутренности, она несколько лет плевала кровью и стаяла, словно свеча, еще совсем молодой...»

Не забыли чекисты и о жене  Василия, которая оставалась в  Днепропетровске. Ей  сказали, что муж  очень заболел, лежит в одной из киевских больниц и нужно немедленно его навестить. Когда же она приехала, то в квартире Макухов провели обыск. Но ничего не нашли.

В последний путь Василия Макуха провожали в Днепропетровске. Сошлось много знакомых и соседей, товарищей. Было и немало работников КГБ, которые фотографировали присутствующих. Вскоре Лидию Макух начали вызывать на допросы, допытываясь, знала ли она, что ее муж — «бандеровец». Больше всего их интересовало, не помогают ли ей украинские буржуазные националисты. Не узнав ничего для себя ценного,  женщину все же уволили с работы, оставив вместе с детьми  без средств к существованию. Лишь через определенное время она сумела устроиться работать поваром в ресторане.

«ХАЙ ЖИВЕ САМОСТІЙНА УКРАЇНСЬКА ДЕРЖАВА...»

21 января 1978 года. Чернечья гора. По лестнице, которая ведет  к могиле Тараса Шевченко, поднимается немолодой человек. С чемоданом в руках.  Преодолев несколько сотен ступенек, он, опершись о железные перила, мечтательно смотрит на заснеженный Днепр, кручи. Потом медленно идет к памятнику Кобзарю. Остановившись, на минуту задумывается, а затем порывисто достает  из кармана листовки, разбрасывая их вокруг монумента, по склонам, которые ведут к Днепру.  Через несколько минут поливает себя зажигательной смесью, чиркает  спичкой и через мгновение превращается в пылающий факел: так заканчивался земной путь Олексы Гирника...

На следующий день работники музея Тараса Шевченко, придя на работу, увидели листовки. Взяв их в рукам, оторопели. Неизвестный автор писал:

«Протест против российской оккупации на Украине! Протест против русификации украинского народа! Да здравствует самостоятельное соборное Украинское государство...»

Опомнившись, замечают обугленное тело неизвестного человека, о чем сразу же звонят  по телефону в Каневское отделение МВД. Когда милиционеры поднялись на Чернечью гору и ознакомились с содержанием листовок, поняли, что здесь им делать ничего: то, что случилось, входило в компетенцию КГБ.

Кто же он, Олекса Гирник? Что подтолкнуло его к такому отчаянному поступку? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно перенестись в его детство, ту атмосферу, в которой рос и воспитывался этот мужчина.

Он родился  в 1912 году на Ивано-Франковщине, в селе Богородчанах. Кроме него, в семье росло еще пятеро детей, но только Олексу отправили учиться в украинскую гимназию. Именно там и формировалось его мировоззрение, которое побуждало юношу к активным действиям по защите украинцев, которые на то время находились под властью Польши. Реакция власти не промедлила: в марте 1937-го Гирника  как «руководителя ячейки  украинских националистов» осуждают  к 2 годам лишения свободы. В ноябре 1939-го выходит на свободу. И опять оказывается в неволе: до 8 лет лагерей его осудил уже советский суд. Ведь после «освободительного похода» Красной армии в 1939 году Галичина входит в состав Украинской ССР. И здесь свирепствует НКВД, выискивая «петлюровцев» и «украинских буржуазных националистов». А Олекса как раз и кандидатура: он является активным членом местного «Пласта», не скрывает своих украинских взглядов. Наказание отбывал в Норильском и Магаданском лагерях,  откуда вернулся в 1948 году.

Отчаянный шаг, на который пошел именно в тот день, когда была провозглашена Украинская Народная Республика, планировал несколько лет. А 18 января  отправился в дорогу, уведомив родных и близких о желании навестить во Львове родственников. Прибыв в Киев,  посетил Киево-Печерскую лавру, помолился и поехал в Канев.

Милиционер Александр Гнучий, который одним из первых оказался на месте самосожжения Олексы Гирника, вспоминал:

— Косогор видовой площадки был весь фиолетовый — листовки были написаны под копирку. Недалеко от обугленного тела стояла дерматиновая сумка с яблоком и билетом в Киево-Печерскую лавру, две полторалитровые бутылки и зеленая зажигалка. Через два часа приехали люди из Каневского горотдела  Комитета Государственной Безопасности. Они  собирали листовки по всему склону. Собрали 987 листовок.

Когда тело перевезли в больницу, ее круглосуточно охраняли — пока не приехала жена Олексы Гирника. Она привезла с собой гроб, чтобы забрать мужа. Работники КГБ разрешили это сделать, но приказали  дома его  не открывать. А среди жителей Канева  распустили слухи, что рядом с Шевченко, разложив костер, сгорел какой-то бомж. Но люди все же узнали, что в действительности случилось на склонах Днепра. Впоследствии, проведя следствие, КГБ обязало родных Олексы Гирника не разглашать подробности его гибели.

— Мой отец более всего любил Украину, — рассказывал мне во время открытия на Чернечьей горе памятного знака Олексе Гирнику его сын Евгений. — Он читал запрещенную литературу и хорошо ориентировался в событиях времен Украинской Народной Республики, знал и о репрессиях против украинцев. И все это брал очень близко к сердцу.